В борьбе за трон — страница 68 из 80

В коридоре было слишком светло и негде было укрыться; но Филли еще раньше заметила, что над первым этажом был выступ в стене, по которому шли всевозможные орнаменты. Она открыла коридорное окно, выпрыгнула из него и стала пробираться по чрезвычайно узкому выступу от окна к окну, прислушиваясь, пока наконец не услышала голоса.

Спорили достаточно громко, и первые слова, которые услышала Филли, сразу приковали ее внимание.

– Какая польза нам в том, если с помощью гугенотов мы нападем на королевский дворец и свергнем Гиза? – послышался мужской голос. – Ведь вместо Гиза власть захватят Конде и старик король Наваррский. Откуда возьмем мы сил, чтобы избавиться от этих союзников? Король прибегнет тогда к защите гугенотов, и наше дело будет проиграно.

– Нужно сделать так, чтобы Конде не успел использовать свою победу, – возразил голос Екатерины Медичи. – Они – не более как орудие, которым мы пользуемся, и, как только успех будет достигнут, можно уничтожить орудие.

– Ваше величество, тогда король окажется в их руках и станет их орудием.

– Тогда король будет нашим пленником.

– Все же он – король, и ему нетрудно будет тогда разгадать, кто истинный виновник замысла.

– Пусть догадывается, лишь бы он был лишен возможности продолжать свои безумства. У меня есть еще сыновья, которые могут заменить его.

– Вы хотите принудить короля к отречению?

– Отречься или умереть! Для меня он – не более как неудачный сын, который тяжело оскорбил меня и своими глупостями привел страну к гибели. Он не захотел мстить за смерть своего отца, он – игрушка в руках Гиза, пусть же он теперь посмотрит, кто спасет его: убийцы его отца или Гиз.

– Говорят, что Монтгомери находится в лагере Конде?

– Ведь я говорила, что он бунтовщик, но Франциск почему-то освободил его.

– Было бы выгоднее, пожалуй, пока пощадить англичанина. Монтгомери догадается, откуда идет опасность, и предостережет Конде. Я не доверяю этим союзникам; они видят нас насквозь, и кто знает, не перехитрят ли они нас.

– Слишком большая осторожность приближается к трусости, – нетерпеливым тоном возразила Екатерина, – такая предусмотрительность не приведет ни к какому решению, а нам нужно действовать. Эти три англичанина для нас опаснее, чем целая армия, если нам не удастся выведать тайну, каким образом попали их шпионы в Лувр. Они сопровождают двор, ребячливая Стюарт покровительствует им, как будто они – ее любовники; и кто знает, какие тайные связи имеются у них? Мы не избежим измены, пока жив человек, которому удалось морочить Генриха Второго, меня и весь двор, который сумел открыть тюрьмы Лувра и пускать по коридорам привидения. Пусть говорят, что это – сказка, но я собственными глазами видела, как домовой выпрыгнул в Лувре из окна, с высоты около сорока футов, исчез над Сеной, а затем снова появился в подвальном помещении. Я не верю в привидения, но допускаю, что ловкие шпионы отрядили искусного молодца, что они имеют при себе яды и притом ловки, отважны и смышлены. Однако Фаншон уже более часа наедине с этим Уорвиком и не подала еще никакого знака; это доказывает, насколько эти молодцы настороже.

– Ваше величество, вы решили обезвредить его лишь в том случае, если он выдаст тайну; по-видимому, вы изменили свой план?

– Он должен открыть тайну, и если страсть не заставит его высказаться, если Фаншон не выйдет победительницей, то остается одно – пытка. Я не могу быть спокойна; я лишилась сна, я дрожу перед мыслью, что меня подслушивает шпион. Но будем надеяться на успех. Фаншон красива, умеет завлекать; она любит Дадли и знает, что он должен умереть, если ее постигнет неудача.

Филли слышала достаточно. С невероятной ловкостью карабкалась она почти по гладкой стене, руками держась за украшения, а ногами отыскивая оконную раму нижних окон. Спрыгнув на землю, она добежала до садовой калитки, вспомнив, что Сэррей обещал следовать за ней. Тут Филли осторожно отодвинула задвижку, открыла дверцу и выглянула на улицу.

На противоположной стороне, в углублении, стояли Сэррей и Уолтер. Филли перебежала через улицу и шепнула:

– Измена! Наверху десять или пятнадцать человек, которые поджидают Дадли, когда он уйдет от своей дамы. Екатерина в верхнем этаже. Эта дама – шпионка Екатерины; своим кокетством она должна вырвать у Дадли признание того, каким образом он отыскал Клару Монтгомери. После того его убьют. Войдите в сад и спрячьтесь, пока я не позову вас.

– Не лучше было бы поднять тревогу и предостеречь Дадли? – шепнул Сэррей.

– Для того чтобы его убили раньше, чем подоспеет помощь? – мрачно спросила Филли. – Нет, у меня есть кинжал, и я проложу себе дорогу к нему. Эта дама должна спасти его, она одна может это сделать.

Филли исчезла, не дожидаясь ответа. Предположив, что Дадли заперся в комнате с Фаншон, она взобралась на дерево, возвышавшееся над изгородью садика, и оттуда подслушивала разговор влюбленных.

