Все это было делом одного момента. Страшный крик Клары затих, отверстие в полу снова закрылось, и Екатерина с торжествующей улыбкой дернула сонетку.
Появился паж.
– Беги к страже, – приказала королева, – графиня Монтгомери, переодевшись в мужское платье, выскочила в окно и убежала. Во что бы то ни стало нужно настигнуть ее, но держать все это в тайне; только в том случае, если не найдут ее, нужно доложить об этом королю. Скажи, что ты видел, как графиня выскочила из окна, и только слишком поздно узнал ее.
Мальчик молча поклонился – он уже не раз получал такие приказания.
Екатерина открыла потайную дверь и небольшим коридором прошла к винтовой лестнице, случайно обнаруженной Сэрреем. Королева спустилась по ней и вошла в подвал, железные двери которого были открыты настежь. Она закрыла их за собою и уверенным шагом пошла по темному подвалу; затем, нажав потайную пружину, она открыла вторую дверь и вошла в следующее помещение, значительно большее, чем предыдущее. Здесь уже было зажжено множество свечей; по-видимому, здесь ожидали королеву.
У входных дверей стояли три женщины с четками и под густыми черными вуалями; в глубине подвала виднелось распятие, на стенах висели орудия пытки, покрытые следами крови. В потолок подвала упиралась толстая колонна, к которой были прикреплены цепи и поручни.
Духовник Екатерины ввел Клару в комнату, склонился перед королевой и сказал:
– Прежде чем выслушать исповедь этой несчастной, я налагаю на нее первую степень епитимьи, так как ее душа закоснела и она осмелилась предложить мне деньги за то, что я освобожу ее.
– Помолитесь за нее, святой отец, – ответила Екатерина, – после того как она выполнит епитимью и ее душа очистится слезами, я пришлю вам ключи от ее каземата.
Духовник оставил подвал.
«В своей исповедальне, – пишет про него биограф, – он должен был добиваться того, что не в состоянии была сделать Екатерина в своих парадных комнатах. Религия предоставила коварной монархине средство проводить свои желания и вымещать свой гнев. Кто из ее фрейлин не подчинялся беспрекословно ее воле или, подчиняясь ей, все же вызывал ее неудовольствие, те могли быть уверены, что никогда не оставят исповедальни, не выслушав горьких упреков исповедника или не получив унизительной епитимьи».
Три дамы под черными вуалями были любимицами Екатерины и служили для исполнения ее желаний; это были графиня Сейрди и мадемуазель Фиень и дю Руе. Они сорвали с Клары платье и, не обращая внимания на ее мольбы, приковали ее цепями к столбу; дю Руе взмахнула бичом и в своей фанатической ярости, наверно, искромсала бы спину бедной девушки, если бы графиня Сейрди не крикнула ей, что не должно быть ни малейшего следа от бича. Наказание окончилось. На бедняжку надели простую власяницу, дали ей четки и отвели ее в каземат, где она нашла лишь кучу соломы.
Екатерина Медичи, хладнокровно наблюдавшая за наказанием, кивком головы приказала дамам удалиться. Клара бросилась ей в ноги и стала молить о сожалении.
– Клара, – сказала королева несчастной, – здесь ты будешь нести покаяние за то, что прегрешила из плотской похоти. Я могу избавить тебя от этого наказания, если ты будешь послушна мне. Король поверит, что ты убежала; только я могу открыть твое местонахождение, когда буду убеждена, что навсегда сломлено твое упрямство. Если ничего не убедит меня в этом, тебя перевезут отсюда в монастырь, и там в таком же, как этот, каземате ты окончишь свое существование. Итак, подумай, на что ты решишься.
Клара со слезами стала клясться, что подчинится ее каждому желанию, если только будет освобождена из этого каземата. Но королева, отрицательно покачав головой, сказала:
– Епитимья, наложенная святым отцом, должна быть выполнена. Ты рассчитывала на любовь Генриха. Отлично, зови его на помощь, но, если он не придет, кайся в том, что оскорбила меня, и подумай о том, что я найду и погублю тебя даже в объятиях Генриха, если ты не будешь беспрекословно повиноваться мне.
С этими словами Екатерина опустила железную решетку, замкнула ее и удалилась, не обращая внимания на страшные крики несчастной и на ее вопли и плач.
Закрыв наружную дверь, королева в сопровождении своих дам поднялась по лестнице, и никто из видевших ее в этот вечер не мог бы заподозрить, что в кармане этой веселой женщины находятся ключи от темницы, в казематах которой изнывают и проклинают ее несчастные жертвы… Но призрак испугал ее. Генрих сумел ее успокоить. Для придворных же дам не было ничего необычного в том, что одна из них исчезала на время и возвращалась бледной и истомленной. Двор сожалел, что Клара больна, но кто мог угадать, что именно произошло? Кто посмел бы искать Клару, кто посмел бы произнести ее имя?
Екатерина не трепетала, она была лишь взбешена тем, что призрак напугал ее. Не суеверный страх овладел ею, а мучительное сознание того, что кто-то проследил ее замыслы и насмехается над нею.
«Как далеко проник он в тайну? – думала она. – Неужели он может открыть темницу?»
