Они пригласили к И. А. Плиеву также командира 4-го гвардейского Сталинградского корпуса генерал-лейтенанта Т. И. Танасчишина и командующего воздушной армией генерал-полковника В. А. Судеца.
Александр Михайлович Василевский и Родион Яковлевич Малиновский поздравили меня с высокой наградой, с присвоением звания Героя Советского Союза. Я, со своей стороны, поздравил Родиона Яковлевича с награждением его вторым орденом Суворова 1-й степени. Исса Александрович позаботился об обеде, в этом он был большим мастером.
Я, конечно, ждал серьезного разговора, но начали все с шуток. Василевский и Малиновский принялись меня «пилить» за мои похождения неподалеку от Каменки, когда подо мной была убита лошадь.
Василевский сделал вид, что он ничего не знает, и поинтересовался, где моя лошадь. А Малиновский, как будто бы чем-то обеспокоенный, спросил, не остался ли я без сбруи и папахи.
— Не прислать ли тебе, командарм, новую сбрую? — спросил он меня.
Я объяснил, что не в моем характере оставлять противнику трофеи, и рассказал, как в этот же день вечером коновод разыскал и сбрую, и седло, и папаху, и даже мои сапоги.
— Это у тебя как у Тараса Бульбы получается! — заметил Малиновский, — Тот за своей трубкой в самое пекло полез… Можно было и осчастливить противника столь значительными трофеями.
Пришлось мне «оправдываться».
— А что же делать, — спросил я у Василевского, — если по грязи не идет ни одна машина? Надо заставить инженеров придумать такую машину, чтобы не только по дорогам ходила и по воде плавала, но чтобы могла плыть и по украинскому чернозему… Нельзя же руководить войсками из блиндажа. Что было бы, если бы такие командиры, как Исса Александрович, как Танасчишин, не бывали бы в войсках и не выбирались бы на передовую?
А затем, притворившись обиженным, заявил, что сейчас же прикажу доставить на командный пункт Плиева седло и сбрую.
Василевский, вероятно, поверил, что я сейчас им буду демонстрировать и седло, и сбрую. Он остановил меня и сказал:
— Не сердись, Василий Иванович! Это все в шутку. Нельзя же все о серьезном да о серьезном! Кому не ясно, что плох тот командующий, который в эту войну не слыхал ни грохота бомб, ни воя снарядов, ни свиста пуль?!.
После обеда Василевский пригласил нас на узкое и короткое совещание. Совещание было посвящено одному вопросу: выполнению дальнейших задач 8-й гвардейской армией и конно-механизированной группой И. А. Плиева в сложившейся обстановке, при тех возможностях техники и транспорта, которыми располагал 3-й Украинский фронт. Ближайшей задачей маршал А. М. Василевский ставил перед войсками фронта форсирование Южного Буга и освобождение Одессы. Конечной целью операции намечался выход наших войск на реку Днестр.
8-й гвардейской армии была поставлена задача — немедля прорвать оборону противника по правому берегу Южного Буга и создать условия для ввода в бой подвижной группы И. А. Плиева.
С этой задачей мы разъехались по своим командным пунктам. По приезде на свой КП в Новую Одессу я созвал расширенный Военный совет армии, на который были приглашены командиры корпусов, дивизий и начальники их штабов, где обсуждались задачи армии и было принято решение: растянуть одну дивизию для прикрытия по всему фронту армии, а все остальные силы сосредоточить в районе Троицкое — Касперовка и форсировать реку на участке Троицкое — Андреевка.
Что нам давало такое концентрированное форсирование и наступление?
Во-первых, наша артиллерия имела возможность сконцентрировать средства поддержки пехоты в боях за плацдарм на правом берегу. Во-вторых, под прикрытием сосредоточенного огня артиллерии и авиации мы могли навести мост. Для одного моста еще можно было каким-то образом собрать строительные материалы, хотя с ними в этом безлесном районе было очень трудно. В-третьих, на этом участке, несмотря на подъем воды в лимане, нам удалось все же сохранить за собой небольшой плацдарм в районе Андреевки на правом, западном, берегу против Троицкого.
Взвесив всю сложность действий в этих обстоятельствах, сложность передвижения армейских соединений на узком участке фронта, мы в штабе армии тщательно разработали план мероприятий по обеспечению боевых действий. Я подписал приказ: с утра 26 марта армии силами 29-го и 4-го гвардейских корпусов форсировать Южный Буг, прорвать оборону противника с Андреевского плацдарма, и развивать наступление в общем направлении на Карлсруэ — Ландау.
Гитлеровское командование мобилизовало все свои последние силы и средства, стараясь задержать наше наступление на крупных водных рубежах. В этом ему помогала весенняя распутица.
31 марта к 16 часам войска армии вышли на следующий водный рубеж — Тилигульский лиман. Стрелковые части продвигались достаточно быстро, не давая возможности противнику оправиться после снигиревского разгрома. Но все чаще и чаще приходилось натыкаться и на организованную оборону в укрепленных опорных пунктах.
Нужна была артиллерия, нужны были танки. Но они стояли в ожидании переправы.
