С aрмией моей я сохранял в то время лучшую связь, что ясно видно из прилагаемых к книге многочисленных писем и фотографий. Значит, в моих руках были крепкие нити и, следовательно, возможности при наличии денег поднять армию и выйти с ней снова на борьбу с большевиками. Это хорошо учитывали будущие руководители монархического съезда и потому разговоры со мной велись в определенных рамках. Я тоже учитывал мой удельный вес и был крайне рад, что работа не застывает, что где-то в глубине назревают планы, пробивается дорога к возможностям борьбы.
Срок съезда в Рейхенгалле приблизился. Я был уверен, что присутствие мое на этом съезде, судя по предварительному совещанию с названными лицами, неоспоримо. Однако миновал съезд, и я даже не был поставлен в известность о кардинальных вопросах, разбиравшихся там.
Письмом я немедленно запросил г. Маркова 2-го о причинах такого умолчания. Я писал между прочим: «…Меня тем более удивило такое невнимание, что как я, так и те генералы, которые сейчас остались в лагере при частях, которыми они в свое время командовали, опираемся на тысячи людей, делом и кровью доказавших свою преданность Монархии. Таким образом мы сейчас лишены возможности выразить не только наше, но и их мнение, каковое, полагаю, будет и впоследствии не безынтересно, так как они, а не те которые творили политику в тылах, будут решать вопрос о будущем России».
После Рейхенгальского съезда образовался Высший монархический совет, его возглавил Марков 2-й и мое письмо, таким образом, рассматривалось уже как официальный протест, а не частное заявление. В ответ на это я получил следующее письмо, подписанное Н. Марковым.
«Секретно
Милостивый Государь князь Павел Михайлович.
В ответ на Ваше письмо, в коем Вы запрашиваете о причинах неприглашения Вас на Съезд в Рейхенгалле, имею честь уведомить Вас, что вызвано это было серьезными тактическими соображениями.
Бюро по созыву съезда великолепно знало и ценило Ваши монархические убеждения и чувства командовавшейся Вами армии, шедшей под историческими лозунгами. Но созывая первый монархический съезд, на который должны были приехать, а затем возвратиться обратно представители всех стран, и на коем сосредоточено внимание и тех иностранных правительств, кои враждебно относятся к нашей работе и только ждали возможности ударить по монархическому делу, – бюро вынуждено было проявить сугубую осторожность и поэтому отказаться от чести иметь Вас в состав Съезда. Осторожность же эта была вызвана тем, что как раз в этот момент в лагерях производился от Вашего имени набор в германские отряды, действующие в Верхней Силезии, что широко известно, и Ваше присутствие на Съезде бесспорно было бы связано с этим волнующим Европу вопросом и вызвало бы лишние и вредные выпады против Съезда.
Все это передал Вам еще до Съезда барон М.А. Таубе.
Думаю, что после данных Вам ныне разъяснений Вы, как преданный идее монархист, поймете, что бюро Съезда поступило правильно и, конечно, совершенно не руководствовалось предполагаемым Вами воздействием на него отдельных лиц.
Прошу Вас принять уверение в отличном моем уважении и преданности
Н. Марков».
Эта переписка своевременно была мною разослана в немецком переводе близким мне германским организациям для информации. Боязнь, что облик Рейхенгалльского съезда приобретет германофильскую окраску и что «союзники» наложат свое «veto» на монархические организации вне пределов Германии, проникла и в руководящие круги монархистов. Отсюда и весь тот уклон деятельности Совета, который нельзя назвать иначе как расплывчатым: и своих не обидеть («союзников»), и чужих не задеть (Германии). Для меня же «союзники» были давно уже не «своими», и такой образ действий Совета шел вразрез с моими убеждениями.
Чтобы еще рельефнее подчеркнуть свое отделение от меня, Совет в одном из номеров своего бюллетеня, выходящего в Берлине, (Еженедельника), поместил заметку такого рода:
«За последнее время поступают многочисленные запросы о степени участия возглавляемых Высшим Монархическим Советом организаций в предприятиях будто бы организуемых генералом Бермондтом.
Мы имеем возможность заявить, что руководящие монархические круги ни в Германии, ни в других странах никакого отношения к означенному предприятию не имеют».
Политическая линия Совета обрисовывалась яснее. Ознакомясь с этой заметкой Высшего монархического совета, части мои, находившиеся еще нетронутыми в лагерях, неожиданно прислали мне 20.10.21 письмо, которое я считаю обязательным привести здесь как яркую иллюстрацию настроений, владевших тогда моими офицерами и солдатами.
«Ваше Сиятельство Глубокоуважаемый князь Павел Михайлович.
Мы, офицеры и солдаты Западной Добровольческой Армии, бывшей под Вашим командованием, считаем своим долгом обратиться к Вашему Сиятельству со следующим письмом.
Избранный Вами весной 1919 г. путь политической и военной работы, направленной на создание будущей тесной дружбы между Русским и Германским народами и к восстановлению Императорского престола встретил много врагов.
