И действительно, водитель поехал не по центральной автостраде, а другой дорогой, знакомой только ему. По пути разговорились.
– А вы что же, действительно в Германию летите? – первым нарушил молчание водитель «Оки» и, не дождавшись ответа, продолжил: – Вы только не серчайте, что вроде как в ваши дела лезу. Просто оказался невольным свидетелем вашего разговора с тем толстым генералом. Видел я таких в Афгане. Приезжали туда за шмотками и отметиться, чтобы карьеру потом делать в глубоком тылу.
– А вы что, служили в Афганистане? – спросила Лидочка, чтобы поддержать разговор.
– Да уж, довелось покорячиться лейтенантом. Всего год служил, а потом несколько лет дослуживал.
– Это как же? – вступил в разговор Егор Иванович.
– А вот так, товарищ генерал. Под Кандагаром оторвало мне обе ноги, когда отбивались от духов. Ну а после несколько лет ходил по инстанциям, пробивал работу и хорошие немецкие протезы. Хорошо хоть не спился, как многие хлопцы.
И водитель ненадолго замолк, объезжая скопившиеся машины на их пути.
– Ну а сейчас у вас всё нормально? – после длительной паузы проговорила Лидочка. – Я имею ввиду – в жизни всё хорошо?
– Да уж, лучше некуда.
И, сделав небольшую паузу, водитель добавил:
– Нет, правда. В самом деле всё замечательно. Работа есть, как видите. Можно было, конечно, «Жигуль»-инвалидку взять, но я прикипел к «Оке».
И он весело рассмеялся.
– А до этого был «Запорожец» ушастый. Вот. А насчёт остального, тоже всё путём – живу в коммуналке. Да-да, они ещё сохранились. Зато живу отдельно, и никто мозги не парит.
– Что значит «парит»? – спросила Лида.
– Парят – это значит, ты никому такой не нужен. Ни близким, ни дальним родственникам. Ни, тем более, родному государству. Это значит, что никому не объяснишь, что ты, здоровый мужик, в бою потерял свои ноги за них, ведь они меня туда не посылали. Потому что в их дом никто не вторгался, и они меня не умоляли, чтоб я защитил их, как это было в Великую Отечественную войну. Тогда тоже были тысячи калек, но они гордились этим, и их почитали за это. Вот что обидно. Я не ною о судьбе, но мне в триста раз было бы легче, если бы мне вслед смотрели не с укоризной или в лучшем случае с жалостью, а хотя бы с пониманием.
– Как вас зовут? – проговорил Егор Иванович.
– Да Василием всю жизнь кличут.
– А по отчеству? – не унимался Егор Иванович.
– Да ладно, товарищ генерал, мала сошка, чтобы вы меня ещё по батюшке называли.
– Ну а всё же?
– Иванович, Василий Иванович, как Чапаев.
– Ну что ж, Василий Иванович, выходит, мы с вами фронтовики. И не смотрите, что я генерал. Генералом я после войны стал, а так почти всю войну тоже на пузе пропахал. Правда, хоть и не стал калекой, как многие, но не меньше вашего повидал подленьких душонок, негодяев и карьеристов, которые очень живучи. Они и в ваше время проросли. Вот хотя бы взять недавнего генерала в аэропорту. Ведь ещё совсем молодой мужик, а какой чванливый, и разжирел, как боров, на казённых харчах. Скажите, что можно ожидать от такого командира в боевой обстановке? Да он из окопа не сможет вылезти из-за своего толстого брюха. А как он сможет командовать, если у него и мозги салом заплыли.
После последних слов Лидочка и водитель дружно и долго смеялись.
– Ну ты хватил, дед. В мозгах жир не откладывается, – продолжая смеяться, сказала Лидочка.
– Откладывается, ещё как откладывается, милая барышня, – тоже продолжая смеяться, ответил Василий. – Взять хотя бы моего двоюродного брата Петьку, он сейчас предприниматель, чулки женские выпускает. Так вот, он до сих пор не может понять, как моя машина без педалей ездит. На его «Мерсе» всё не так.
Хохотнув, Василий серьёзно добавил:
– А насчёт жирных генералов я так скажу. Была бы моя воля, я бы приказал своему президенту и правительству договориться с правительством Швейцарии, чтобы раз в год ровно на неделю, желательно зимой, представляли нам свои Альпийские горы.
– Это ещё зачем? На лыжах покататься? – улыбаясь, произнесла Лидочка.
– Нет, милая барышня. Затем, чтобы собрать всех наших толстых генералов, можно и полковников прихватить, облачить их в старую суворовскую форму и в полном боевом снаряжении заставить пройти весь путь через горы, как это сделал Александр Васильевич Суворов со своей армией. Мало того, ещё и в бой вступить с превосходящими силами противника по окончании перехода. Вот тогда это будут настоящие генералы. А ненастоящие останутся в горах.
И после небольшой паузы Василий добавил:
– Пусть на лыжах катаются пожизненно.
– Ну уж, Василий, совсем так сурово не надо, – произнёс Егор Иванович. – Есть среди современных генералов и старших офицеров замечательные люди, преданные своему делу. Такие, как Шаманов, Громов, Лебедь, Рохлин, Трошев.
Так незаметно, за разговором, и доехали до Шереметьево, причём впереди оставался ещё целый час, и Лидочкино беспокойство как рукой сняло.
