Даже Волга-матушка, вечно живая, вечно животворная, и та под покровом льда и снега, застыла словно бы покрытая белым саваном. И только огромная полынья против Красной Слободы напоминала, что Волга течет, как течет и время…
Мы уезжали из города и прощались с родными и любимыми, прощались с теми, кто навсегда остался на этой земле.
Мы отправлялись в дальний и трудный путь и не знали, кому из нас суждено будет еще раз увидеть этот город, пощадит ли кого из нас судьба — нам предстояли битвы с жестоким и сильным врагом. Никто не обольщался надеждой, что полная победа достанется быстро и легко.
Мы поклялись памятью наших погибших друзей, что будем сражаться до последней капли крови.
Приближался час отъезда. Я обхожу эшелоны, в которые грузится армия. Сосредоточены лица бойцов, на глазах ветеранов слезы.
Гудок паровоза — без огней, без световых сигналов поезд тронулся в темноту, в неизвестность, в новое…
Нелегким тогда было передвижение эшелонов по железным дорогам. Враг, уходя с советской земли, пытался все разрушить до основания. Взрывались мосты, подрывалось полотно железной дороги, увозились на запад рельсы. Наши славные железнодорожники в невероятно сложных условиях, в удивительно сжатые сроки умудрялись восстанавливать железнодорожные пути буквально по развороченным насыпям.
Направление — Купянск и Сватово. Украинские города, узлы железных и шоссейных дорог, только что освобожденные нашими войсками.
Военный совет армии разместился в двухосном старом пассажирском вагоне. Его так же мотало, как и товарный вагон. Но если бы только мотало. Это обозначало бы движение. Мы, право, больше простаивали.
Мне вспомнился переезд 43-го стрелкового полка из Кургана в Великие Луки в 1920 году, в годы разрухи и гражданской войны. Нас тогда везли по железной дороге около тридцати суток. Расстояние от Сталинграда до Сватово — Купянска в пять-шесть раз короче, чем от Кургана до Великих Лук. Однако перегон эшелонов занял больше недели.
Из окна вагона видны пристанционные постройки. Ни одной уцелевшей станции. Полуразрушенные, с зияющими провалами окон, кирпичные остовы вокзалов, пепелища, обгоревшие печные трубы там, где когда-то стояли жилые дома.
Вокзальчики сколочены из шпал, из досок от разбитых вагонов. Чем только их отапливали?
На платформах безлюдье. Изредка увидишь женщину с ведром соленых огурцов. Это единственное, что можно было купить по дороге в разоренном крае. Люди голодали.
Мы с начальником штаба армии Николаем Ивановичем Крыловым не выдержали этой езды. На одной из станций выгрузили «виллис» и пустились в поиски штаба Юго-Западного фронта по пробитым в снегах дорогам! Несколько раз пришлось останавливаться на ночлег в почти опустевших селениях, в случайно уцелевших хатах. Мы имели возможность воочию убедиться, что такое мародерство гитлеровской армии. Отступая, гитлеровцы вывозили все, что можно было вывезти, а что нельзя было вывезти — сжигали и уничтожали.
Купянск и Сватово — места новой дислокации армии.
Никто еще тогда не ставил перед нами конкретных задач, но всем было ясно, что в самом скором времени нашей армий придется принять активное участие в боях за полное освобождение украинской земли от немецко-фашистских захватчиков, что армии, имеющей богатейший опыт ведения оборонительных боев, придется осваивать тактику боев наступательных.
Что же к этому времени представляла собой 62-я армия?
Из дивизий, входивших в армию во время боев в Сталинграде, осталось после переформирования только три. Это были прославленные сталинградские боевые соединения: 39-я гвардейская дивизия под командованием генерала С. С. Гурьева, 74-я гвардейская дивизия под командованием генерала В. П. Соколова, и 79-я гвардейская дивизия под командованием генерала Н. Ф. Батюка. Остались с нами и некоторые армейские части.
В 62-ю армию влились новые дивизии: 27-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерала В. С. Глебова, 88-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерала В. Я. Владимирова, 82-я гвардейская дивизия под командованием генерала И. А. Макаренко. Эти дивизии участвовали в Сталинградской наступательной операции в составе других армий.
Кроме того, армии были приданы специальные части усиления. Так, к нам влились два пушечных полка — 99-й, 671-й, три истребительных противотанковых полка — 536-й, 565-й и 184-й, а также 212-й танковый полк.
Новые дивизии и полки были полностью укомплектованы, имели отличные боевые традиции и опыт, приобретенный во время наступательных боев в Сталинградском сражении.
В 62-й армии как бы воедино переплавлялись части, имеющие опыт боев оборонительных и наступательных; одна часть армии как бы дополняла другую, все тактические приемы и обороны и наступления сосредоточивались в одном войсковом объединении.
