Я не буду описывать путешествие ротмистра, но укажу только, что оно было сопряжено с большими трудностями и непрерывным риском своей жизнью и прошло благополучно благодаря лишь его спокойствию и умению найтись в самый критический, казалось бы, безвыходный момент.
Запоздание на два дня привело к тому, что гауптман Э. вынужден был один выехать с докладом в Ковно, а потому и не мог встретить ротмистра на вокзале в Пскове, как это было условлено, и последний на общих основаниях для всех прибывающих из Советской Pocсии был отправлен в карантинный лагерь, где ему без разговоров сейчас же были сделаны предохранительные прививки от всех болезней.
Только на другой день, то есть 1 сентября, познакомившись в лагере с ротмистром Гершельманом и рассказав ему цель своего приезда в Псков, а также и свои злоключения, он при его помощи добился, наконец, необходимой связи и немедленно был освобожден из карантина.
Увидев в А.К. Гершельмане полное сочувствие и желание работать в указанном направлении, фон Розенберг предложил ему принять участие в предстоящих переговорах с германцами и помочь в этом деле своим хорошим знанием немецкого языка.
Как выяснилось вскоре, гауптман Э., получив приказание от главного военного германского командования, должен был немедленно выехать в гор. Ковно; однако, уезжая, он оставил своим заместителем адъютанта начальника германской дивизии, стоявшей тогда в Пскове, обер-лейтенанта фон Гаммерштейна и попросил его встретить ротмистра и поставить его в известность, что он, гауптман Э., вернется из поездки приблизительно через неделю и привезет оттуда окончательный ответ.
Ротмистр решил выжидать этого ответа и заняться пока подготовкой всего необходимого для дальнейшей работы. Имея свободный доступ всюду и встречая везде предупредительное отношение и готовность быть полезным, он из разговоров с германскими офицерами скоро вполне ясно представил себе картину настоящего политического положения в Германии, которое в общих чертах сводилось к борьбе двух партий – военной и дипломатической.
Первая была против всякого соглашения с большевиками и считала необходимым сближение с русскими монархическими кругами, чтобы, заручившись их согласием, вернуть в России прежний законный порядок и заключить с новым правительством прочный, окончательный мир. Вторая, напротив, преследуя свои собственные весьма сложные комбинации, находила выгодным поддерживать большевиков и не стремиться к воссозданию прежней великой императорской Pocсии.
Дипломатия в Германии после Бисмарка была злым гением своего отечества и довела его до ужасного бедствия. Стоит только вспомнить всю ее работу до войны по отношению к Pocсии, а также полный провал ее в момент объявления войны (отказ Италии, нарушение нейтралитета Бельгии, выступление Англии и т. п.), чтобы можно было не задумываясь сказать, что Германию погубила ее дипломатия, которая выступала заносчиво, была неискренней, а главное, неталантливой и, если имела кажущиеся успехи, то только потому, что за ней стояла первоклассная, могущественная армия.
В момент описываемых событий мнение военной партии заняло господствующее положение, и следствием этого явились меры, необходимые для проведения его в жизнь. Главным сторонником этой новой политики по отношению к России были принц Леопольд Баварский и генерал фон Гофман, и к ней присоединился даже бывший покровитель большевизма, как разрушительного средства против врага, генерал Людендорф.
Однако небольшая дипломатическая группа не сдала еще позиций и предполагала добиваться своего, а потому германские офицеры предупредили и просили ротмистра держаться в стороне от германского посольства в Пскове, возглавляемого графом Бассевицем и ни в каком случае не касаться в разговорах с ними вопросов, относящихся к предстоящему формированию добровольческой армии, указывая, что там этот проект не встретит сочувствия, а, напротив, оттуда будут чинить препятствия, и потому чем меньше и позже посольство будет что-либо знать, тем лучше. Однако совершенно скрыть от посольства задуманный план формирования, конечно, было нельзя, и некоторые сведения достигли их ушей, результатом чего явились ряд действия оттуда, о которых я сообщу в свое время.
Параллельно ротмистр, пользуясь свободным временем, принялся: 1) за организацию прочной связи с Петербургом и подготовку всего необходимого для приема прибывающих из России офицеров; 2) за установление контакта с местными политическими и общественными деятелями, 3) за ознакомление с местными условиями жизни, настроением русских офицеров, интеллигенции, городского населения и крестьян.
