Вот-вот из леса, что виден нам с высотки, покажутся танковые колонны мехкорпуса, и бой оживет, удар наш обретет мощь и силу.
Идут ожесточенные бои в Долгеньком, враг выбит из Мазановки. Ворота для ввода мехкорпуса открываются. Танков нет! Р. Я. Малиновский опять вызывает по телефону И. Н. Руссиянова. Связь работает. Руссиянов отвечает, что сейчас, через несколько минут пойдут в бой танки. Малиновский кладет трубку, я вопросительно смотрю на него.
— Сейчас! — повторяет он слова Руссиянова. — Сейчас! Что ты на меня смотришь? — вдруг кричит он. — Я что, не понимаю, что дорога каждая секунда?!
Я действительно смотрю на Малиновского, смотрю и молчу. Да и разве тут выскажешь все что кипит в душе! Вчера же все проверяли вместе. Побывали во всех дивизиях 8-й армии, а в мехкорпус не поехали, считая, что там давно все готово.
Танков нет и нет!
Р. Я. Малиновский пытается соединиться с генерал-лейтенантом П. В. Волохом. Волох не берет трубки. Командующему фронтом отвечают, что генерал Волох у танкистов в лесу.
— Он с ними! — с надеждой восклицает Малиновский. — Он с ними, он сам вводит корпус в бой!
Руссиянов опять уверяет, что танки скоро двинутся в бой.
Я опять выразительно смотрю на командующего фронтом.
— Что смотришь? Что смотришь? — кричит он. — Иди и сам вводи! Заснули они, что ли?
Я не стал ждать повторения и помчался в лес на исходный рубеж ввода мехкорпуса.
Сначала я никак не мог понять, что случилось. Командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта генерал-лейтенант П. В. Волох был убит осколками снаряда. Руссиянов прямо мне заявил, что мехкорпус к вводу в бой не подготовлен, что он еще только сосредоточивается на исходных позициях. Естественно, что через голову командира корпуса я действовать не мог. На моих глазах танки выходили на исходные рубежи. Все, что я мог сказать Руссиянову о необходимости ввода в бой корпуса, было сказано.
Мне казалось, он не поверил, что мы прорвали оборону противника, что нами подготовлен ввод корпуса.
А время шло, противник подбросил новые силы за счет соседних участков фронта, пытаясь закрыть образовавшийся прорыв до десяти километров в глубину и восьми километров по фронту. Его дальнобойная артиллерия систематически обстреливала дороги, идущие с тыла к фронту.
Я доложил Р. Я. Малиновскому, что время для ввода корпуса в бой упущено… Противник, вероятно, подготовился к встрече наших вторых эшелонов. В воздухе к тому же появились вражеские бомбардировщики и штурмовики, вызванные, видимо, с дальних аэродромов для удара по танковым частям, появление которых предусмотрело вражеское командование.
В этот день 1-й гвардейский механизированный корпус не был введен в бой, хотя прорыв фронта обороны противника был осуществлен.
8-я гвардейская армия сменила огневые позиции артиллерии, подтянув ее ближе к наступающим войскам.
Командующий фронтом весь день провел на армейском наблюдательном пункте. Уезжая вечером в свой штаб, он приказал мне и соседним 6-й и 12-й армиям с утра 23 августа продолжать наступление с прежней задачей. Так же подтвердил задачу и генералу Руссиянову — вступить в сражение с раннего утра 23 августа.
На следующий день утром армия после короткой артиллерийской подготовки снова пошла в атаку, очистила полностью село Долгенькое и вышла на западную опушку леса южнее этого села. По приказу командующего фронтом механизированный корпус Руссиянова в густых боевых порядках пошел в атаку. Танки перевалили высоту с отметкой 242,9 южнее Долгенького и тут же внезапно попали под огонь танков противника, закопанных в землю и хорошо замаскированных в кустарнике. Запылали наши танки.
Здесь впервые я увидел, как противник применил противотанковые торпеды, которые запускались из окопов и управлялись по проводам. От удара торпеды танк разрывался на огромные куски металла, которые разлетались на 10–20 метров. Тяжело было нам смотреть на гибель танков, более десятка машин погибло, пока наша артиллерия не нанесла сильный огневой удар по танкам и окопам гитлеровцев.
Все было ясно. Противник за ночь подтянул к опасному участку свои резервы. Мы опять натолкнулись на возросшее сопротивление. Прорыв к Барвенкову враг закрывал трупами, бросая в бой все силы, которые были у него в Донбассе, ибо взятие Барвенкова означало бы для него в сложившейся обстановке катастрофу.
А обстановка для него была действительно катастрофической. Советские войска подходили к Харькову, начавшееся 17 августа наступление войск Южного фронта успешно развивалось. Части 5-й ударной армии под командованием генерала Н. Э. Берзарина прорвали оборону противника на участке Куйбышево — Дмитриевка, продвинулись вперед, за ними в прорыв устремились части 4-го гвардейского механизированного корпуса. Гитлеровское командование не знало, откуда брать резервы.
