Принцесса Мария стиснула кулак; онемев от бешенства, она только окидывала ядовитыми, уничтожающими взорами ненависти сестру, и по уходе ее упала почти без чувств на руки духовника, причем ее губы пробормотали отвратительное проклятие.
– На эшафот! – промолвила она, скрежеща зубами. – На эшафот незаконнорожденную… крови твоей… крови!
Гардинер отнес изнемогшую принцессу Марию в ее спальню; ему стало жутко, его пугала эта женщина, до такой степени обуреваемая мрачными страстями, что у нее не было силы даже лицемерить.
Когда она оправилась, он оставил ее. Колеблющимися шагами подошла принцесса Мария к шкафчику, вынула оттуда бутылку, наполнила из нее большой стакан и принялась опоражнивать его большими, жадными глотками, после чего шатаясь направилась к аналою.
Выпитое оказало свое действие: искусственно оживило и подняло на несколько минут упавшие от волнения нервы, и в экстазе опьянения принцесса приступила к истязанию своей плоти!
Глава 11. Роковая ночь
Леди Бетси Фитцджеральд, графиня Килдар, не последовала за принцессою Елизаветой в ее дворец в Эшридже, но жила в доме своего отца в Лондоне. Многие знатные дворяне искали руки прекрасной графини, однако все их притязания на ее руку были безуспешны. План Уорвика – провозгласить королевою леди Грей встретил в ней горячую сторонницу, потому что он был направлен против детей Генриха VIII. Леди Килдар видела в нем не честолюбие лордов, но только мщение кровавому тирану. Маргарита Мор сделалась ее верной подругой. Эти две женщины все теснее сближались между собою. Маргарита полюбила Бетси как дочь, а та с удивлением видела в ней образец величия души, которая отбросила всякое себялюбие, все слабости тщеславия, чтобы жить одною великою идеей – отомстить за умерщвление отца потомству тирана. Мрачность и суровая замкнутость характера Маргариты не остались без влияния на Бетси Килдар, и эта некогда веселая, кроткая девушка превратилась теперь в существо с серьезными, холодными, строгими чертами, придававшими ее благородной наружности царственную красоту.
Лэрд Бэкли также принадлежал к числу тех, кто напрасно сватался к Бетси. Бэкли был натурой честолюбивой, энергичной и настойчивой; он не обладал мужеством для смелых подвигов, но питал страсть к безумно-смелым планам; он был отважным интриганом, но трусом в непосредственной опасности. Так, он хотя и любил Кэт, а отдал ее в жертву всадникам Дугласа, потому что не смел оказать отпор грубой силе или сознаться в своей вине; когда же он узнал, что она спасена, то у него в сердце вспыхнуло желание иметь ее в своей власти, как для того, чтобы помешать ей разгласить о его позоре, так и в надежде, что теперь молодая девушка обрадуется любовной связи с дворянином. Таким образом, страх и вместе с тем похоть побуждали его разыскивать Кэт в развалинах. Однако Гардинер ошибался, предполагая, что Бэкли до сих пор питает более глубокое чувство к жертве гонений; с той минуты, когда она вторично ускользнула от него, он испытывал только ту ненависть и жажду мести, которая овладевает человеком, когда он не может ни расположить к себе, ни уничтожить кого-нибудь, кто знает его тайну, унизительную для него. Иного рода была его склонность к леди Килдар. Она превратилась в жгучее влечение, и, чем равнодушнее принимала Бетси его уверения в преданности, тем сильнее пожирало Бэкли желание назвать своей гордую красавицу. Напрасно упрашивал он Уорвика замолвить за него слово пред леди Килдар; лорд Уорвик с самого начала считал безуспешной всякую попытку подобного рода и потому видел в этом сватовстве повод к неудовольствию, которое могло повлечь за собою немилость. Молодой Дадли явно избегал Бэкли, а когда и Гилфорд Уорвик охладел к нему, то подозрительный Бэкли почуял, что сюда из Эдинбурга дошла дурная слава о нем и что если его не отталкивают окончательно, то лишь потому, что еще нуждаются в нем, когда же Уорвикам удастся достичь своей цели, для него будет слишком поздно приобрести себе другого покровителя. Так рассуждал про себя Бэкли и со смелой решимостью ухватился за рискованный план продаться партии принцессы Марии и посредством предательства расстроить замысел Уорвика. Если лорд погибнет, а принцесса Мария сделается королевой и будет обязана ему короной, тогда он станет всемогущим, а графиня Килдар лишится всякой защиты, и он предложит ей выбор: быть обвиненной в государственном преступлении или отдать ему свою руку. Гардинер принял его с распростертыми объятиями, и мы видели, как он пытался обмануть и уговорить принцессу Марию.
Измена, по-видимому, должна была увенчаться успехом. Лондонские горожане отнюдь не желали власти высокомерных лордов, однако потребовали бы, чтобы принцесса Мария приняла религию страны. У Бэкли лежало в кармане клятвенное обещание принцессы на этот счет, но, прежде чем отправиться на тайное заседание членов магистрата, он поспешил к графине Килдар, чтобы узнать, не принято ли Уорвиками какого-нибудь нового решения. Дворец уже был полон знатными дворянами, созванными Уорвиком, чтобы в решительную минуту обнажить за него меч. В большом зале сидели кавалеры и угощались вином; путь Бэкли вел по галерее мимо зала, и когда он бросил взгляд вниз, то увидал возле Дадли графа Сэррея и… Уолтера Брая.