Отношение германских военных властей было более чем предупредительное, и они во всем шли навстречу. Так в первые же дни была прочно налажена отправка с курьерами писем в Петербург, в которых можно было писать все совершенно открыто, и они доставлялись непосредственно в руки адресата и не подвергались никакой цензуре. Германским пограничным постам было отдано приказание принимать всех русских офицеров, желающих перейти границу, причем для удобства был установлен особый пароль: «Nordabshnitt», который ротмистр сообщил оставшимся работать в Петербурге. При штабе германской дивизии было образовано русское комендантское управление с комендантом ротмистром Каширским во главе и адъютантом штабс-ротмистром Петровым. В комендантское управление направлялись все перешедшие границу офицеры, где после опроса им выдавалось удостоверение на право жительства в городе и ношение установленной формы. Затем было открыто общежитие для офицеров и предоставлено право пользоваться германским гарнизонным офицерским собранием, в котором была отведена отдельная комната и можно было получать дешевый завтрак и обед.
Далее ротмистр получил заверение от германских властей, что ими будут приняты все меры к тому, чтобы освободить из тюрьмы в Петербурге всех арестованных лиц, которые были указаны в составленном им списке. В нем ротмистр прежде всего поместил всех великих князей, затем генералов и офицеров, лично ему известных, а также тех, фамилии которых ему были сообщены гвардейской офицерской организацией еще в Петербурге, перед его отъездом.
Должен отметить, что большинство из перечисленных лиц было освобождено, несмотря на тяжелые условия, создавшиеся благодаря испортившимся отношениям с большевиками, которые, узнав о русском формировании в Пскове, начали чинить всевозможные затруднения. Я думаю, что многие, особенно генералы, гуляющие теперь за границей, совершенно и не подозревают, какому счастливому случаю они были обязаны при своем освобождении из тюрьмы.
Великих князей не удалось спасти только из-за нерешительности людей, окружавших их близких, которые надеялись, что все обойдется благополучно и без принятия экстраординарных мер и потому не соглашались на них. Так, например, германский офицер, который переправил министра Трепова в Финляндию, подготовил также переезд туда и великого князя Павла Александровича, но в последний момент ему пришлось все отставить, так как княгиня Палей, под влиянием окружавших ее людей, не согласилась на приведение плана в исполнение, найдя его рискованным.
Между тем переправа великого князя была обеспечена во всех отношениях: вначале предполагалось настоять на переводе великого князя в частный госпиталь, а оттуда на торпедной лодке, под охраной германских солдат, его императорское высочество был бы доставлен в Финляндию. Опасности не было никакой, ибо помимо верной охраны все были подкуплены.
Германский офицер не сомневался в успехе и недавно еще, при свидании с ротмистром фон Розенбергом в Берлине, высказывал свое глубокое сожаление, что он был лишен возможности провести это дело до конца. «Вы знаете, ротмистр, – добавил он, – за Трепова мы заплатили большевикам двадцать тысяч рублей, но зато мы ехали совершенно открыто в первом классе и почти все знали, что я везу Трепова. За великого князя пришлось бы заплатить больше, вот и все».
Рассказывая об этих фактах, свидетельствующих о спасении нас, русских, из зверских лап большевизма нашими вчерашними врагами германцами, я считаю уместным упомянуть о тех гнусных инсинуациях, которые распространялись тогда по Петербургу и которые, по-видимому, исходили из темных дверей миссии «наших союзников». Я говорю в данном случае о том слухе, который утверждал, что будто бы большевики арестовывают и уничтожают лучших русских людей по приказанию германцев.
Я уверен, что теперь никто из честных русских не сомневается в нелепости подобного предположения и потому не для них предназначены эти строки – они относятся к тем непоколебимым сторонникам «наших союзников», которые и в настоящее время распространяют эту басню и выставляют ее как аргумент, лишающий возможности работать совместно с германцами. Мало того, они стараются еще развить ее и утверждают, что члены царской фамилии погибли также от руки, направленной Германией, и вот этим-то господам я хочу ответить словами того же самого германского офицера, который организовывал побег великого князя Павла Александровича и которому ротмистр фон Розенберг передал указанные злые слухи.
– Хорошо, пусть эта нелепость на время сделается правдой, ротмистр! Теперь спросите тех, кто распространяет эту клевету, – кого бы здравый смысл подсказал нам уничтожить в первую голову: наших врагов или друзей? Они ответят: конечно, врагов. Ну а кто из членов царской фамилии погиб и кто остался в живых?»
На эти вопросы германского офицера я предлагаю ответить тем, к кому они непосредственно относятся, и, кроме того, я хочу еще посоветовать им на будущее время придумать что-нибудь более правдоподобное для агитации против совместной работы с Германией.
Однако возвращусь к формированию в гор. Пскове.
Ротмистр вскоре познакомился с членами Государственной думы Геор. Мих. Дерюгиным, Ник. Ник. Лавриновским, Ал. Пав. Горсткиным, бывшим губернатором Г. и местным общественным деятелем Б.Б. Линде, которые держались отдельной группой и, руководимые Линде, прекрасно владеющим немецким языком, уже неоднократно имели разговоры с местными германскими властями на политические темы.