Дело было небольшим, но опасным и ответственным, поскольку работы должны были проводиться на обстреливаемой местности. Необходимо было из приготовленных брёвен сделать опалубку в разбитых пробоинах моста и сверху забросать землёй и глиной. Процесс этой опасной работы прикрывался всеми доступными средствами вооружения, вплоть до артиллерии с нашего берега.
Восстановление моста предполагалось осуществить во время нанесения упреждающего артиллерийского удара, быстро и качественно, чтобы по нему могла пройти тяжёлая техника.
Таким образом, намечался прорыв частей армии на отдельно взятом участке фронта.
Чтобы бойцы штрафной роты работали относительно спокойно, их заверили, что с нашего берега будет пресекаться любой огонь противника.
Все сто двадцать штрафников молча выслушали приказ командования армии и ещё ниже опустили головы.
– Вопросы? – сухо произнёс старший лейтенант Кузьмин.
– Боец Рыжий. Товарищ старший лей-лей-лей-тенант, но мы же не строители. Мы же не знаем, к-к-к-как этот к-к-к-клятый мост ремонтируется.
– В пробоины нужно положить бревна и доски крест-накрест и засыпать землёй, – объяснил Егор.
– Но ведь…
– Прекратить разговорчики! – грубо вмешался майор Борзов из штаба армии. – Вам что, не достаточно разжевали суть приказа или вам ещё и в рот положить? – и он начал люто буравить взглядом штрафников. – В этом бою всем достанется, не в бирюльки играем. Каждый день, каждый час выполняем то, что до этого никогда не делали. А то, видишь ли, они не строители, значит, станете ими. Всё. Выполнять приказание. Напра-во! На мост шагом марш!
Штрафники чётко повернулись и медленно побрели к мосту.
– А вы, старший лейтенант, поменьше с ними церемоньтесь и не задавайте им вопросы. Это на будущее.
– Но ведь каждый солдат должен знать свой манёвр.
– Здесь не академия. И не надо меня поучать суворовскими истинами. На реальной войне истина одна – чётко выполнять приказ командира.
Егор ухмыльнулся. Он не стал перечить майору, а про себя подумал: «Как же, попробуй не выполни хотя бы на долю указание своего начальника, тут же вылетишь из штаба на передовую». Затем спросил у штабиста:
– Товарищ майор, тем не менее разрешите вопрос.
– Валяй, мне можно.
– А зачем взвод энкавэдэшников, да ещё с пулемётами?
– Ах ты, маленький мой. Не знаешь?! – иронически произнёс майор. – Хотя ты ещё только принял командование штрафниками и, стало быть, не обстрелян. Так вот, слушай, – и майор зло посмотрел на Егора. – Это чтобы они не драпанули назад, когда по ним прямой наводкой будут лупить фрицы. Да не волнуйся, они к заградотряду уже привыкли как к своей мамке, – и майор сдержанно расхохотался, глядя в сторону оглядывающихся штрафников.
Кто-то из них зло выкрикнул: «Шестёрка!» К кому это относилось, было не понятно.
Егор сжал челюсти и проговорил:
– Разрешите идти?
– Подожди, какой ты ретивый, – и майор, взяв его за локоть, отвёл в сторону. – Как говорил Василий Иванович Чапаев? Где должен быть командир? Так вот, Егор Иванович, он говорил, что командир не всегда должен быть впереди на лихом коне. А в твоём случае и подавно…
Егор резко остановился.
– Я не понимаю вас, товарищ майор, – глядя в глаза, сквозь зубы произнёс Егор. – Вы предлагаете оставить роту?
– А где ты видишь роту?
И майор тоже сквозь зубы произнёс:
– Через полчаса от неё ничего не останется. А ты, как очень опытный командир, нам нужен живым.
Егор усмехнулся.
– Это что, тоже в приказе?
– Дурак! – и майор сплюнул. – Какой же ты дурак, а, впрочем, поступай, как знаешь.
Затем правой рукой он схватил Егора за грудки и, шипя в лицо, произнёс:
– Но помни – назад от моста дороги нет, – и, усмехнувшись, добавил: – Разве что после победы.
– Ну что ж, после победы и поговорим.
Майор отпустил Егора и искренне проговорил:
– Жаль, я хотел тебе лучшего, – и, немного постояв, направился к артиллеристам, а Егор побежал догонять свою роту.
Глава 4
Ровно в двенадцать часов пополудни с нашего берега внезапно ударила артиллерия, до того скрытая за молодым кустарником. Чётко обрабатывая позиции немцев, артиллеристы на глубину и ширину в полкилометра от моста перепахивали вражеские укрепления и живую силу противника, вздыбливая в воздух снопы чёрной земли. Фашисты не ожидали столь мощного огневого удара на этом участке фронта. И первые минуты артподготовки находились в растерянности, забившись в окопы.
Сразу же после первого залпа рота старшего лейтенанта Кузьмина выдвинулась на мост. Ухватив бревна и топоры, штрафники, пригибаясь, побежали к воронкам на мосту. Первая же пробоина разочаровала всех и повергла в отчаяние и шок. Отверстие от авиабомбы было шириной почти три метра, остальные пробоины были чуть меньше. Сложив бревна у первой воронки, штрафники оторопели. Кто-то, не выдержав, зло выкрикнул:
– Они что, охренели?! Разве такую дырищу можно забросать, ведь всё попа́дает в воду.
