В 11 часов утра 3 марта войска 8-й гвардейской армии перешли в общее наступление, форсировали в нескольких местах Ингулец и, продвинувшись за день боя вперед на пять-шесть километров, захватили несколько разрозненных плацдармов, а затем, развивая успех, соединили их воедино с глубоким выступом в глубину обороны противника. Плацдарм теперь простирался от Зеленого на Андреевку (Забережную), Широкую Дачу, станцию Николо-Козельск. Вцепившись в правый берег широко разлившейся реки, части армии приступили к постройке надежных переправ, стали переправлять через реку артиллерию, танки, подвозить боеприпасы.
Командование 8-й гвардейской армии исходило в анализе обстановки из реально сложившегося положения на правом берегу реки Ингулец. Переправив 3 марта основные силы армии на левый берег, установив на позициях артиллерийские батареи, подтянув для атаки танки, мы считали возможным уже 4 марта сильным ударом развить наступление и подготовить прорыв для ввода в бой конно-механизированной группы И. А. Плиева, значительной по тем временам силы.
И вдруг вечером 3 марта я получаю приказ командующего фронтом, несколько удививший меня. Командующий фронтом приказал отменить до утра 6 марта выполнение своего приказа, нацелившего войска фронта на широкое наступление.
Слов нет, всякое наступление требует тщательной подготовки. Лучше отложить наступление, чем бросать войска в бой без боеприпасов, с ходу, с марша, не сосредоточив их на исходных позициях. Но на войне иной раз слагается обстановка, которая требует быстрых и решительных действий, когда всякая отсрочка может оказаться более выгодной противнику.
С позиции командующего армией, конечно, не все видно в масштабе действий фронта. Но сколько я ни вчитывался в приказ командующего фронтом, принять его внутренне никак не мог.
Я рассуждал так:
1. За день боя мы понесли незначительные потери при форсировании такой серьезной водной преграды, как разлившийся Ингулец, всего сорок человек убитыми и ранеными. Мы захватили только пленными около пятисот человек. Мы нащупали слабые, места в обороне противника.
2. А он, несомненно, уже понял нависшую над ним угрозу, разгадал и направление нашего главного удара, определил место наиболее глубокого вклинения в свои позиции и постарается в кратчайший срок сманеврировать резервами, заткнуть прорыв новыми частями, и мы встретим мощную оборону. Для того чтобы по бездорожью подбросить к месту прорыва обороны в районе Зеленое резервы, ему потребуется не менее двух суток. Мы сами дадим ему время для подтягивания резервов, если отложим наступление на два-три дня.
3. Армия вела бой 3 марта фактически лишь четырьмя дивизиями. Все остальные дивизии оставались вне боя, принимали на ходу пополнение, занимались переправкой войск и техники, пополнялись боеприпасами. Они были готовы к развитию наступления.
4. Подвижная группа Плиева была нацелена на прорыв на участке 8-й гвардейской армии. Стало быть, мы имели возможность, расширив прорыв, образовавшийся ночью, обеспечить быстрый и решительный ввод группы в чистый прорыв.
Что же могло побудить командующего фронтом приостановить так удачно начавшееся наступление? Я не видел для этого никаких оснований и потому решил доложить командующему фронтом о своих сомнениях и испросить разрешения продолжать наступательные действия. Ночью я связался с Родионом Яковлевичем Малиновским и изложил ему свои соображения. Родион Яковлевич, узнав от меня подробности о прорыве обороны противника и взвесив наши возможности, дал согласие на продолжение наступления с утра 4 марта.
Утром 4 марта артиллерия армии обрушила огонь на позиции противника. Командующий артиллерией генерал Н. М. Пожарский удачно спланировал огонь. Артиллерия била по выявленным батареям врага, разрушая опорные пункты обороны, блиндажи и огневые точки. Сразу же поднялись в атаку стрелки. Безотказно, под прикрытием артиллерийского огня и нашей авиации работали переправы. Армия развила наметившийся 3 марта успех.
К 6 марта войска 8-й гвардейской армии осуществили прорыв обороны противника на глубину до двенадцати километров и по фронту до восемнадцати километров. Таким образом, был подготовлен ввод в чистый прорыв конно-механизированной группы И. А. Плиева.
Командующий фронтом приказал 6 марта группе И. А. Плиева войти в прорыв. В 20 часов 30 минут через боевые порядки 8-й гвардейской армии пошли конники Плиева и хлынули танковые батальоны.
Я стоял на пригорке, где размещался наш КП. Перед нами простиралась украинская земля. Начинался глубокий рейд по тылам противника.
В результате стремительного и глубокого вклинения наших войск (8-й гвардейской армии и подвижной группы Плиева) вдоль железной дороги Новый Буг — Николаев для противника к исходу 10 марта создалась обстановка почти полного окружения. Гитлеровское командование создало из нескольких пехотных дивизий с танками группу прорыва, которая и начала наносить удары в западном направлении.
Для усиления правого фланга 8-й гвардейской армии командующий фронтом придал нам 23-й танковый корпус под командованием генерал-лейтенанта танковых войск Е. Г. Пушкина.