Она сжала в кармане ключ и поспешно направилась к подвалам. Ей хотелось скорее увидеть, заперты ли двери и томится ли Клара в своем каземате…
Королева бежала по коридорам и слышала хихиканье призрака. Она снова услышала его, когда открыла дверь каземата и нашла Клару на ее соломенном ложе. Она прикрыла первую дверь, но ужас объял ее, так как вблизи нее снова раздалось хихиканье, насмешливое, вызывающее, грозное…
Екатерина бросилась обратно. Впервые она испытывала настоящий страх. В этот момент потух ее фонарь и дверь перед самым ее носом захлопнулась. Она была в плену…. Снова раздалось хихиканье. Пот выступил на лбу Екатерины. Она тронула дверь и увидела, что та не заперта. Королева одним духом взбежала по лестнице, но хихиканье преследовало ее; Екатерина спешила по освещенным залам и все же слышала его у себя за спиной.
– Это игра расстроенного воображения, у меня лихорадка! – успокоила самое себя королева, легла на диван и, позвонив, приказала позвать врача.
Ее мозг, казалось, пылал и перед глазами ходили огненные круги.
На следующее утро по всему дворцу пронеслась ужасная весть: Клару Монтгомери нашли мертвой в ее постели и возле ее трупа – клочок пергамента, на котором было написано следующее: «Я покончила с собою, так как меня бичевали и бросили в темницу за то, что я не хотела служить похоти короля!»
Это – уже не была игра воображения, это была хитро обдуманная месть. Король под страхом смертной казни запретил распространять эту весть; он приказал говорить, что Клара умерла от разрыва сердца.
Граф Монтгомери приехал во дворец и просил выдать ему тело его сестры. Ему было отказано в этом, так как королева взяла на себя хлопоты по ее погребению. За похоронной процессией шли пэры Франции. Король хотел пожать руку Монтгомери, но тот сделал вид, что не заметил этого, и Генрих опустил руку и потупил свой взор. Ни слова гнева не сорвалось с его губ.
Мария Стюарт бросила цветы на гроб бедной Клары и со слезами на глазах шепнула графу:
– Пощадите короля! Не он убил ее.
Монтгомери преклонил колено и поцеловал ее руку; Мария почувствовала, что снова приобрела себе друга. Екатерина тоже обратилась к нему и сказала:
– Граф Монтгомери, вы настаивали на том, чтобы видеть труп. Я чую здесь яд, но яд, для меня неизвестный. Спросите-ка у своего друга Дадли или у его пажа, нечестивого шотландца; пожалуй, они слышали у себя на родине о том, что человека поражает удар, когда он понюхает фиалку.
– Ваше величество, если вы не знаете этого яда, то его и нет здесь налицо, – возразил Монтгомери, – должно быть, тело моей сестры было изнурено ударами бича, холодом, страхом и прочими муками; все это действует как яд.
– Вы так думаете? – с иронической улыбкой произнесла королева. – Меня весьма интересует это сравнение, и я расспрошу вас еще об этом.
Монтгомери поклонился и сказал:
– Где будет угодно вам, ваше величество, только не над опускными дверями Лувра. Впрочем, что это я болтаю, – продолжал он, видя, как Екатерина закусила губы, – вместо того чтобы благодарить вас за то, что ваши строгие меры избавили мою сестру от позора стать графиней Альбеф.
Альбеф был именно тот кавалер, которого король избрал в женихи Клары.
Глава 17. Перемены
Свадебные торжества не прекратили дипломатических интриг, но только на время прервали их. Миру улыбались солнечные лучи, а между тем уже собиралась буря, и те, кто мог прозреть далекое будущее, вместо того чтобы завидовать красавице супруге дофина, молились за нее.
Генрих II, не довольствуясь тем, что женитьбой своего сына на Марии Стюарт укреплял связь Франции с Шотландией, хотел еще унаследовать престол в этом королевстве в том случае, если Мария умрет бездетной. Таким образом он думал предупредить вступление на престол леди Гамильтон и приковать к Франции страну, которая ни за что не хотела сплотиться с Англией. 4 апреля 1558 года, за две недели перед тем, как Мария Стюарт приняла условия, поставленные ей шотландскими депутатами от имени шотландского парламента, она подписала в Фонтенбло два тайных акта, весьма важных и опасных. Первый из них просто-напросто дарил Шотландию Франции; второй был написан на случай неисполнения первого и содержал в себе передачу французским королям наследных прав Марии Стюарт на английский и ирландский престолы. Она подписала тайный протест против торжественных обещаний, данных в присутствии шотландских депутатов, и объявляла их ничтожными.
Шотландские депутаты вовсе и не подозревали, что произошел подобный подлог. Они возвратились в Эдинбург, и парламент дал согласие на получение дофином шотландской короны, приобретаемой им через брак с Марией Стюарт; с того же дня все государственные акты Шотландии должны были быть подписываемы как Марией Стюарт, так равно и дофином. Мать Марии Стюарт, Мария Лотарингская, получила протекторат над Шотландией под условием, что она снова введет там католичество, и это условие Гизов, равно как влияние Франции, заранее настраивало гордое шотландское дворянство против королевы.