Филли не подозревала, какая участь ждет ее. Она была свидетельницей того, как Гиз отдал приказ об освобождении Сэррея, Дадли и Брая; ее душа ликовала, и она была далека от подозрения, что человек, которому она спасла жизнь, предаст ее. Ничего не подозревая, она взяла записку, которую герцог поручил ей передать королеве-матери, и хотя ей было мучительно исполнить поручение, но противоречить она не посмела.
Екатерина сидела на диване и, когда Филли вошла, посмотрела на нее так насмешливо, так ехидно, как, вероятно, смотрит боа на жертву, которую готовится проглотить.
Филли почувствовала невыразимый страх; ее сердце билось и колени дрожали, когда она подошла ближе, чтобы передать письмо.
Екатерина нетерпеливо вскрыла его и при первых же строках ее лоб нахмурился: Гиз извещал ее, что Монтгомери скрылся; но последние строки умиротворили ее.
«Взамен возьмите пажа, – написал он, – мальчишка – колдун, вы найдете при нем некоторые яды».
– Скажи мне, мальчик, – начала Екатерина, пытливо глядя на Филли, – ты веришь в колдовство?
– Ваше величество, говорят, что опасно отрицать то, что установлено святой церковью.
– А, ты осторожен! Я тоже не верю в колдовство и убеждена, что хорошей железной цепью можно приковать самого дьявола, а тем более маленького домового, который в женском платье выпрыгнул из окна второго этажа в Лувре.
Филли побледнела и начала дрожать, когда Екатерина при этих словах позвонила.
Дверь отворилась, и на пороге появились два здоровенных парня, телохранители Екатерины. По данному знаку они связали Филли, раньше чем она успела опомниться от страха.
– Отведите его в застенок Лувра и привяжите к брускам! – крикнула королева. – Я приду после первой степени пытки.
Стражники потащили несчастную вниз по винтовой лестнице.
В застенке с нее сорвали одежду.
– Это девушка! – воскликнули они пораженные, между тем как Филли от страха и стыда проливала горькие слезы. – Горб у нее поддельный!.. Об этом нужно доложить королеве.
Парни колебались чинить над девушкой кровавую расправу, предназначенную для мальчика; они остановились и смотрели на нее грубым, похотливым взором.
– Это что же такое? – воскликнула Екатерина, когда, войдя со своим духовником, заметила, что ее приказание еще не исполнено.
Но причина замедления была тотчас разъяснена ей.
– Женщина! – удивилась она, и ее лицо приняло демоническое выражение. – Бичуйте же ее! Если она умела скрывать свой пол, пусть поплатится за это.
Слуги привязали несчастную, и в несколько минут все прекрасное тело Филли было исполосовано до крови.
Девушка не издала ни единого звука, и, когда ее освободили, чтобы произвести дознание, ее зубы были судорожно сжаты.
– Ты признаешься теперь, кто ввел тебя в Лувр в день смерти Клары Монтгомери? – спросила Екатерина, смотря на жертву своей мести с нескрываемым выражением торжества и злорадства.
– Я сама вошла! – крикнула Филли, пронизывая королеву взором, полным ненависти. – Вы хотите умертвить меня на пытке, потому что я подслушала, как вы призывали дьявола к себе на помощь! Вы хотите убить меня за то, что я не хотела помочь вам изготовить яд для короля, вашего сына!
– Привинтите ее к тискам! – заскрежетала Екатерина, бледная от бешенства, так как заметила, что слуги стояли озадаченные.
– Слушайтесь ее! – крикнула Филли. – А завтра она будет вас пытать за то, что вы слышали мои слова.
– Вырвите ей язык! – бесновалась Екатерина и в пылу ярости схватила щипцы, чтобы собственноручно произвести это гнусное деяние.
Но духовник остановил ее.
– Оставьте, – шепнул он, – ваше негодование может показаться слугам признанием вашей вины, и хотя вы каждому можете дать отпор, но все же лучше уберечься от злой клеветы. Эта девушка упорна и не поддастся пытке. Не попробовать ли соблазнить ее обещаниями? Она должна отречься от своих слов, а там вы можете отомстить ей вдвойне.
Однако не успел он договорить, как постучали в дверь и посланец передал Екатерине пергамент.
Это было письмо от герцога Гиза.
«Пощадите пажа! – писал он. – Король хочет видеть его не далее как сегодня!»
Она подала знак палачам, привинчивавшим тиски, отойти в сторону и показала несчастной Филли послание Гиза.
– Вот кого должна ты ненавидеть, – прошептала Екатерина, – он предал тебя. Откажись от своих слов, и я буду милостивее, чем герцог, которому ты служила с такой преданностью!
Филли прочла письмо, и трепет ужаса пробежал по ее телу; не только Екатерина мстила ей, но даже человек, который был обязан ей признательностью, презренно предал ее.
– Первую степень! – крикнула Екатерина палачам и, когда они притянули тиски, которые должны были смять кости рук несчастной девушки, повторила свой вопрос, с которым раньше обратилась к Филли.
– Меня провел в Лувр герцог Гиз, – простонала Филли, – он предал меня вам.
По данному знаку тиски нажали, кости хрустнули.
Но оставим это мрачное подземелье с возмущающими душу сценами и перенесемся в покои короля.
