Генерал Гофман в своей книге подробно останавливается на этом вопросе. Он пишет:
«…Имея за спиною мирно настроенную Россию, откуда изморенные голодом срединные государства могли бы получать продовольствие и сырье, можно было бы предположить следующее решение вопроса: не предпринимать наступления на западе, а выжидать наступление Антанты. Но дело в том, что эти предварительные условия не существовали. Известия, получаемые из России, были с каждым днем все неутешительнее: всякого рода зверства, убийство многих тысяч людей имущего и образованного класса, разбой и воровство, неразбериха, которая не позволяла и думать о возможности завести правильные торговые сношения. Если бы все же желали пойти по указанному пути, т. е. вести выжидательную политику на западе при снабжении срединных государств продовольствием с востока, то необходимо было бы создать на востоке такую обстановку, которая позволила бы выполнить эти предварительные условия. К главнокомандующему на восточном фронте ежедневно поступали мольбы о помощи от всех кругов русского населения. Посланные нами в Россию делегации в большинстве случаев заявляли в своих докладах о невозможности с нашей стороны оставаться равнодушными зрителями при неистовствах большевиков. Несмотря на это, нужно согласиться с тем, что решение отказаться от уже заключенного мира, чтобы опять с оружием в руках идти против России, было бы для нас очень тяжело. Я открыто сознаюсь, что и я в первое время не мог освоиться с этим решением. Тяжесть русского колосса давила Германию в политическом отношении слишком сильно в продолжение свыше 100 лет, чтобы не дать места чувству облегчения, когда русское государство революцией и хозяйничанием большевиков было разрушено на долгие годы вперед. Но чем больше я слышал о свирепствовании большевиков, тем более я изменял свой взгляд. По моему мнению, нельзя было порядочному человеку стоять, ничего не предпринимая, и смотреть, как убивают целый народ. Поэтому я завязал сношения с различными представителями старого русского правительства. К тому же надо добавить, что на востоке мир, в буквальном смысле этого слова, еще не наступил; мы стояли против большевистских банд хотя и в редких, но все же непрерывных цепях, перестрелки происходили почти ежедневно, мы не могли составить себе определенного мнения о том, что происходило в действительной России, мы были совершенно не осведомлены о целях чехословацких легионов. О их силе и намерениях ходили, как почти всегда на войне, самые преувеличенные слухи; рассказывали, что Англия снабжает их деньгами и что они хотят, поддерживаемые в том Латвией, завладеть с востока Москвой и государственной властью. Тогда кольцо вокруг Германии было бы снова замкнуто. Поэтому я с весны 1918 г. защищал ту точку зрения, чтобы создать на востоке вполне ясное положение, т. е. отказаться от мира, идти на Москву, установить новое русское правительство, предложить ему более выгодные условия, чем те, на которых был заключен Брест-Литовский мир – можно было бы возвратить ему в первую очередь, например, Польшу – и заключить с этим новым русским правительством союз».
В этих строках генерала Гофмана ясно звучит сознание ошибки, которая была сделана германскими дипломатами в отношении России. Он уже совершенно определенно высказывает разочарование в большевиках, соглашается с тем, что ведение войны путем «насаждения революции» противоречит морали культурного человека, считает необходимым завязать сношения с русскими представителями старого правительства, создать при их содействии новое правительство и, частично отказавшись от завоевательных планов, заключить с этим правительством прочный мир.
Он подтверждает также, что на востоке мира в буквальном смысле этого слова не было, и потому там перейти к новым боевым действиям было легко.
Успех такого наступления был, безусловно, обеспечен – в этом не сомневался и сам Гофман, и многие германские представители, бывшие в то время и в Петербурге, и в Москве. Генерал Гофман говорит по этому поводу:
«Восток не нуждался для этого в каких-либо подкреплениях войсками. Мэтр Шуберт, наш новый военный агент в Москве, который первый настаивал на нашем решительном выступлении против большевиков, считал, что двух батальонов было бы тогда вполне достаточно, чтобы восстановить в Москве порядок и учредить новое правительство. Хотя я и предполагаю, что этот его взгляд слишком оптимистичен, то все же тех немногих дивизий, которые оставались в нашем распоряжении было бы для осуществления этого намерения, по всей вероятности, вполне достаточно. Ленин и Троцкий тогда еще не располагали красной армией. Им было не до того, они были слишком заняты тем, чтобы возможно скорее обезоружить остатки старой армии и отправить их по домам. Их власть опиралась на несколько латышских батальонов и несколько шаек китайских кули, которых вооружили и которые главным образом исполняли, да вероятно еще и до сих пор продолжают исполнять роль палачей».
Генерал Гофман был на верном пути, и его план наступления против большевиков и их свержения вполне соответствовал плану русских монархистов, работавших в то время в Петербурге и возлагавших свои надежды на помощь германцев.