Мы знакомились с новыми боевыми товарищами, с которыми предстояло идти в новые бои, и прощались со старыми боевыми товарищами, ибо время шло и требовало новых перемещений. Уходил от нас на большую самостоятельную работу начальник штаба армии Николай Иванович Крылов. Его сначала вызвали в Москву, в Ставку Верховного Главнокомандования, на беседу. Разговор с ним, конечно, был короткий. В армии его хорошо знали. Он показал себя истинным большевиком-ленинцем, человеком несгибаемой воли и при обороне Одессы, и в Севастополе, и в Сталинграде. Его назначили командующим армией.
Весть об его уходе мгновенно облетела все отделы штаба, дивизии и полки. Николая Ивановича знали очень многие, любили его, относились к нему с высочайшим уважением. Конечно, все жалели, что он уходит, но вместе с тем и радовались признанию его воинского таланта. Отпускать его без проводов было немыслимо. Как сейчас помню разбитое здание сельской школы в Кисловке, километрах в тридцати восточнее Купянска. В наскоро расчищенном зале сдвинули уцелевшие учительские столы и ученические парты. Накрыли стол. Провожала Николая Ивановича, можно сказать, вся сталинградская гвардия.
Бывают в жизни минуты, когда хочешь что-то сказать, идущее из глубины души, но слов для этого не находится. Беден язык, что ли, или волнение глушит слова, и кажется их смысл притупленным, невыразительным? Так было и со мной в ту минуту.
Я понимал, что так надо, что решение о назначении моего друга командармом — правильное решение! Но что поделать с чувствами? Слезы душили меня. Мне хотелось продлить минуты расставания, но я ушел после короткой прощальной речи. Мне надо было остаться одному. Как это поняли и приняли мои товарищи — я не знаю. Николай Иванович понял меня. Перед самым отъездом он зашел ко мне в хату, и мы с ним простились…
Вслед за Крыловым ушел от нас начальник политотдела армии генерал-майор И. В. Васильев. Он тоже уходил с повышением — членом Военного совета армии.
Можно было гордиться, что сталинградцы идут нарасхват, но расставаться с ними было нелегко. Товарищ Васильев недолго прожил вне 62-й армии, не уберегла его судьба. Он был убит немецким снайпером. Память о нем как об организаторе партийно-политической работы в труднейшие времена сталинградской обороны навсегда останется у сталинградцев, у всех, кто с ним соприкасался в те дни, а его знали и командиры, и солдаты, все сталинградцы знали, ибо он, не робея, шел всегда туда, где было всего опаснее и тяжелее. Он был «крестным отцом» многих сталинградцев, в боевой обстановке вступивших в партию и затем с честью носящих звание коммунистов. Они выстояли в жестокой борьбе и покрыли себя неувядаемой славой. Многие из них захоронены на земле, которую стойко обороняли…
Вместо Н. И. Крылова начальником штаба армии был назначен генерал-майор В. Я. Владимиров.
Он командовал 99-й стрелковой дивизией в 66-й армии, которая вела бои на северном фланге Сталинградского фронта, участвовала в упоминавшемся ранее наступлении группы армий с севера в сентябре. Позже дивизия получила почетное наименование 88-й гвардейской, под этим номером она и влилась в 62-ю армию. Командуя дивизией, В. Я. Владимиров прошел довольно быстро путь от полковника до генерала. Это был обстрелянный человек, боевой командир. Он имел высшее военное образование, знал штабную оперативную работу. Но разница в масштабах руководства дивизией и армией, на первых порах, конечно, не могла не сказаться. Выручал В. Я. Владимирова отлично подготовленный Н. И. Крыловым аппарат штаба армии, талантливые офицеры.
Первым членом Военного совета армии был назначен полковник Ф. Ф. Чернышев, бывший комиссар 39-й гвардейской стрелковой дивизии, сталинградец, которого я хорошо знал и уважал за его спокойный характер и храбрость.
Время между тем ставило в порядок дня новые задачи. Нам надо было не покладая рук готовиться к грядущим боям, осваивать тактику наступательных боев. Тяжело в учении — легко в бою. Этот давний армейский принцип известен всем. К сожалению, мы частенько о нем забывали. Особенно важна боевая выучка войск при наступлении. При прорыве обороны наступающий обычно несет очень большие потери. Военный совет армии много размышлял над тем, как, каким образом в предстоящих ожесточенных боях снизить возможные потери.
Самые большие надежды мы возлагали на артиллерию. Артиллерией армии командовал генерал Н. М. Пожарский. В Сталинграде он показал себя большим мастером организации артиллерийского огня и в обороне, и в наступлении.
Но наступление, к которому мы готовились на Северном Донце, во многом отличалось от наступления, в котором участвовала 62-я армия в Сталинграде.
Перед артиллерией армии вырисовывались очень разнообразные задачи. Ясно, что прежде всего наши артиллеристы должны были подготовиться к массированному огню по обороне противника. Это означало: доставка огромного количества боеприпасов, синхронная работа артиллеристов с транспортными частями. Это означало: организация армейских артиллерийских складов в боевой обстановке, их маскировка, их расположение… Расположить армейские артиллерийские склады — это сложная наука. Надо рассчитать на большую глубину продвижение наших войск и возможности переброски снарядов от складов, выверить коммуникации и прочее.