Злые люди, руководимые одни 1 завистью, а другие – желанием в будущем набить себе карманы, обращая против Вас свою злобу и старания запятнать Ваше имя, тем самым оскорбляют и затрагивают нас. Мы, проработав с Вашим Сиятельством более двух лет, достаточно хорошо узнали Вас и непоколебимо верили искренности Ваших намерений, что и заставляет нас обратиться как к Вашему Сиятельству с настоящим письмом, так одновременно и к Высшему Монархическому Совету с целью открыть ему глаза на существующее положение, так как или неосведомленность Совета в нашем взгляде на Вас, или, что еще хуже, намеренное нежелание считаться с нашими взглядами, может служить объяснением той работы, которая им ведется против Вашего Сиятельства.
До выступления с их стороны в печати (Высший Монархический Совет 25.10 «Грядущая Россия № 4 и 7) молчали и мы, но дальше молчать нельзя. Активное дело спасения нашей Родины фактически будет твориться нашей кровью, так пусть же не заблуждаются в наших настроениях те, кому это ведать надлежит, согласно носимому ими высокому званию и не считают, что мы слепы и глухи ко всему, что вокруг нас происходит.
Мы пойдем только за теми, кого мы знаем и кому на основании прошлого опыта, имеем данные верить.
Примите Ваше Сиятельство настоящее выражение наших искренних чувств любви и уважения к Вам.
20.10.21 г.
(Следуют многочисленные подписи чинов армии)».
На имя председателя Монархического Совета письмо было следующее, копия с него мне была прислана.
«Господину Председателю Высшего Монархического Совета.
Мы, офицеры и солдаты Западной Добровольческой Армии, ознакомившись с заявлением Высшего Монархического Совета от 25 сентября с. г., считаем своим долгом обратиться к Вам с настоящим письмом, с целью выяснить явное недоразумение, послужившее причиной вышеназванного заявления.
Работая активно на воссоздание Российской Империи с весны 1919 г. под водительством нашего командующего армией генерал-майора князя Павла Михайловича Авалова, мы любим, уважаем и верим ему, так как с его стороны мы видели знание дела, полное бескорыстие и заботу о нас в минуты тяжелых переживаний.
Горькое чувство вызвало в нас заявление Ваше о неимении ничего общего с ним и его начинаниями. Если Вы отталкиваете уже организованную группу монархической бывшей Западной Добровольческой Армии возглавляемую князем Павлом Михайловичем Аваловым, то наш долг открыто заявить Вам, что мы неразрывно связаны с ним как искренними лучшими чувствами нашими, так и нашим боевым прошлым, а потому во всякую минуту мы будем прислушиваться к его голосу и всемирно поддержим его. Отказываясь от него, Вы отказываетесь от нас. Время ли?
Помните, что в единении сила. Мы едины одной идеей, нас сковывает боевая работа и перенесенные испытания.
Поймите же нас и, не поддаваясь наветам недостойных людей, в личных целях сеющих раздор в монархических рядах, открыто протяните руку нашему горячо любимому вождю через головы недостойных интриганов.
Настанет день, когда наша работа будет нужна – и всем нам, проникнутым одной великой идеей, нужно быть готовыми выступить тесными и дружными рядами.
(Следуют многочисленные подписи чинов армии)».
Это идейное выступление моих офицеров и солдат было слишком показательным для того, чтобы они могли примириться с деятельностью Совета, в котором я уже, естественно, участия принимать не мог.
И вскоре из Кведлинбурга, где находились мои части, ко мне поступило заявление совершенно определенного порядка.
«Ваше Сиятельство, глубокоуважаемый князь Павел Михайлович.
Считаю долгом известить Вас, что у нас здесь образовался “Русский Монархический Союз”. Во главе этого учреждения стоит “Совет”, председателем которого состою я, и членами: полк. Шемякин, ген. – майор Альтфатер, полк. Николин, подполк. Голоушин и Действ. Статский Советник Андреев. Записано в союз до 150 членов.
Ныне “Совет” просит Вас принять на себя звание «Почетного Председателя этого Союза» и дать свое соизволение на переименование нашего “М.С. в лаг. Кв”. – на “Монархический Союз Западной Армии” без слов “добровольческой”, так как Вы и вообще всегда считали это слово излишним. При этом наш Кведлинбургскнй отдел позвольте считать главным, а все другие, если они образуются в других лагерях, считать отделами, зависящими отчетами и связью от нашего Кведлинбургского.
Пожелав Вам всего наилучшего и удачи в делах – прошу, Ваше Сиятельство, принять уверения в глубочайшем уважении, преданности и любви.
18. сент. 1921 г., Кведлинбург
А. Архипов».
На эту просьбу я, разумеется, ответил моим согласием. Привожу выдержку из моего письма.
«Ваше Высокопревосходительство Глубокоуважаемый и дорогой Александр Александрович.
Прошу Вас передать мою сердечную благодарность Совету Русского Монархического Союза за оказанную мне высокую честь избрания меня почетным председателем Союза. Верю, что Русский Двуглавый Орел, под сенью которого я вел и веду свою работу, снова будет взирать своими гордыми очами с высоты Императорского Трона на весь мир, верю, что не трудами дипломатов и политических деятелей воссядет Государь Император на Всероссийский Престол, а лишь преданностью и верной, честной работой лучших сыновей своих, патриотов офицеров и солдат.