«22 августа, — пишет Манштейн в своих мемуарах, — было явно днем кризиса. В Донбассе противник вновь атаковал нас. Хотя 6-я армия и смогла сдержать опасный прорыв противника, но ей не хватало сил вновь восстановить положение. На участке 1-й танковой армии новое крупное наступление противника было остановлено, но ее силы иссякли».
23 августа город Харьков был освобожден войсками Степного фронта при активном содействии войск Воронежского и Юго-Западного фронтов.
Нас, командиров, иногда спрашивают: какие части или соединения освободили тот или иной город? Я отвечаю, что не всегда части, которые первыми входят в город, являются его единственными освободителями.
Взаимодействие фронтов — сложное дело, и не всегда оно приметно для широкого обозрения.
Несомненно, наше наступление, хотя оно и не нашло развития в глубину, сковало значительные силы врага и дало возможность войскам Степного и Воронежского фронтов достичь успеха.
Могло случиться и иначе. Не перебросив дивизии из-под Харькова, противник мог приостановить наступление советских войск под Харьковом, но тогда части Юго-Западного фронта сражались бы с противником, лишенным резервов, тогда наши усилия на барвенковском направлении увенчались бы успехом, и разгром немецко-фашистских войск начался бы под Барвенковом, с выходом на Харьков и южнее, в направлении на Запорожье.
В основном задачи Ставки нашими войсками на Северном Донце были решены — мы лишили противника маневра, сковали его силы, притянули часть танковых сил на себя.
В августовских боях были созданы предпосылки не только для полного освобождения Донбасса, но и для дальнейшего освобождения всего юга страны.
Запорожская операция
1
15 сентября, после длительных и бесплодных поисков выхода из надвигающейся катастрофы, Манштейн отдал приказ об отводе основных сил группы армий «Юг» за Днепр, а на южном участке — за реку Молочную.
Днепр избирался и заранее подготовлялся как непреодолимый водный рубеж для длительной обороны, как рубеж для создания длительной оперативной паузы, во время которой гитлеровское командование рассчитывало перемолоть наступающие советские войска в обороне, а затем, при благоприятной для них обстановке на западе, вновь захватить стратегическую инициативу.
Линию по Днепру противник называл «Восточным валом».
«Фронтовик мечтал, — пишет бывший командир 47-го немецкого танкового корпуса генерал Форманн, — о защите и безопасности за Днепром. Единственный смысл во всех тяжелых боях, которые велись за последние месяцы, он видел в том, чтобы переправиться через реку и там наконец найти покой». Другой немецкий генерал, Кнобельсдорф, добавляет: «При отступлении среди солдат распространялись нелепейшие слухи о новых позициях, оборудованных специальными командами по строительству укреплений… Солдаты говорили о неприступных дотах и в глубине души возлагали величайшие надежды на эту новую линию».
Итак, ведя арьергардные бои, гитлеровские войска отходили за Днепр и Молочную.
Войска Центрального, Воронежского, Степного и Юго-Западного фронтов выходили к среднему течению Днепра от Лоева и до Запорожья. С ходу, без оперативной паузы, началось форсирование «Восточного вала» для создания плацдармов на правом берегу Днепра. Войска Юго-Западного фронта подошли к Днепропетровску и Запорожью, к Мелитополю подходили войска Южного фронта.
25 сентября перед командующими Центральным, Воронежским, Степным и Юго-Западным фронтами была поставлена задача: с выходом армий к реке Днепр немедленно форсировать его на широком фронте с целью рассредоточить внимание и силы противника.
Действуя почти на всем протяжении среднего течения Днепра, четыре фронта могли, безусловно, так нацелить удары, чтобы противник не смог определить направление главного удара, не смог создать, пользуясь маневренностью своих войск, оборонительный кулак для отражения удара.
Противник отступал на широком фронте, его оборона уже была прорвана, и он еще не успел перегруппироваться и занять новый рубеж обороны. Автором серийности ударов при прорыве укрепленной полосы на широкой протяженности фронта в свое время, как известно, был русский генерал А. А. Брусилов. Будучи командующим Юго-Западным фронтом в годы I мировой войны на русско-австро-германском фронте, он атаковал противника одновременно во многих местах вместо предусматриваемого тогдашней тактикой удара всеми силами на одном участке. Правда, этот прием в 1943 году мог быть действенным только на больших пространствах при взаимодействии сил нескольких фронтов.
Форсирование Днепра началось с ходу.
Перед Юго-Западным фронтом стояла несколько усложненная задача.
Отступая на правый берег Днепра, отводя свои войска за «Восточный вал», противник оставил на некоторых участках сильно укрепленные плацдармы как опорные пункты для возможного контрнаступления, а также как оборонительные рубежи: укрепрайоны, в которых, по их планам, могли быть перемолоты силы наших армий. Плацдарм, оставленный на левом берегу, прижатый к берегу реки, был для гитлеровского командования и некоторой гарантией стойкости войск.