Выйдя из машины, она тяжело вздохнула то ли от усталости, то ли от того, что всё так хорошо закончилось, и теперь не нужно спешить на регистрацию. Девушка достала из кошелька пачку купюр, преимущественно евро, и начала отсчитывать деньги водителю. Увидев это, Василий с трудом выбрался из машины и качающейся походкой подошёл к Лиде.
– Вас, кажется, Лидой зовут?
– Да.
– Так вот, Лидочка, я не каждый день вожу настоящих генералов, поэтому не надо денег. Считаю за большую честь, что сегодня угодил вам. Желаю счастливо долететь и полечиться.
– Ну что вы, Василий? Это вам огромное спасибо, что выручили, помогли.
И Лидочка сжала ему руку выше локтя.
– Давайте, девушка, без телячьих нежностей, я к этому не привык.
Василий робко улыбнулся и той же неуверенной походкой на негнущихся протезах пошёл к «Оке», крикнув по пути:
– Извиняйте, ежели что не так.
– Вася, вы курите?
– Конечно.
– Тогда, пожалуйста, хоть это возьмите на память, – Лидочка протянула Василию пистолет-зажигалку. – Не бойтесь, это зажигалка.
– Ну что ж, спасибо, – Василий завёл двигатель и уехал.
Егор Иванович и Лидочка ещё долго смотрели ему вслед, пока «Ока»-инвалидка не скрылась из вида.
– Да если на то пошло, дочка, то не мне нужно ехать в эту клятую Германию, а ему, такому ещё молодому. Ты видела, какой у него вид больной, а как ходит?
Егор Иванович глянул на вопросительно-недоумённое лицо внучки и, опомнившись, добавил:
– Ну это я так, к слову. А вообще-то попробую парню похлопотать насчёт ножных протезов в Германии.
– Ну ты даёшь, дед. Мы все с ног сбились, а он…
– Ладно, ладно, не разводи политинформацию, пошли на рейс оформляться, а то опоздаем.
И Егор Иванович, ухватив за локоть, потащил внучку в здание аэропорта.
Оформление и посадка на рейс, вылетающий по маршруту Москва – Берлин, прошли благополучно. И уже через полчаса Егор Иванович и Лидочка были в воздухе. Место в «Боинге» у Егора Ивановича опять оказалось у окна. И он с большим удовольствием и интересом созерцал картину проплывающей местности. В эти минуты его вновь потянуло на размышления и философию.
«Вот из таких простых и неказистых людей, как Василий, состоит бо́льшая часть нашей страны. В них, с виду неприметных, обыденных и где-то даже озлобленных, скрыт такой неистребимый источник доброты, любви и самопожертвования, что не будь его – давно бы уже раздербанили, растащили и завоевали нашу огромную и богатую землю-матушку французы, немцы, американцы, японцы, китайцы и чёрт знает кто ещё, коих хоть пруд пруди.
Василий стал убогим физически, но не душой.
А сколько таких, как он? Тысячи, а возможно, и миллионы. И если бы каждый из них стал вопить и стонать о своей горькой доле, о том, как его кинули, начиная от родственников и до государственных чиновников, то вокруг все оглохли бы.
Вот такие мы русские – всё умеем терпеть. Всё стерпим, кроме одного. Это когда в душу грязным сапогом лезут. Тут уж держись, никому спуску не дадим».
Эти философские мысли прервала стюардесса, предложив Егору Ивановичу обед. Егор Иванович глянул на заснувшую Лидочку и вежливо отказался. Он тоже уютно расположился в кресле и попытался уснуть, но не получалось. Непонятно отчего снова заныло сердце, и пришлось засунуть под язык таблетку.
Он летел в Германию, и через несколько часов уже должен быть на месте. А ведь когда-то дорога туда длилась бесконечным количеством часов, именно часов, не дней, потому что каждый час нужно было прожить и не погибнуть. Мысли о тех днях огромным шквалом вновь накатили на старого советского генерала.
Глава 2
Неожиданно спокойный и ровный полёт нарушился. Самолёт тряхнуло, потом ещё раз. После этого небольшая тряска стала неотъемлемой частью дальнейшего полёта.
Стюардесса не заставила себя долго ждать, объявив, что самолёт проходит возмущённую часть атмосферы, и некоторое время будет ощущаться незначительная болтанка.
– Как ты себя чувствуешь, дедуль? – спросила Лидочка. – Не страшно?
Старый генерал откровенно рассмеялся, затем утёр ладонью выступившие от смеха слёзы и произнёс:
– Страшно! Конечно же, страшно, и прежде всего за тебя, егоза. Всё-таки это самолёт, а не поезд.
– А мне с тобой, дед, ничего не страшно.
– Ну что ж, и на том спасибо.
– Слушай, Егор Иванович, а расскажи-ка ты мне, как ты встретился с моей бабушкой, ну то есть со своей женой Зоей. Ведь вы же оба фронтовики, стало быть, эта встреча наверняка была неординарной.
– Ну это было давно и неправда, – в тон внучке ответил Егор Иванович. – Давай я тебе лучше расскажу, как я встретился с твоей мамой, то есть со своей дочерью.
Лидочка как-то странно взглянула на своего деда, затем, потрогав ему лоб, произнесла:
– Егор Иванович, вы чего такое говорите? Дед, ты в своём уме?
– Да в своём, своём, – успокоил Лидочку Егор Иванович. – В общем, не перебивай, а лучше послушай, а то ведь действительно наскучило одному всё это вспоминать и перетряхивать. Кроме того, должна же ты когда-нибудь узнать всю правду. Ведь не зря же я назвал свой рассказ исповедью. Так что сиди и слушай.