Уолтер стоял, прислонившись к ограде, и рвал свои узы, так что кровь сочилась у него из рук, а его полные мрачного отчаяния взоры были устремлены в пространство. Он клялся самому себе, что не хочет жить обесчещенным, но не хочет также умереть, не отомстив за себя королеве. Вдруг шотландец поднял свой взор: к нему издалека донесся своеобразный свист, и он увидел у окна нижнего этажа Кэт, которая подавала знаки, точно стараясь ободрить его и вдохнуть в него надежду. Он горько рассмеялся. Неужели она думала утешить его богатством, после того как он будет обесчещен? Неужели она воображала, что он согласится жить, подобно ей, постояв у позорного столба?
Снова раздался свист, на этот раз совсем близко. Брай осмотрелся кругом и заметил, как вдоль стены кралась тень, которая внезапно юркнула в чащу кустарника, тянувшегося вдоль ограды шагах в двадцати перед ним.
– Дайте мне отдохнуть там в тени, – стал просить шотландец своих караульных.
У него мелькнул луч надежды, что похожее на кошку существо, перепрыгивавшее с дерева на дерево, спешит ему на помощь. Он слыхал уже раньше свист; то был условный сигнал, которым старуха Хью призывала Филли. Но возможно ли, чтобы Филли очутился в Лондоне? Правда, ведь старуха говорила ему, что он увидит ее в час нужды!
Караульные посмотрели на Брая недоверчиво, но не стали противиться его желанию, а отвели беднягу к кустарнику и помогли ему лечь.
Уолтер растянулся на земле. Вдруг его тонкий слух различил тихий, еле слышный шелест; из-за его спины протянулась рука и сунула ему в руку пузырек.
– Выпейте! – раздался тихий шепот. Караульные ничего не заметили, потому что к ним подходила камеристка королевы Екатерина Блоуэр, подавая знаки.
– Вы приносите помилование, мисс? – спросил старший страж.
Кэт, отрицательно покачав головой, ответила:
– Нет, но я хотела просить вас, чтобы вы позволили этому несчастному немного подкрепиться. Там у меня в сенях вино.
– Нельзя, мисс! – возразил один.
– После! – шепнул другой. – Мастер не станет бить жестоко, ручаюсь вам за это.
Стук, точно от падения тела, заставил стражей оглянуться кругом. Их арестант лежал навзничь с побелевшим лицом, неподвижный, вытянувшийся и замерший.
– Он мертв! С ним приключился удар! – закричали испуганные караульщики, причем один из них заметил валявшийся пустой пузырек.
– Яд! Вот для чего хотел он прилечь! Чтобы мы не видали, как он вытащит из-за пазухи скляночку.
Кэт скрылась.
– Это придворная кошка виновата, что мы оплошали, – сказал первый караульный, – но если мы расскажем про то, тогда нам достанется вдвое.
Стражи отнесли бездыханное тело к позорному столбу, и, когда пришел палач, мертвец был освидетельствован им; он ткнул кинжал в его руку, – кровь не пошла.
– Он мертв; мы избавлены от труда сечь его, – сказал заплечный мастер.
– Похоронить ли нам его за оградой или отправить в город?
– Он не был приговорен к смертной казни, значит, нам нет дела до его трупа. Выбросьте его вон, пускай хоронит покойника кто хочет.
Караульные вынесли мертвеца за пределы Тауэра. У наружных ворот стоял кузнец Браун.
– Отдайте мне тело, – сказал он. – Этот человек храбро сражался и потому должен быть погребен по-христиански.
Тут он подал караульным несколько монет, и те за его щедрость охотно донесли труп до ломовой телеги, стоявшей поблизости.
Когда стражи воротились обратно в Тауэр, телега поскакала оттуда во всю прыть, а женщина, правившая лошадью, откинула свой капюшон, чтобы осмотреться, не догоняет ли их кто-нибудь.
– Разве вы поджидаете кого-нибудь? – спросил кузнец, когда она остановила свою лошадь.
Хью – то была она – указала на мальчика, стрелой мчавшегося за ними следом; хотя его фигура казалась уродливой и неуклюжей, однако он ловко вскочил на телегу.
Кузнец крестился, переводя изумленные взоры то на странную женщину, то на мальчика. Когда он был выпущен из Тауэра, эта незнакомка заговорила с ним и осведомилась, не он ли мистер Браун. Кузнец ответил утвердительно и на дальнейшие расспросы сообщил, как распорядилась королева с Уолтером Браем. Тогда женщина подала знак бывшему с ней мальчику, а Брауна попросила остаться при телеге до ее возвращения, так как она хотела освободить шотландца. Браун обещался посторожить из сострадания к старухе, которую принял за родственницу Уолтера, так как она, по-видимому, рехнулась с горя, когда он попал в беду. Ведь только сумасшествие могло так легко относиться к попытке освободить заключенного из Тауэра. Когда протекло полчаса, а старуха не вернулась, кузнец пошел обратно к воротам тюрьмы, чтобы поискать ее глазами, но она уже спешила ему навстречу.
– Требуйте его труп! – мимоходом шепнула старуха и проворно прошмыгнула мимо.
Кузнец сделал, как ему велели, но эта женщина стала пугать его. Лишь с помощью колдовства могла она добраться до Уолтера, а теперь, если старая ведьма отправила его на тот свет, зачем ей понадобилось мертвое тело шотландца? Для чего иного увозила она его с собою, как не для нечестивых волхвований над христианским прахом?