Корпус еще только подходил к месту назначения… Мы с ним поддерживали связь по радио. Шли осторожные переговоры короткими сигналами, чтобы гитлеровцы по радиоперехватам не догадались о передвижениях корпуса. И вдруг по радио открытым текстам сообщение: убит Е. Г. Пушкин… Генерал-лейтенант, командир 23-го танкового корпуса. Убит осколком вражеской бомбы.
Нет, неправду говорят, что на войне привыкаешь к смерти.
Но что делать с корпусом? Ставить боевую задачу по радио было невозможно.
Военный совет армии решил послать туда командующего бронетанковыми и механизированными войсками 8-й гвардейской армии генерала Матвея Григорьевича Вайнруба — ветерана-сталинградца. Ему было приказано: если нужно, вступить в командование корпусом с задачей — находясь во втором эшелоне армии, держать тесную связь с частями подвижной группы Плиева и с дивизиями 28-го гвардейского стрелкового корпуса, не допускать прорыва противника на запад через железную дорогу Новый Буг — Николаев. Через час М. Г. Вайнруб улетел на самолете По-2, а через три часа я получил от него кодограмму о благополучном приземлении и прибытии в штаб 23-го танкового корпуса.
Наши наступающие части встречали яростное сопротивление противника. С каждым часом, с каждой новой контратакой становилось яснее и яснее, что гитлеровское командование спешит вывести войска из наметившегося кольца, что главные силы противника сосредоточиваются в двух районах: северная группа в составе пяти-шести дивизий, южная группа в составе трех-четырех дивизий.
Особую тревогу вызывали вражеские атаки в направлении на Ново-Полтавку. Здесь мы захватили артиллерийский склад, тысячи вагонов боеприпасов.
Надо было немедля принимать действенные меры.
Я незамедлительно выехал с оперативной группой в Ново-Полтавку. На командном пункте вместе с автором этих строк находились: член Военного совета армии генерал Д. Ф. Семенов, командующий артиллерией генерал Н. М. Пожарский, заместитель начальника штаба армии полковник Белявский, полковник Ткаченко и офицеры штаба Велькин, Касюк, Копаненко, Павлов и другие. Проезжая по дороге от Вольное — Запорожье до Ново-Полтавки, мы дважды сталкивались с просочившимися небольшими группами противника, дважды отстреливались от этих групп и прокладывали дорогу на Ново-Полтавку по вспаханным полям.
Наше прибытие в Ново-Полтавку было как никогда своевременным и нужным. Противник успел сосредоточить достаточно сил и средств и развертывался для прорыва из наметившегося окружения.
Напоминаю, был март. Начало марта на юге Украины — это самая невообразимая распутица. Прямое движение войск от одного населенного пункта к другому было просто невозможно. Грязь мешала вести наступление сплошным фронтом. Между различными населенными пунктами образовались разрывы пустоты. Зажатая нашими войсками, как стальными клещами, группировка противника в районе Снигиревки искала выхода в западном направлении крупными соединениями, отрядами, и мелкими группами.
Во все стороны растекались разрозненные кучки солдат. Бросались в явно безнадежные атаки. Иной раз, увязая по колено в грязи, шли на наши позиции в рост, не пригибаясь; встреченные кинжальным пулеметным огнем, устилали трупами раскисшие пашни. Разбивалась о нашу оборону первая волна, поднималась вторая, третья… Это были атаки обреченных, отчаявшихся людей, которые пытались пробиться на запад в надежде уцелеть…
Говорят, смертельно раненный зверь в своем последнем прыжке иной раз может ранить и охотника. Поэтому, завершая операцию по окружению группировки немецко-фашистских войск, мы должны были быть готовыми к тому, что противнику удастся просочиться сквозь наши разбросанные боевые порядки, сквозь бреши в движении наших передовых частей.
Так и случилось в Ново-Полтавке.
Крупными массами пехоты, при поддержке танков, минуя опорные пункты наших войск, взяв направление на Ново-Полтавку, противник пытался, используя промежутки между нашими соединениями, прорваться на запад к реке Ингул, на Ново-Горожено и Привольное. Отчаянность их контратак в этой обстановке была объяснима.
К исходу дня 12 марта они участились. Создалась реальная угроза Ново-Полтавке. Срочно сформированные две батареи из 105-миллиметровых трофейных орудий, выставленные на огневые позиции около вагона с боеприпасами, не жалели немецких снарядов.
Артиллеристы вели огонь прямой наводкой по наступающим массам пехоты противника. Трудно сейчас сказать, сколько их шло на наши позиции на верную смерть. Огонь был уничтожающим. Пришлось даже создать дублирующие орудийные расчеты, чтобы артиллеристы могли сменяться через каждые два-три часа безостановочного огня. А в атаку шли новые и новые части. Пленные называли номера дивизий: 17-я, 125-я, 302-я пехотные, 3-я горнострелковая и 97-я легкопехотная.
Действия наших артиллеристов, пустивших в дело орудия противника, несколько ослабили его натиск. К этому времени подошла 11-я отдельная штурмовая инженерно-саперная бригада, и мы смогли произвести некоторую перегруппировку сил: уплотнить боевые порядки и закрыть разрывы, через которые вражеские части просачивались на запад.