В решительный момент она помешала Дадли высказать тайну и предостерегла его, как нам известно. Но от ее внимательного взора не ускользнуло и то обстоятельство, что наверху отворилось окно.

Если Екатерина узнала голос, который глумился над нею в сводах Лувра, то все погибло. Момент был критический. Но Филли не потеряла присутствия духа. Под бурным напором желания спасти возлюбленного или умереть вместе с ним она помчалась через сад и купальную комнату, но следующая дверь была заперта.

– Дадли, – позвала она, – тебя предали!

Но тщетно стучала она и дергала засов – Роберт не открывал.

Зато наверху послышались торопливые шаги. Это спускались по лестнице телохранители Екатерины; если бы им удалось проникнуть в будуар, то Дадли должен был бы погибнуть.

В смертельном страхе Филли схватила занавеску, подожгла ее свечой, распахнула жалюзи и закричала:

– Пожар! Пожар!

Пламя вырвалось в окно и стало распространяться с быстротой ветра. Филли выпрыгнула из окна и стала звать на помощь, ввиду того, что слышала, как кавалеры суетились в коридоре.

– Спасите его! – крикнула она Уолтеру и Сэррею, подоспевшим с обнаженными шпагами. – Разбейте окно! Он там, он там!

Уолтер и Сэррей избрали кратчайший путь; они ворвались в коридор, где кавалеры старались выломать дверь будуара.

Атакующие оказались вдруг в засаде.

– Это – два его товарища, убейте их! – послышался голос Екатерины с лестницы.

Шпаги зазвенели и посыпались искры. В первый момент Уолтер и Сэррей уложили двух противников и, воспользовавшись смятением, оттеснили остальных до самой лестницы; но тут их стали одолевать; Сэррей был уже весь в крови, а дверь будуара все еще не открывалась.

– Отступим, – пробормотал Уолтер, – Дадли, наверное, уже мертв, в противном случае он был бы уже здесь.

– Убейте этих подлых трусов! Ведь их всего двое, – шипела Екатерина.

В это время пламя прорвалось сквозь переборку будуара, и коридор наполнился удушливым чадом; из сада послышались крики: «пожар!» – и в дом ворвались солдаты караула.

– Сложите оружие, приказываю именем короля! – прогремел зычный голос муниципального чиновника.

Борющиеся опустили оружие.

– Арестуйте поджигателей! – повелительно крикнула Екатерина, торопливо собираясь покинуть дом.

В садике стоял Дадли, держа на руках Фаншон, находившуюся в глубоком обмороке; он спас ее, выскочив из окна будуара. Филли исчезла.

Муниципальный чиновник узнал королеву-мать и низко поклонился ей.

– Эти люди ворвались в мой дом, – сказала Екатерина. – Этот, – указала она на Дадли, – пробрался в комнату моей статс-дамы и, когда я намеревалась арестовать обоих бесчестных, подоспели его друзья, чтобы спасти его. Они ранили многих из моих придворных и подожгли дом; допрос и суд выяснят дальнейшее. Закуйте их в цепи, я ручаюсь в их виновности.

– А эта дама? – спросил чиновник, указывая на неподвижную Фаншон.

– Она принадлежит к нашему придворному штату, и мы будем судить ее собственной властью! – ответила королева, знаком приказав своим кавалерам отнести Фаншон в карету.

– Я понимаю! – горько усмехнулся Дадли, и краска негодования и возмущения выступила на его лице. – Если я раньше сомневался, то теперь убежден, что эта женщина являлась орудием вашей мести. Эй, вы, – обратился он к чиновнику муниципалитета, – вы ответите за то, что единственного свидетеля отдали во власть обвинителя, который измыслил обвинение из мести и ненависти.

– Молчи, негодяй! – крикнула Екатерина. – Вы, кажется, забыли, что говорите с матерью короля Франции?

– А вы, государыня, позволяете себе оскорблять английского лорда, – возразил Дадли.

– Презренного бунтовщика! – крикнула Екатерина, презрительно вскинув плечи.

Она заметила, что гвардеец опешил, так как мир с Англией был заключен и было бы рискованно обходиться с лордом как с преступником.

– Вы ошибаетесь! – презрительно усмехнулся Дадли. – Королева Мария умерла, а ее наследница не идет теми путями, какие вы, ваше величество, считаете пригодными и для Франции. Я подчиняюсь насилию, но английский посол, граф Кенсингтон, потребует удовлетворения за всякую несправедливость, причиненную мне или моим друзьям.

– Отведите их! – крикнула Екатерина. – И под мою ответственность наденьте на них кандалы. У нас все еще достаточно власти, чтобы усмирить тех, кто берется защищать преступников на том основании, что они английские лорды.

Муниципальный чиновник повиновался, но произвел арест по всем правилам вежливости и снисходительности, показывая тем, что он не сделает ни шага далее того, что ему велит суровый долг.

Пожар остановили.

– Вот видите, к чему ведет правление короля, который не видит ничего, кроме прелестей какой-то дуры! – крикнула Екатерина своим кавалерам, после того как увели арестованных. – Дело идет о сохранении достоинства короны и о подавлении мятежного духа, пока он не принял угрожающих размеров. Поспешите, господа, передать Конде пароль и скажите ему, что я жду его с конницей в Лувре.