ей, – высылаются офицеры от частей для связи со штабом, по городу русские и германские патрули. Половина войсковых частей в боевой готовности;
в) при восстаниях и бунтах, направленных во вред всему положению войск, – офицеры от частей для связи со штабом, по городу, разбитому на этот случай на участки, смешанные русско-германские патрули усиленного состава – быть в полной боевой готовности всем войсковым частям.
Поэтому в данном случае я объявил положение первое и приказал подать мне машину. На улице шумела толпа, в которой метались большевистские агитаторы и германские спартакисты в матросской форме. Как обычно, они бросали в толпу демагогические призывы, кое-где слышалось – «бей офицеров».
Веря в свои части, я появился в толпе и сказал, что если через пять минут она не разойдется, я лично прикажу рассеять ее огнем. Немедленно вызвал ближайший караул, который находился за углом. Патрули между тем, проходя по улицам, не обнаружили угрожающего скопления толпы, и вскоре в городе наступила полная тишина.
В целях предупреждения подобных столкновений были отданы приказы как германским командованием, так и мной.
В приказе по «Железной дивизии» говорилось:
«Германские спартакисты в матросской форме и латыши большевики пытаются натравить германцев на русских, которые являются единственными друзьями германцев в мире.
Поэтому солдаты дивизии призываются задерживать сеющих смуту лиц и препровождать их в штаб дивизии, не учиняя однако своих самосудов».
В приказе по Западному добровольческому корпусу было сказано:
«В сознании общности наших интересов чины вверенного мне корпуса не позволят себе впредь совершать каких-либо поступков, могущих нарушить добрые отношения с германцами».
Вскоре я был предупрежден германским полковником, что латышскими большевиками подготовляется нападение на русские и германские части в Митаве. В приказе по гарнизону я объявил, что в случае нападения, за что агитируют темные элементы, мной будут приняты самые решительные меры, что совершенно не в интересах латышского населения, которое поэтому приглашалось мной помочь мне предупредить эксцессы против войск.
На другой день по выходе приказа ко мне явилась латышская делегация от городского самоуправления и выразила свою благодарность за принятые мной предварительные меры. Делегация изъявила свою полную готовность помочь мне бороться с темными элементами.
Корпус формировался тем временем очень успешно: по моему указанию прибывшие офицеры Генерального штаба выработали план дальнейшей работы. Этот план предусматривал формирование частей в несколько очередей и установил тот принцип, чтобы корпус в любой момент был готов к бою. При постепенном развертывании люди не распылялись по разным частям, а все пополнения шли в части, формируемые в первую очередь. Большой прилив офицеров давал возможность подготовить кадры для будущих формирований, точнее, последующих очередей. Временно же были созданы специальные офицерские роты, где проходилась как строевая служба, так и велись специально офицерские занятия. Такие офицерские части были образованы из пехотных офицеров, из автомобилистов, саперов, артиллеристов и т. д. при соответствующих частях.
Таким образом, офицеры вели правильные занятия, старшие начальники имели возможность ознакомиться с каждым из них и в любой момент можно было выделить часть для новых формирований.
На пополнение в корпус прибывали не только русские солдаты и офицеры, но и очень много германских добровольцев. Были также случаи, когда в корпус зачислялись на службу целые части, так, например, на русскую службу перешел целый батальон во главе с лейтенантом Дорном, пулеметная команда доблестного лейтенанта Крафта.
Кроме того, были сформированы два запасных батальона лейтенанта Боде и обер-лейтенанта Люткенгауза, технически достаточно снабженные и в смысле количественного состава пополненные до нормы. Батальоны действовали в бою выше похвалы. Лейтенант Боде и обер-лейтенант Люткенгауз показали себя достойными офицерами.
После отбытия частей князя Ливена отряд полковника Вырголича, стоявший в Литве, приказом по корпусу от 28 июля за № 11 вошел в состав Западного добровольческого корпуса имени графа Келлера.
В приказе по этому поводу я писал:
«В сознании всей тяжести лежащей на нас обязанности – мы должны идти рука об руку, оказывая везде и всюду поддержку друг другу и поэтому прочь недовериe и взаимное недоброжелательство, и да будет стыдно тем, кто в настоящее тяжелое время старается посеять рознь в нашей среде. Предваряю, что буду предавать суду всех, кто выскажет мнение, могущее вызвать хотя тень смущения и взаимного недоверия».
В результате усиленной работы корпус представлял собой уже внушительную силу. Ежедневные занятия в поле поднимали дисциплину, спаивали части. С утра до вечера в окрестностях Митавы шла ружейная и пулеметная стрельба – это добровольцы готовились к боевой работе. По вечерам с песнями, часто с музыкой возвращались русские солдаты в казармы, хорошо одетые, в тяжелых германских шлемах, хорошо выправленные… и германцы, видя нашу работу, проникались к нам все большим и большим уважением – добрые отношения крепли.
