Будапештская операция началась успешным наступлением 46-й армии генерал-лейтенанта И. Т. Шлемина и действовавших совместно с ней 2-го и 4-го гвардейских механизированных корпусов. Мощный удар этих сил при активной поддержке 5-й воздушной армии генерала Горюнова позволил войскам левого крыла фронта выйти к южным подступам Будапешта. До столицы оставалось не более двадцати пяти километров. Из района Мишкольц к Будапешту были срочно переброшены три танковые и одна моторизованная дивизии противника. Это не могло не сказаться на темпах наступления. Противник значительно усилил сопротивление. 46-я армия и приданные ей корпуса в течение 3 и 4 ноября предпринимали попытки прорвать оборону внешнего оборонительного обвода города. Обстановка требовала ускорить наступление других армий фронта и особенно 7-й гвардейской армии генерал-полковника Шумилова, наносившей удар севернее Будапешта.
Для взаимодействия с 7-й гвардейской армией в преодолении реки Тисса конно-механизированная группа 5 ноября перегруппировывалась в район населенного пункта Уйсас. По решению командующего фронтом группа должна была ударом от города Сольнок на север снять оборону противника по западному берегу реки Тисса и тем самым оказать помощь 7-й гвардейской и 53-й армиям.
Сосредоточение корпусов и подготовка к наступлению были закончены 10 ноября. Войска 7-й гвардейской армии и наступавшей севернее ее 53-й армии к этому времени успешно закончили форсирование Тиссы и отбросили противника от реки.
Перед началом Будапештской операции в составе конно-механизированной группы произошли некоторые организационные изменения. Начало этим изменениям было положено приказом Ставки Верховного Главнокомандования от 31 октября 1944 года. Ставка предписала командующему фронтом иметь в составе фронта две конно-механизированные группы. В состав моей группы вошли 4-й и 6-й гвардейские кавалерийские и 7-й гвардейский механизированный корпуса со всеми средствами усиления. Основные силы таким образом остались без изменений. Но в приказе Ставки говорилось: «Для управления группой сформировать штаб группы и выделить необходимые средства связи». Это значило, что вместо нештатной конно-механизированной группы, со всеми ее недостатками и трудностями в управлении, создается штатная 1-я гвардейская конно-механизированная группа со своим органом управления армейского типа. До этого командующий группой в управлении войсками опирался на штаб корпуса. Ясно, что штаб корпуса не мог полностью справиться с задачами, так как в состав группы входило от трех до пяти корпусов.
Штатная конно-механизированная группа являлась более эффективным оперативным объединением во всех отношениях.
Организационное оформление конно-механизированной группы было логическим завершением тех качественных и количественных изменений, которые произошли в подвижных войсках к концу 1944 года. Быстро и широко развивающаяся танковая промышленность позволила еще в 1942 году развернуть формирование значительного количества танковых и механизированных соединений и объединений. Это с закономерной неизбежностью повлекло за собой все большее снижение удельного веса чисто кавалерийских соединений в операциях, проводимых советскими войсками. Снижение удельного веса конницы шло не за счет сокращения ее численности, а в результате значительного увеличения танковых и механизированных соединений и объединений. Кавалерия в «чистом» виде, как самостоятельный род войск, стала утрачивать свое былое значение, заменяться смешанными конно-механизированными группами. Кавалерийские соединения, входящие в состав конно-механизированных групп, были значительно усилены включением в их состав танковых, артиллерийских частей и других средств усиления. Я и сейчас с большим удовлетворением вспоминаю тех офицеров и генералов, которые пришли на укомплектование штаба и политотдела группы войск. Это были заслуженные, храбрые, имеющие уже богатый боевой опыт командиры, штабные и политические работники: начальник штаба генерал Пичугин, начальник оперативного отдела полковник Пустынов, начальник разведотдела полковник Компаниец и многие другие, показавшие себя в ходе дальнейших наступательных операций с самой хорошей стороны.
Костяк политотдела группы составили: полковник Грищенко, подполковники Целуйко и Иванов, майор Колядич, капитан Давыдов, майор Симок, майор Глезин, майор Егоров. Все как на подбор — отличные офицеры. Естественно, политорганы корпусов и дивизий стали работать еще лучше.
К 10 ноября одновременно с завершением сосредоточения дивизий группы в районе Сольнок, Абонь, Тертель было в основном закончено комплектование штаба и политического отдела конно-механизированной группы. Заместитель начальника политотдела группы подполковник Целуйко доложил мне, что в частях и соединениях группы 10 226 коммунистов и еще больше комсомольцев. Такое мощное ядро способно было создать огромную наступательную энергию в корпусах и дивизиях.
Конно-механизированная группа была введена в полосу наступления 7-й гвардейской армии, куда переносился главный удар фронта. Командующий армией имел приказ маршала Малиновского: сконцентрировать на своем левом фланге не менее 1600 орудий, прорвать фронт обороны противника и обеспечить ввод в сражение нашей конно-механизированной группы, а также 2-го и 4-го гвардейских механизированных корпусов, переброшенных с южного крыла фронта.