Щеки лэрда побледнели. Как попал подчиненный в компанию знатных господ? Дадли знал его; следовательно, не было сомнения, что Уорвики только терпели его, потому что боялись измены с его стороны. Значит, он вовремя переменил цвет, чтобы спастись.
Графиня Килдар сидела с Маргаритой Мор у себя в гостиной, когда вошел Бэкли. При виде его раскрасневшегося, взволнованного лица она вообразила, что он принес недобрую весть; однако она со спокойным лицом пошла ему навстречу и спросила:
– Вы с какими-нибудь известиями, сэр? От герцога?
– Нет, леди, я рассчитывал увидеть его тут.
– Он в Уайтхолле при больном короле.
– А милорд Гилфорд?
– Уехал с леди Грей в Уорвикшир.
– Слава богу! Вероятно, кавалеры герцога получили приказ последовать туда?
– Нет, надо выждать, что решит городское сословие, и лишь в неблагоприятном случае принудить город последовать примеру графств.
– Город взволнован. Еще вчера настроение горожан благоприятствовало лорду Уорвику; сегодня же грозит отпадение.
– Что же случилось?
– Леди, город хочет, чтобы ему доверяли, и его оскорбляет, что друзья Уорвиков явились в Лондон со своими воинами, точно дело идет о каком-нибудь завоевании. Все погибнет, если дворяне не распустят своих латников.
– Чтобы дожидаться безоружными, что порешат горожане?
– Всегда успеется пригрозить городу вооруженной силой, если он не захочет взять сторону леди Грей.
Пока он говорил таким образом, двери распахнулись, и в гостиную внезапно вошла принцесса Елизавета.
Неожиданный пистолетный выстрел не вызвал бы, пожалуй, большего испуга и замешательства, как это внезапное появление дочери Генриха VIII в доме, где притаился очаг заговора против престолонаследия принцесс Марии и Елизаветы. Неужели среди заговорщиков нашелся предатель? Что привело сюда Елизавету из ее поместья, как не подозрение, что тут затевается измена?
С первого взгляда на принцессу можно было догадаться, что ей известно, с какой целью собралось знатное дворянство в зале. Ее щеки пылали от волнения, глаза горели, и гордая, торжествующая усмешка мелькнула по лицу, когда она заметила внезапную бледность графини и явный испуг Бэкли.
– Скажите мне, милая леди Бетси, что происходит в вашем доме? Право, это смахивает на мятеж, но ведь вы приятельница Уорвиков, а Уорвик владычествует.
– Ваше высочество, – запинаясь, промолвила Бетси Килдар, – это – родственники моего дома…
– Молчите! – надменно перебила ее принцесса. – Ваше замешательство выдает вас. Разве смерть Эдуарда уже так близка, что наследникам надо собраться? Говорите правду! Ведь вы дрожите, точно я – король Генрих, а за мною стоит шериф. Неужели вы думаете, что я соглашусь сделаться служанкой моей сводной сестры? Передайте леди Грей, когда увидите ее, что я, Елизавета Тюдор, первая стану молить Бога, чтобы бремя королевского венца было ей легко. Пусть только Уорвик остерегается. Сегодня я слышала такие речи от дочери Екатерины Арагонской, которые заставляют меня догадываться, что леди Грей будет трудно утвердиться на престоле. Мария принимает такой тон, как будто уже довольно одного ее взгляда, чтобы казнить меня.
Замешательство присутствующих сменилось удивлением.
– Слышите? – подхватил Бэкли. – А ведь принцесса Мария опирается не на что иное, как на брожение в городе. Скажите рыцарям, чтобы они удалили своих латников; лондонские горожане не могут вынести подобную угрозу. Я посоветовал бы собравшимся здесь дворянам остаться в виде свиты лорда Уорвика, но непременно отослать своих воинов в Уорвикшир, чтобы сосредоточить там военную силу, которая, в случае надобности, возьмет приступом Лондон, если город не захочет подчиниться.
– Этот план кажется мне разумным! – сказала принцесса Елизавета. – Лондонские горожане не хотят королевы-католички, но все же охотнее признают ее, чем допустят угрозы городу латниками. Если в зале сидит кто-нибудь из Уорвиков, то позовите его сюда.
Бэкли поклонился и вышел, однако передал поручение слуге в прихожей, а сам поспешил оставить дворец, чтобы явиться на заседание горожан.
Принцесса Елизавета, конечно, не предвидела, когда велела позвать Уорвика, что пред ней предстанет молодой человек, который в качестве пажа некогда был ее рыцарем. Она тотчас узнала его, хотя со дня знаменательного турнира протекло уже несколько лет и отроческая красота лица Роберта Дадли уступила выражению мужественной силы. Принцесса покраснела и на минуту потупилась, до того красива, до того благородна была эта мужская фигура, часто являвшаяся ей в юношеских сновидениях.
– Ах, – прошептала удивленная принцесса Елизавета, – Роберт Дадли! Я полагала, что вы в Шотландии или даже во Франции, так как мне рассказывали, что королева Стюарт обязана вам своим освобождением.