Такие мысли волновали Брауна, когда старуха передала вожжи мальчику, а сама обернулась к телу Брая.
– Прочь! – воскликнул кузнец. – Я не допущу, чтобы вы касались останков честного малого! Что такое затеваете вы с ними?
– Молчите и не дурите! Лучше горячо молитесь, чтобы Господь и Пресвятая Дева помогли мне, потому что это был славный человек и я спасением своей души поклялась спасти его от позора и смерти.
Кузнец недоверчиво покачал головой. Женщина явно бредила; ну, разве можно еще спасти того, кто уже застыл и окоченел?!
Между тем старуха тщательно перевязала рану, нанесенную трупу кинжалом палача, потом приподняла голову обмершего, подсунув под нее связку сена, расстегнула на Уолтере камзол и приложила ухо к его сердцу.
«Теперь она захочет еще вдунуть в него свое дыхание», – подумал про себя кузнец и снова перекрестился, увидев, что старуха поднесла перо к губам покойника.
Крик изумления вырвался из его уст – перо слегка шевелилось.
– Он оживет! – прошептала Хью. – Через два дня он будет разгуливать таким же бравым молодцом, как вы сами. Теперь же он только спит, благодаря выпитому им снотворному средству, которое приготовлено мною.
– Вы говорите, что Уолтер только спит? Но ведь тогда его члены не окоченели бы, а из раны сочилась бы кровь.
– Есть вещи, которые мы не можем понять, хотя знаем их по опыту. Глупцы объясняют это колдовством, когда им не удается постичь, как действуют дивные силы природы. Однако, – перебила она самое себя, – мы доехали до места; тут нам надо расстаться.
Телега остановилась на берегу Темзы, вдали от самых крайних предместий Лондона. На большом расстоянии не было видно ни дома, ни хижины.
– Доехали до места? – с недоумением переспросил Браун. – Что же намерены вы тут делать?
– Сейчас увидите. Помогите мне снять этого малого с телеги.
На кузнеца, человека не робкого десятка, напал жуткий страх, когда он дотронулся до холодных, окоченелых членов Уолтера, не видя вокруг себя ни единой живой души, кроме старухи и калеки-мальчика.
– Скажите мне сначала, что вы затеваете! – воскликнул он. – Иначе и под страхом смерти я не приложу своей руки к колдовству и нечестивым волхвованиям.
Старуха язвительно усмехнулась и пробормотала:
– Вот, таковы они все! Потому что я стара, меня считают ведьмой, и сильный мужчина дрожит пред дряхлой женщиной; а когда чернь кричит: «Сожгите ее, она – колдунья!» – он готов на убийство, так как не имеет мужества победить нелепый страх. Филли, помоги ты мне. Этот человек имел жалость к несчастным, он сделал добро нашим братьям, за это поможем и мы ему, он не должен умереть.
Однако мальчик, прыгавший так ловко и обнаруживавший необычайную выдержку и силу как скороход, все же не обладал достаточной силой, чтобы при помощи старухи поднять с тележки тело Уолтера. Наблюдая, как он тщетно старался обхватить ноги Брая, кузнец заметил, что руки урода чрезвычайно изящны.
Отчасти пристыженный упреком старухи, отчасти из сострадания к бессилию мальчика, Браун поспешил на помощь и обратился к старухе с вопросом, куда деть Брая.
Старуха указала на ольховый кустарник, простиравшийся до самого берега реки.
Кузнец взвалил на свои могучие плечи тело Уолтера и последовал за женщиной в кусты; но не успел он сделать несколько шагов, как остановился и посмотрел с изумлением. Мальчик вскочил на тележку и уехал на ней.
– Нам он более не нужен, – сказала старуха и, видя, как кузнец побледнел и снова стал дрожать, прибавила, злобно смеясь: – Мы здесь в заколдованной роще, тут будут править наши духи!
Ее слова звучали настолько насмешливо, что Браун превозмог свой страх и последовал за старухой в самую чащу. Он вспомнил, что слышал про это убежище лондонских колдуний, где «по вечерам поднимаются ядовитые испарения и тем защищают ведьм от преследования праведных христиан». Но до вечера было еще далеко, и Браун, хотя и безоружный, надеялся на силу своих кулаков, если Пресвятая Богородица услышит его молитвы, которые он тихо шептал про себя. Вдруг старуха остановилась перед хижиной, так искусно построенной из хвороста и гнутых ветвей, что ее можно было заметить не ранее, как подойдя к самому входу. Из этой хижины выглядывали молодые лица двух мужчин, вид которых, несмотря на сильно поношенную одежду, обличал несомненно благородное происхождение.
– Слава богу! Вы получили его, он спасен! – воскликнул Сэррей, нашедший приют у старухи вместе со своим другом Дадли, так как благодаря ее содействию им обоим удалось тайными путями бежать из Лондона.
– Теперь мы можем поспешить на корабль! – ликовал Дадли. – Однако ведь это – не раненый; это – мертвец!
Кузнец положил Уолтера на сенник, а Сэррей опустился на колени перед мнимо умершим и с горечью в голосе обратился к старухе:
– Вы сдержали слово; вы доставили мне его, но он мертв!