Однако работу уже нельзя было направить прежним порядком, так как «союзные» миссии стали относиться недоверчиво, строили всевозможные затруднения и в конце концов окончательно запретили отправку.
Пришлось дело вести без ведома «союзников», что сильно затрудняло и замедляло общий ход работы. Достаточно указать, что офицеры из лагерей, где везде заседали в комиссиях союзнические представители, должны были уезжать на фронт под видом временного отпуска, а добровольцы – под предлогом ухода на работу и затем одиночным порядком собираться в Берлине, откуда уже они, распределенные по эшелонам, направлялись прямым путем в Митаву.
Германцы принимали в этой работе самое деятельное участие, и ими были созданы особые должности, чтобы помочь делу[22].
В данном случае необходимо отметить особенно интенсивную деятельность следующих германских учреждений:
1. Главный штаб охраны восточной границы (Grenzschutz Ost) подготовил все для формирования русских отрядов на фронте, а также установил от Тильзита, откуда начинался район военных действий, этапное следование русских эшелонов.
2. Балтийское вербовочное бюро (Werbebüro Baltenеand):
а) выдавало даровые проездные билеты[23] по железным дорогам и удостоверения личности офицерам-вербовщикам по всей Германии и от лагеря до Берлина тем офицерам и добровольцам, которые следовали на фронт;
б) размещало и кормило добровольцев[24], прибывших в Берлин до дня отправки их эшелоном на фронт;
в) заказывало и отправляло эшелоны[25].
3. Добровольческий отряд Люцоф (Freikorps Lutzow) отпускал денежные средства на отправку, получаемые им от Торгово-Промышленного союза (Handels– und Industrie-Verband), который в то время поддерживал материально все германские добровольческие части и антибольшевистские организации.
Таким образом, путем огромных усилий работу снова удалось наладить, и если бы было дружное сотрудничество всех русских, то можно бы было достигнуть огромных результатов.
К сожалению, и этого не было. Сейчас же, после отъезда князя Ливена, сенатор Бельгард резко изменил свое отношение к делу и начал преследовать свои личные честолюбивые замыслы.
Добившись от князя Ливена утверждения себя в должности уполномоченного его отряда, он решил сделаться самодержавным руководителем всего дела формирования и связанных с ним политических переговоров.
При таком решении, естественно, группа из политических, административных и общественных деятелей не могла его устраивать, и он на наши вопросы по этому поводу отговаривался разными причинами, но создавать группу совершенно не думал. Он ограничился приглашением якобы в качестве советчика какого-то своего безличного знакомого или даже родственника, который неизменно соглашался с ним во всем и потому был удобен ему как советник.
Полученными деньгами сенатор предполагал также распоряжаться единолично, но в данном случае это не прошло; ему по нашему настоянию пришлось образовать финансовую проверочную комиссию, которая, однако, по составу была подобрана им из таких людей, что также теряла свое значение, так как большинство не проявляло своей инициативы[26].
В дело формирования отрядов он также внес личные тенденции, выразившиеся в покровительстве своему ставленнику полковнику Вырголичу и препятствовании всем моим начинаниям.
Военная организация в Польше оказалась сплошным вымыслом, и полковник Вырголич, не имея ни офицеров, ни добровольцев, принялся при содействии сенатора переманивать из числа записавшихся в мой отряд. При этом применялись самые недостойные способы.
Так, например, сенатор до получки денежных средств от германцев (18 мая) тайно от начальника военного отдела выдал полковнику Вырголичу авансы на отправку в лагеря офицеров-вербовщиков из денег, переданных ему князем Кропоткиным[27].
Я в то время бился без гроша в кармане и не мог удовлетворить самые насущные потребности своих офицеров.
Против меня среди офицеров сенатором была организована агитация, причем в этом принимала участие даже его престарелая жена[28].
Все это делалось с целью свести мой отряд на нет и в ущерб ему создать главным образом отряд под командой полковника Вырголича, который должен был получить высокое наименование: «имени сенатора А.В. Бельгарда».
По-видимому этот отряд имел своей будущей задачей поддержку рождавшегося «Диктатора всея Руси» по профессии из штатских.
Начальник военного отдела, погруженный в работу по отправке эшелонов, не входил, казалось, во все подробности этих несправедливостей и вполне доверял сенатору, так как он, возражая мне на мои замечания, всегда говорил, что я просто слишком горячо отношусь к деятельности полковника Вырголича и что сенатор не делает различия. Однако это было далеко не так, и впоследствии я узнал, что ротмистр фон Розенберг отлично видел происходившее и не раз имел очень крупные разговоры с сенатором, критикуя его действия и прося не вносить в дело формирования покровительства отдельным личностям. Мне же он говорил обратное с целью избежать острых столкновений между мной и сенатором, что могло бы нарушить всю работу. Одновременно ротмистр старался по мере его сил урегулировать на справедливых началах и в порядке постепенности отправку эшелонов обоих отрядов.