В районе Троицкого наши инженерные части днем и ночью сооружали мост грузоподъемностью в шестнадцать тонн. Шутка сказать — выстроить мост через русло Южного Буга в момент его весеннего разлива! И вот осталось каких-нибудь пять метров пролета. Все строительные материалы, которые могли годиться на строительство моста, были уже пущены в ход. Под рукой ничего не было. На краю поселка Троицкое саперы обратили внимание на добротный дом. Нам объяснили, что до коллективизации в нем жил местный богатей. Таких построек поблизости больше не было, и саперы решили дом разобрать и бревна пустить в дело. Но тут наших северян ждала неудача. Сняли штукатурку, а под ней — не бревна, а глина. Каркас дома состоял из легких и непрочных деревянных деталей. На строительство моста они не годились…
Войска двигались на запад.
В ход были пущены все средства переправы. Все, что могло плавать и держаться на воде, было спущено в реку. У переправ скопились тысячи повозок, огромное количество боевой техники, грузы с продовольствием и боеприпасами. Пропускная способность наплавных средств была мизерной по сравнению с потребностью. Мост был необходим. Наши саперы измучились. Они промокли, продрогли, но пять метров пролета моста закрыть было нечем.
Я приехал к месту строительства и был встречен армейским инженером-полковником В. М. Ткаченко, сталинградцем, прошедшим огонь и воду, наводившим переправы через многие водные рубежи в труднейших условиях, под огнем вражеской артиллерии, под бомбежкой. Он стоял и разводил руками. Не находилось никакого решения. Хорошо еще, что шел дождь и вражеская авиация бездействовала.
Простое решение приходит всегда внезапно. Я стоял, поглядывая по сторонам, тоже силясь что-нибудь придумать. И вдруг заметил невдалеке ветряную мельницу. Пригляделся. В округе Троицкого на горизонте маячило пять таких мельниц. Может быть, они годятся как материал?
Ткаченко с полуслова понял меня. Отряд саперов тут же двинулся к мельнице. Первым оттуда вернулся Ткаченко и доложил: «Годятся!» Я приказал немедленно выдать саперам по двести граммов водки и сала на закуску. Людям надо было согреться.
Я спросил саперов:
— Как, товарищи гвардейцы, через два часа мост будет готов?
— Материал есть, горючее с нами, закуска на столе — как же не быть мосту, товарищ командарм!
Люди повеселели.
Через два часа я со штабом вернулся на мост, по которому уже переходили наши войска. Перед въездом на мост машину остановил сапер с гренадерскими усами. На его груди блестели два ордена — орден Славы и орден Отечественной войны — и медаль «За оборону Сталинграда».
В руках гвардеец держал алюминиевую кружку.
— Товарищ генерал Чуйков! — сказал он. — Мост построен! Разрешите и Вас поздравить с окончаньицем! Таков обычай!
Пришлось выйти из машины. Мы чокнулись с гвардейцами алюминиевыми кружками.
— За саперов, прокладывающих путь от Сталинграда до Берлина!
2
Штаб армии перебрался на правый берег Южного Буга. На станции Зеленый Гай меня встретил командир 4-го гвардейского стрелкового корпуса Василий Афанасьевич Глазунов, генерал-лейтенант, Герой Советского Союза.
Он вкратце доложил обстановку. Противник пытался обороняться, но наши войска сбивали его оборону. Части корпуса захватили в плен около трехсот солдат и офицеров. Среди пленных оказались и румыны. Показания пленных помогли установить, что против нас действуют разбитые части 9-й, 17-й, 358-й, 294-й, 302-й, 325-й немецких пехотных дивизий и части 15-й и 24-й пехотных дивизий румын.
Противник отступал в панике, и свидетельством этого были по-прежнему бесчисленные трофеи. На станциях, на железнодорожных путях стояло множество составов с военной техникой, продовольствием, вином, сигаретами.
К 1 апреля войска армии вышли к Тилигульскому лиману. Часть их обошла лиман с севера, часть сил с ходу его форсировала. Здесь нам повезло. Дул северный ветер, уровень воды в лимане понизился.
Сбитый с позиций на Тилигульском лимане, противник весь день медленно отходил на юго-запад. Попытки приостановить продвижение наших частей арьергардами ни к чему не приводили. Арьергарды не только сбивались, но и начисто уничтожались. Враг нес большие потери. Наши войска продолжали продвигаться, преодолевая один водный рубеж за другим.
Приказом фронта от 1 апреля 8-й гвардейской армии предписывалось к исходу дня 2 апреля выйти на рубеж Добрянка — Алестарово. Группе Плиева было приказано, овладев станцией Раздельная, выслать разведку на Тирасполь, Ясски и вдоль железной дороги к Одессе.
Местами все же приходилось останавливаться. Переправив через очередной водный рубеж передовые отряды, необходимо было подтягивать и основные силы, ибо арьергарды противника, расположенные на выгодных позициях, артиллерийским огнем могли причинять неприятности вырвавшимся соединениям. Нужно было подтягивать наши артиллерийские части и боеприпасы.
6 апреля войска 8-й гвардейской армии, преодолев все реки и лиманы, бесчисленные мелкие заливы и заливчики, подошли к Хаджибейскому лиману на участке Белка — Старая Вандаловка.