Мария Стюарт добилась приказания короля, о котором Гиз известил Екатерину. Сэррей и Уолтер Брай, как только были выпущены на свободу, тотчас же поспешили к герцогу, чтобы узнать о судьбе пажа.
– Я должен был пожертвовать им ради вашей свободы! – сказал Гиз легкомысленно, не обдумав, что Брай и Сэррей могли привлечь его за это к ответственности; но они узнали уже от камердинера, что сделал паж для их спасения, и узнали также, что герцог послал его к королеве Екатерине.
– Возьмите мою жизнь, но спасите ребенка! – воскликнул Уолтер.
Но все его мольбы и угрозы не помогли; герцог объяснил, что ничего не может сделать, что он предал Филли королеве Екатерине.
Оба англичанина бросились к Марии Стюарт, чтобы у ног ее молить о помощи для спасения Филли. Они встретили у королевы Дадли, который молил о спасении Фаншон.
С ужасом услышала Мария, как Екатерина хотела умертвить Фаншон, узнала, какие ужасы творятся в подземельях Лувра, и видела, как ее друзья дрожали за судьбу своего пажа. Не медля ни минуты, она побежала к королю и со слезами на глазах стала молить его о королевском приказании вырвать несчастную жертву из рук убийцы.
Франциск, покачав головой, сказал:
– Это моя мать! Я не могу употребить против нее насилие.
– Она – враг твоей короны. Покажи свою власть, дорогой Франциск!.. Я возненавижу тебя, если ты попустишь такое позорное деяние. Я не требую, чтобы ты заковал в цепи ту женщину, которая руководила заговором против тебя и посягала на твою корону, но я прошу тебя только воспрепятствовать ей в преследовании верных тебе и мне людей.
– Мария, она отомстит тебе и мне за то, что мы лишили ее жертвы, которую даже сам Гиз не решался отнять у нее. Что нам прока в жизни пажа или легкомысленной женщины, которые к тому же обвиняются, как я слышал, в ереси?
– В таком случае пусть верховный суд произнесет приговор над ними, но не допускай тайного убийства. Я не могу вынести это. Заклинаю тебя моей любовью, не позволяй творить такие ужасы, иначе я никогда больше уже не буду весела вблизи тебя!
Франциск подошел к своему письменному столу, написал несколько строк, затем позвонил и передал письмо слуге.
– Герцогу Гизу, немедленно! – сказал он.
Мария Стюарт обняла мужа и стала целовать его глаза и уста, но он был мрачен и задумчив.
– Чаша переполнилась, – прошептал он про себя, – теперь мать вонзит кинжал мне в сердце, тот самый кинжал, который был направлен против моей короны!
Мария Стюарт не слыхала его слов; она была счастлива, что его любовью добилась жертвы, нелегкой для него. Но, когда прошло два часа, а ей все еще не доложили об освобождении арестованных, она стала беспокоиться. Она приказала проводить Филли и Фаншон в ее комнаты и радовалась возможности возвратить спасенных своим английским друзьям, как вдруг вместо известия об исполнении приказа короля Мария Сейтон доложила, что явилась королева Екатерина.
Франциск побледнел.
– Будь тверд! – прошептала Мария. – Она может только просить, если же она станет противиться, надеюсь, ты покажешь ей, что ты – король, она же – убийца и мятежница.
Она не успела договорить эти слова, как вошла Екатерина. Глаза итальянки горели мрачным, зловещим огнем.
– Я пришла, – гордо сказала она, – чтобы пожаловаться на герцога Гиза. Он требует от меня выдачи двух моих служанок, провинившихся предо мною, хотя ему следовало бы знать, что мне принадлежит судебная власть над лицами моего домашнего штата.
– Это я приказал, матушка! – произнес Франциск.
– Тогда я сожалею, что не могу исполнить приказание. Я стану защищать свои права, и мне интересно посмотреть, как далеко зайдет сын, решившийся употребить силу против своей матери! – воскликнула Екатерина.
– Настолько далеко, ваше величество, насколько повелевает мне долг государя. Вас обвиняют в покушении на убийство Фаншон Сент-Анжели, а паж англичан – не ваш слуга.
– Вы плохо осведомлены, ваше величество, – насмешливо ответила Екатерина. – Этот паж был уступлен мне герцогом Гизом, на службе которого он состоял в последнее время, и, следовательно, поступил ко мне на службу. Он один осмелился на то обвинение, но, конечно, откажется от него на пытке. Вдобавок вас, ваше величество, обманули и насчет личности так называемого пажа; он – переодетая девушка, негодяйка, последовавшая за молодыми людьми из Англии, и, без сомнения, она не заслуживает того, чтобы ею так живо интересовались короли и герцоги.
– Девушка? – воскликнул пораженный Франциск. – Не может быть!
– Не верь ей! – предостерегла его шепотом Мария Стюарт. – Вникни в дело сам и выслушай, что скажут тебе о том англичане.
– Матушка, – продолжал король, в которого эти слова вдохнули новое мужество, – данный мною приказ должен быть исполнен; под страхом королевского гнева я прошу вас о повиновении.
– Я готова подвергнуться королевскому гневу! – с презрительной насмешкой подхватила Екатерина. – Я уступлю только силе!