Они, как мной было указано выше, приступили тогда с благословения и согласия великого князя Павла Александровича к формированию из гвардейских кадров русского корпуса, который, формируясь с разрешения большевиков, в случае наступления германцев должен был перейти на их сторону и совместно с ними занять обе столицы.
То же самое предполагал сделать и генерал Гофман, что он свидетельствует следующими словами в своей книге:
«…Если бы мы, например, продвинулись на линию Смоленск – Петербург и достигнув ее образовали русское правительство, которое бы фиктивно объявило, что Царевич еще жив и провозгласило бы за Царевича какого-нибудь регента, я имел при этом в виду Великого Князя Павла, с которым главнокомандующий на восточном фронте вступил в связь через посредство полковника Дурново, зятя Великого Князя, – перевели бы затем это временное правительство в Москву, то полагаю было бы очень легко смести большевистское правительство».
Все это генерал Гофман полагал необходимым сделать до начала наступления на западе или, вернее, совсем не предпринимая этого наступления. Если бы его предложение в то время было бы признано за правильное, то все дальнейшие события приняли бы иной оборот и, конечно, более благоприятный и для России, и для Германии. Генерал Гофман так формулирует это:
«По меньшей мере можно было бы предотвратить Pocсию от невыразимого бедствия и горя и спасти жизнь миллионам людей. Каким образом эти события отразились бы на Германии и вообще на западе – должно быть предоставлено фантазии каждого человека в отдельности. Во всяком случае влияние этих событий было бы огромно, если бы германская политика и германское главнокомандование решились бы на этот план до начала первого наступления Людендорфа в марте 1918 г.».
К сожалению, как пишет он дальше:
«Генерал Людендорф без сомнения не принял при своих планах в расчет возможности создания на востоке порядка, заключения союза с новым русским правительством и выжидательной политики на западе. Он решил добиться окончательного результата путем наступления на западе и был убежден, что наступление удастся и германские войска могут победить».
Однако расчеты генерала Людендорфа не оправдались. Германские войска выказали много геройства в этом решительном наступлении, они беззаветно шли на верную смерть, но все их усилия были тщетными – неприятельский фронт выгнулся, но прорвать его им не удалось.
Мнение некоторых других германских высших начальников, считавших, что наступление не даст решающих результатов, оказалось справедливым.
Мне кажется, что в этот момент германским дипломатам пора было встать на правильный путь и обратить свой взор на восток.
Такое же мнение высказывает и генерал Гофман следующими словами:
«…Еще и теперь было бы не поздно привести в исполнение планы главнокомандующего на восточном фронте по отношению России. Я, по крайней мере, сильно сомневаюсь в том, что народы Согласия имели бы достаточно энергии, чтобы настоять на продолжении войны, если бы мы в мае или июне, создав в России новое правительство и заключив с ним союз, повели бы оборонительную политику на западе и наше правительство предложило бы мир, который обеспечил бы восстановление белыми и принес бы в жертву, может быть, некоторые области Лотарингии…»
В отношении России генерал Гофман еще раньше весьма значительно замечает:
«…Я хотел бы указать лишь на то, что лично я считал намерение отнять у России весь Прибалтийский край неудачной идеей. Великое государство России, а таким оно всегда было и опять будет, никогда не допустит, чтобы у него отняли бы навсегда Ригу и Ревель, которые можно рассматривать как ключи к его столице Петербургу. Население германского происхождения в Лифляндии и Эстляндии, в процентном отношении не настолько велико, чтобы можно было на этом основании присоединить эти губернии к Германии».
Однако генерал Людендорф, руководимый дипломатическими кругами Германии, упорно продолжает вести ту же линию своей тактики и сосредотачивает все свое внимание на Западном фронте.
Вслед за первым наступлением он, несмотря на тяжелые потери, предпринимает еще целый ряд атак, для которых беспрестанно требует все новых и новых подкреплений с восточного фронта. Об этом периоде генерал Гофман пишет:
«…Таким образом из дивизий восточного фронта были выбраны и отправлены на запад все нижние чины более молодых сроков службы. Особенно большой недостаток чувствовался в обученных артиллеристах, а потому из батарей, находящихся на востоке, были отобраны все, хотя сколько-нибудь годные для службы на фронте. Я убежден, что как раз отправка на запад отдельных людей из находящихся на востоке войск, имела самые роковые последствия. Большевистская пропаганда производила без сомнения свое действие. Хотя старая дисциплина и спаивала еще отдельные войсковые части и можно было еще положиться на цельные части, но все-таки к сожалению нельзя было избежать того, чтобы отдельные люди, недовольные тем, что их вырвали из их частей и отправили со спокойного фронта опять к месту новых боев, не распространяли бы заразительный яд большевистских теорий, с которыми они познакомились на востоке. Этим был внесен в боевые части на западе элемент разложения, который нашел хорошую почву в людях, переутомленных постоянными тяжелыми боями»…