По этому же приказу мы должны были с утра 10 ноября войти в прорыв, имея в первом эшелоне наш 23-й танковый корпус, и к исходу следующего дня перерезать железнодорожную и автомобильную магистрали Будапешт — Мишкольц, попутно освободив крупные населенные пункты Карачонд, Вамошдъерк, а также важные узлы дорог Каль и город Дьёндьёш, расположенный у южного подножья гор Матра. Нам предстояло пройти пятьдесят километров в условиях бездорожья, по местности, изрезанной густой сетью оросительных каналов, с разбросанными населенными пунктами, которые противник использовал для усиления обороны. Однако наступление началось днем позже, при более благоприятных для нас погодных условиях.
Хмурое утро 11 ноября 1944 года. Холодный, пронизывающий туман плотным слоем накрыл Венгерскую равнину. Это нас радовало, туман был нашим союзником, надежно скрывавшим действия корпусов от наземного и воздушного противника.
С раннего утра в полосе 7-й гвардейской армии возобновилось решительное наступление в общем направлении на Хатван. Одновременно с нашей конно-механизированной группой вступили в сражение и прибывшие на это направление 2-й и 4-й гвардейские механизированные корпуса. Значительное увеличение подвижных войск в полосе наступления 7-й гвардейской армии вызвало на этом участке фронта высокую боевую активность, а отсюда и успешные результаты. Начавшееся наступление должно было, по замыслу командования фронтом, привести к охвату Будапешта с северо-востока и севера, чтобы совместно с войсками левого крыла фронта, которые наносили удар по противнику, оборонявшемуся на юго-восточных подступах к столице, окружить и ликвидировать будапештскую его группировку.
Боевые действия в первый день показали, что противник умело использует каждый объект для жесткой обороны, всеми силами стараясь остановить наше наступление в междуречье Тиссы и Дуная, чтобы затем перехватить инициативу и восстановить свою оборону по Тиссе. Во всяком случае, характер действий противника говорил о том, что он не намерен для сохранения своих сил отводить войска на правый берег Дуная.
Донесения, поступившие от частей и соединений, свидетельствовали о высоком накале боев. Противник упорно сопротивлялся, неся большие потери. Боевая инициатива была твердо в наших руках.
Меня всегда особенно беспокоили первые результаты сражения, поскольку в них закладывается и моральный, и оперативный фундамент успеха в целом.
Мы придавали большое значение захвату крупного населенного пункта Ясладань — узла шоссейных дорог, расположенного на железнодорожной линии Сольнок — Дьёндьёш. Ясладань был первым мощным узлом обороны на пути нашего наступления. Взять его без больших потерь можно было только ворвавшись на плечах отходящего противника.
Я наблюдал со своего КП картину боя. Широко развернувшись, вал за валом шли на город танки 23-го танкового корпуса генерала Ахманова. Под их тяжелой броней содрогалась земля.
Ветер доносил едкий запах гари: горели дома, превращенные гитлеровцами в опорные пункты, чадно дымили подбитые танки. Туман уже рассеялся, и было хорошо видно, как на окраину Ясладаня ворвался танк. Он мчался на предельной скорости. Впереди сверкнул орудийный выстрел. Расстояние от пушки до танка было небольшое, но вражеского артиллериста подвели нервы: он промахнулся. Второго выстрела он не успел сделать — стальная махина накрыла пушку. Потом танк круто повернул вправо — на пулеметное гнездо. Это было потрясающее зрелище: опоясанный огнем, сам извергающий огонь, танк носился по улице, бросаясь из стороны в сторону, сметая все на своем пути.
— Откуда этот герой? — вырвалось у меня.
— Из третьего батальона капитана Куприянова, товарищ командующий, — ответил генерал Пичугин, — а кто — узнаем после боя.
Потом мы получили точные сведения. Это был танк командира взвода, коммуниста лейтенанта Журавлева, который увлек за собой весь батальон. Он уничтожил в бою за Ясладань шесть орудий, три пулемета, четыре автомашины и тридцать вражеских солдат и офицеров.
Как бы соревнуясь в отваге с Журавлевым, бесстрашно действовал комсорг 2-го танкового батальона Александр Михайлович Юсов. Он стремительно ворвался в расположение противника. Суетившиеся впереди у орудий вражеские расчеты не успели выстрелить. На них обрушился танк. Он подмял под себя еще одну пушку и рванулся было на обезумевших от ужаса немецких солдат, тащивших пулемет, но вдруг дернулся и замер. В его борт ударил снаряд немецкой самоходки. Черный дым окутал грозную машину, но она продолжала косить врагов.
После боя мы похоронили героев. И над их могилой прозвучал залп воинского салюта… Так славно дрались наши отважные танкисты из корпуса генерала Ахманова.