Егор тоже был в отчаянии. В военном училище он познавал азы фортификационной науки, но не настолько же, чтобы восстанавливать мосты после бомбёжки.
Быстро соображая, он начал собирать всех в круг. Перекрикивая раскаты артиллерийской пальбы, старший лейтенант стал уточнять, кто имел дело со строительством. На его счастье таких нашлось около пяти человек, которые и начали грамотно руководить производством работ, остальные дружно подтаскивали бревна и доски для опалубки.
Минут через десять одна воронка почти уже была заделана. Внутри неё ежом были положены бревна, а на них опалубка из досок. На разбросанные доски сыпали приготовленную землю и глину, возя её на одноколёсных тачках.
И всё шло хорошо и отлажено, пока наши орудия не замолкли, израсходовав боезапас, а немцы постепенно начали приходить в себя.
Ещё во время артподготовки Егор постоянно косился на наш берег, предполагая, что вот-вот начнётся форсирование реки штурмовыми бригадами, потому что момент был самый подходящий и благоприятный. Он даже несколько раз прокричал, беспомощно махая руками:
– Ну что они тянут?!
Услышав это, пожилой боец с седой головой крикнул Егору:
– Молодец командир, соображаешь.
– Да пошёл ты, старый хрен, поучает ещё, – в злобе проговорил старший лейтенант. – Наберут стариков в армию, и мучайся с ними.
И Егор подхватил конец бревна у запыхавшегося пожилого бойца.
Фашистское командование поняло, что противник начал большой огневой штурм с целью прорыва и выхода из окружения. Началась стремительная перегруппировка немецких войск с целью недопущения выхода из котла советских частей.
Со всех близлежащих участков фронта к месту предполагаемого главного прорыва быстро стали стягиваться моторизованные силы.
Частям, охранявшим мост, по связи был отдан жесточайший приказ о недопущении восстановления моста русскими до прихода основных артиллерийских и танковых сил.
Повыскакивав из окопов и приведя в боевое состояние уцелевшее оружие, немцы открыли шквальный огонь по противоположному берегу и по мосту. Начался ад, во всяком случае для штрафников, потому что они находились под перекрёстным огнём.
С нашего берега по немцам стреляло всё. Сделав своё дело, артиллеристы откатили свои орудия назад, уступив место пехотинцам, которые, не жалея патронов, стреляли по фашистам из винтовок и пулемётов «Максим». В этой свистопляске штрафники залегли без всякой команды, повинуясь инстинкту самосохранения.
Пролежав так с минуту, старший лейтенант понял, что боевую задачу с них никто не снимал, а стало быть, нужно продолжать работу, тем более что от этого зависел исход операции по прорыву. Егор привстал, а затем что было мочи закричал:
– Бойцы! Работать! Продолжаем работать, ребята!
Но никто из бойцов не поднялся. Тогда Егор приподнял тяжёлое бревно и, ухватив за конец, шатаясь, потащил к двум ещё не заделанным пробоинам. Стали подниматься и другие. Работа вновь возобновилась, только теперь уже под пронзительным свистом пуль.
– Ничего, ничего, братцы, быстрее сделаем – раньше уйдём отсюда, – подбадривал Егор взмокших от пота бойцов. – Ещё две пробоины, и наши танки пойдут бить этих сволочей.
Штрафники молча и беспрекословно выполняли тяжёлую работу, и каждый осознавал свою значимость в этом бою.
Поначалу немецкие пули были малодосягаемы для тех, кто находился на мосту, но когда противник постепенно начал передвигаться к основанию моста, среди штрафников резко возросли потери. Было убито пятеро и ранено девять человек. Видя это, Егор метнулся к основанию моста, где окопались пехотинцы и энкавэдэшники с пулемётами, ведя огонь по противнику. Подбежав к ним, Егор закричал:
– Ребята! Товарищи! Дайте нам оружие, мы закрепимся на том берегу у основания моста и не допустим немцев к нему.
Но никто из заградотряда не внял его увещеваниям, все продолжали вести огонь по немцам издалека.
– Ну тогда хоть прикройте нас с середины моста, иначе нас перебьют, как цыплят, а работы осталось чуть-чуть.
И Егор, не выдержав, с перекошенным лицом побежал к пулемётчикам.
Дорогу ему преградил один из энкавэдэшников и дал две короткие очереди: одну вверх, вторую возле ног Егора.
– Сволочи!!! – выругался старший лейтенант и, повернувшись, побежал к своим бойцам.
Огонь по штрафникам вёлся настолько плотный, что люди вынуждены были спасаться в двух наполовину заделанных воронках. Некоторые же штрафники залегли на мосту и, закрыв голову руками, мысленно готовились предстать перед Богом или чёртом.
Егор тоже заскочил в воронку. Чуть высунув голову, он увидел, как немецкие солдаты, петляя, короткими перебежками приближались к основанию моста.
– Ну всё, крышка, – безнадёжно произнёс старший лейтенант. – Во всяком случае, уже ни о какой работе не может быть и речи.
Но тут неожиданно совсем рядом застрочил пулемёт Дегтярёва. Все обернулись и увидели энкавэдэшника-пулемётчика, который залёг в двух метрах от воронки и остервенело бил по немцам.