К 14 июня большая часть моего отряда (эшелоны полковников Анисимова, Евреинова, Вольского и др.) была уже перевезена в Митаву.
Ввиду этого я решил вместе со своим штабом также выехать на фронт, чтобы там, вдали от темных элементов, разъедавших нашу организацию, немедленно приняться за дальнейшую работу по формированию отряда.
Я предложил ротмистру фон Розенбергу ехать в качестве начальника штаба[29] вместе со мной на фронт, но он отказался, ссылаясь на то, что им было обещано князю Ливену закончить формирование всех трех отрядов и потому он не считал себя вправе, как подчиненный, самолично изменять этого решения.
Перед отъездом я зашел в русскую миссию Красного Креста, где был принят генералами Монкевицем и Потоцким. Оба, хотя наружно и делали вид, что примирились с нашей работой, но за спиной все время продолжали вести гнусную интригу, распространяя про меня всевозможные сплетни.
В данном случае они, желая все-таки разрушить нашу работу, наивно решили соблазнить меня заманчивыми, по их мнению, назначениями[30].
Я, конечно, отказался и перешел на тему о распространении кем-то гнусных сплетен про меня, причем между мной и генералом Монкевицем произошел следующий разговор:
– Я считаю, Ваше Превосходительство, своим долгом заявить Вам, что буду бить в морду, как в бубен, всем, кто за моей спиной распространяет всевозможные гнусные сплетни.
– Теперь нет времени этим заниматься, – возразил мне обескураженный генерал[31].
– Никак нет, – ответил я, – время найдется, так как для этого мне надо не более 3 секунд.
После этого мы расстались, и я больше его не видел[32].
Перед самым моим отъездом я, к большому своему удивлению узнал, что полковник Вырголич находится в Митаве, где уже был сосредоточен весь мой отряд. Когда я обратился к сенатору Бельгарду с просьбой выдать деньги для проезда моего штаба в Митаву, то получил от него ответ, что денег у него в настоящий момент не имеется и что он сам занять сейчас очень важным совещанием.
Заподозрив сенатора Бельгарда в желании задержать меня в Берлине, я обратился непосредственно к германцам (Балтийское вербовочное бюро) и, явившись вторично в сопровождении германского офицера, получил требуемую сумму.
Выходя, я был предупрежден, что сенатором приняты меры к задержанию меня в Берлине. План, раскрытый мне германским офицером, заключался в том, что сенатор, задержав меня в Берлине, надеялся тем временем окольными путями добиться назначения начальником моего отряда полковника Вырголича, который с этой целью и был отправлен им заблаговременно в Митаву[33]. Однако я, выехав с вокзала «Zoo», где меня не ожидали, легко обманул бдительность предприимчивого сенатора.
Подводя итоги периоду подготовительной работы в Берлине и формированию моего отряда в лагере Зальцведель, я умышленно останавливался на мелочах и подробностях, чтобы этим наглядно показать, сколько препятствий пришлось преодолеть до времени, пока наконец не удалось осуществить мою задачу – сформировать отряд.
Отсутствие денежных средств и какой-либо поддержки, интриги явных и тайных недоброжелателей, противодействие Антанты и т. д. – все это, однако, не помешало мне добиться желаемого – выступить в защиту гибнувшей Родины.
Работая день и ночь, я за четыре месяца достиг того, что эшелоны русских солдат с знакомыми бодрыми песнями непрестанно ехали в родную страну, чтобы там вступить в борьбу с большевиками.
Покидая Германию, мы увозили с собой чувство глубокой благодарности к германцам, которые, освободив нас в Киеве из рук палачей и дав нам у себя приют в тяжелую годину бедствия, тем самым позволили нам с их помощью снова начать борьбу за освобождение России.
Глава IV. Формирование моих добровольческих частей в Митаве
12 июня со штабом я прибыл в гор. Митаву, куда к 14-му был перевезен и весь отряд.
Митава – тихий, спокойный, старинный город на берегу реки Аа Курляндской, резиденция известного российского временщика Бирона.
Все мы, офицеры и солдаты, высаживались здесь, в Латвии, как на родной земле, ибо каждый из нас видел, что раньше или позже все эти мелкие новообразовавшиеся «государства» будут воссоединены с великой Россией.