Желая поднять и расширить интерес моих солдат к театру, газетам, культурным вечерам и пр., образованная при корпусе по моему приказанию культурно-просветительная секция организовала с этой целью ряд музыкально-вокальных вечеров и театральных представлений, которые посещались ими (как и германскими солдатами) весьма охотно.
Помимо того, пропагандный отдел изыскивал пьесы и ставил их (в корпусе нашлись старые актеры). Я внимательно следил за тем, чтобы в этих пьесах неизменно проводились незыблемые начала религиозности, российского монархического правопорядка, не говоря уже о правдоподобной внешне декоративной постановке. Посещая эти вечера, я убедился, что польза от них была несомненная, что отвлечение солдат от подготовительной строевой работы в маленькую, доступную им область искусства освежает души, и грядущие задачи, о которых они знают, не тревожат их и позволяют жить созидательными буднями.
Между тем напряженная деятельность штаба устанавливала все тверже и определеннее эти задачи и фактические возможности их осуществления.
Pycские и германские солдаты проводили очень часто свой досуг вместе, и нередко можно было видеть картины трогательного братания. На улицах, в кафе можно было наблюдать оживленно беседующих русских и германцев, говоривших на смешанном каком то русско-немецком языке, жестами и мимикой, что не мешало им отлично понимать друг друга.
Здесь, в Прибалтике, вновь завязывалась дружба России и Германии, нелепо прерванная великой войной.
Глава V. Планы на будущее
По мере роста сил корпуса возникала необходимость определить, где именно он может быть применен для борьбы с большевиками. Вопрос не был бы сложен, если бы не отрицательное отношение Антанты к нахождению в отряде германских частей и не предъявление ультиматума германскому правительству. Вмешательство французов и англичан готовило ряд неожиданностей. Для разрешения вопросов, связанных с пребыванием корпуса на территории Латвии, был мной образован Военный совет как совещательный орган. В его состав вошли: инспектор артиллерии генерал Альтфатер, начальник штаба корпуса полковник Чайковсюй, начальник Пластунской дивизии гвардии полковник Потоцкий, начальник штаба Пластунской дивизии гвардии полковник Шнейдеман, командир 1-го пластунского полка гвардии полковник Евреинов, начальник отдела Генерального штаба Генерального штаба полковник Григоров, начальник торгово-промышленного отдела барон Энгельгардт, сенатор Римский-Корсаков, барон Остен-Сакен и начальник Судной части генерал барон Пфейлицер-Франк.
Совет собирался три раза в неделю для обсуждения вопросов как военного, так и гражданского характера. Совет действовал на основании особого «Положения».
14 августа мной был отправлен адмиралу Колчаку доклад следующего содержания:
«Верховному Правителю России адмиралу Колчаку.
Продолжая по отъезде Вашего Высокопревосходительства из Петербурга мою работу и достигнув к настоящему моменту ощутительных ее результатов, считаю своим долгом донести Вам о ней.
Оставаясь в столице я работал совместно с профессором Плетневым; потом продолжал по мере сил работу на фронте, стараясь замедлить разложение полка.
Видя по окончательном распадении Армии бесполезность моего пребывания в ней, перенес мою деятельность в гор. Киев, где мне удалось объединить и сплотить некоторых общественных деятелей и при содействии их сгруппировать офицеров бывшей Российской Армии под флагом Южной Армии, предназначавшейся для борьбы с большевиками.
Когда появился генерал от кавалерии граф Келлер с формировавшейся им в районе гор. Пскова Северной Армии, то мне удалось войти с ним в связь и передать ему некоторое количество бывших в моем распоряжении офицеров.
При возникновении волнений на Украине и организации обороны гор. Киева от войск Петлюры – работал по формировании “отечественных дружин”.
Все это создало мне большие связи с офицерским составом, бывшим в то время в Киеве и на юге России вообще.
По занятии Киева Петлюрой за мою работу по воссозданию Единой Неделимой России я снова, в 5-й раз за вышеописанное время, был арестован и водворен в Лукьяновскую тюрьму.
Ожидавшиеся с глубокой верой населением гор. Киева “союзники” так и не прибыли, а между тем Киеву угрожала уже опасность со стороны большевиков, к нему приближавшихся.
Распоряжением Германского Оберкомандования как разоруженные, так и арестованные офицеры добровольческих организаций, в их числе и я, были вывезены в Германию с эшелонами германских войск, возвращавшихся на Родину.
Здесь еще в пути, а также и по прибытии на место в лагерь при Зальцведеле мне снова удалось сплотить вокруг себя наиболее деятельный и непримиримый с большевиками элемент и зародить в умах его идею формирования партизанского отряда для принятия участия в борьбе за благо Родины.