– Это жестоко! – пропищал мичман.
– Пришло же старому черту в голову не вовремя проверить минное дело! А потом эта книга приказов пойдет в Главный морской штаб. Какое мнение там сложится о нас?
– Какой позор! – воскликнул мичман и ухватился за голову.
Оба они настолько были взволнованы, что даже забыли о моем присутствии. Разве можно так разговаривать о командире при нижнем чине?
Не хотелось им расписываться, а все же тому и другому пришлось приложить руку под приказом.
Другие старшие специалисты, как увидели, что дело пошло у нас всерьез, прилежнее стали работать. Но мне казалось, что все еще мало сделано. Я продолжал действовать. Много слабых сторон у нас было в машинах и кочегарках. Судовое расписание не удовлетворяло, – можно его иначе сделать и будет лучше. Командир только приказы пишет: «Мною замечено» и так далее. Некоторые из них читали на шканцах во всеуслышание. А приказы эти были настолько резки, что у многих от них поджилки тряслись. Должно быть, из-за своей мадам командир ненавидел офицеров, как крестьяне – конокрадов.
Но случалось, что командир рассердится на мой доклад и начнет кричать:
– К черту все это! Пропадай он пропадом, весь наш корабль! Чтоб его бурей вдребезги разнесло! Надоел мне и весь наш идиотский флот!..
А когда выпьет водки и остынет, я опять тихонько к нему подъезжаю:
– Приказик-то, ваше высокоблагородие, все-таки следует написать. Раз вы взялись порядки на судне наводить, то нельзя на полпути останавливаться. А то офицеры будут смеяться. Скажут, что не хватило у вас пороху, и вы отступили.
– Э, черт, давай книгу приказов!
А для меня это было большой радостью, потому что корабль наш становился все лучше.
Командир редко появлялся среди команды и непосредственно почти не имел с нею никакого дела. И все же какая-то невидимая близость между ним и матросами все вырастала и крепла. На него они смотрели, как на хорошего человека и честного начальника. Я со своей стороны подогревал эту любовь к нему и всячески поднимал его авторитет. Без этого, думал я, нам трудно управлять кораблем и поднять по-настоящему его боевую мощь. Иногда приходилось мне что-нибудь придумывать в пользу командира. Для этого я выходил на бак. Ко мне обращались матросы:
– Ну, как поживает наш командир?
– А что ему делается? Живет хорошо.
– Что-то он редко показывается нам.
– А зачем ему показываться? Он и без того все знает, что делается на судне.
– Откуда же он все знает?
– Кое-что докладывают ему старший офицер и старшие специалисты. Случалось, что они хотели надуть командира. Но куда там! У него глаз, как алмаз, насквозь все видит. Этот человек только взглянет издали на пушку и уже знает, в каком состоянии она находится. По слуху он может определить, как работают главные машины. Возьму, например, себя: я только подумаю о чем-нибудь, а он уже мне говорит, какие у меня мысли. По лицу и по глазам узнает мои думы, словно колдун. Вот каков командир! А кто о команде больше всех заботится? Только он один. Сколько раз я слышал, как он жучит офицеров, чтобы они не обижали матросов.
Вот в таком роде я понаговорю о своем барине, а после этого уже сами матросы начинают хвалить его на все лады:
– Ну, с таким командиром плавать можно.
– Во всем флоте не найдешь такого начальника.
– Вот это командир! За него мы в огонь и в воду полезем. Только скажи он нам слово.
Но команду одними словами не возьмешь, подавай ей факты. А они были налицо. Взять, например, нашего ревизора, лейтенанта Сухова. Это – тот самый Мишель, который с моей барыней путался. Он и теперь очень увлекается женщинами и в то же время говорит о них всякие гадости. Матросы знали, что он наживается на командных харчах. Помогал ему в этом баталер. Между прочим про офицеров, как я теперь узнал, зря говорят насчет воровства. Кроме своего жалованья, откуда у них могут быть безгрешные доходы? Ни деньгами, ни харчами они не ведают. А пушки, снаряды и мины никуда ведь не продашь. Другое дело – ревизор. В его руках находится вся отчетность. Он оплачивает все счета. Вот еще разные чиновники во флоте, – из них мало честных найдешь. Может и командир судна поднажиться, если захочет: на ремонте корабельных частей в иностранном порту, на покупке угля, машинного материала. Но для этого ему нужно сговориться со старшим механиком. А разве мой барин пойдет на такие дела? Во всем флоте это самый честный человек. Беда его была в том, что он ничего не знал о проделках ревизора и во всем доверялся ему. А тот пользовался этим доверием и набивал деньгами свои карманы.
Команда не любила лейтенанта Сухова. Одно время он наладил кормить команду вермишелью. Как известно, в Италии этот продукт и макароны стоят дешево. Любят итальянцы эту пищу. Недаром их называют – макаронники. Ну, а нам побольше щей давай и каши. Всем надоела вермишель, да притом еще жиденькая, без навара. Заглянешь, бывало, в котел для девятисот человек, а там плавает всего лишь несколько звездочек жира. И решили матросы отомстить ревизору. Однажды вечером он долго засиделся в канцелярии, а когда вернулся к себе в каюту, то вскипел от гнева: на переборках, на столе, на книгах, на отчетности, на одежде, в карманах, в шкафу – всюду была вермишель. На это ушло ее, вероятно, не меньше ведра. Ревизор бросился с жалобой к командиру. А кто виновники? Разве их найдешь среди девятисот человек?
В этот вечер командир спросил меня:
– Как ты, Захар, думаешь, за что это так матросы мстят ревизору?
– Зря, ваше высокоблагородие, ничего не делается. Значит, есть у них на это причины.
– Какие?
Через юнгу я уже знал, как ревизор вместе с баталером обворовывают команду. Я рассказал об этом командиру. Он разгорячился и хотел сейчас же вызвать к себе лейтенанта Сухова.
– Я упеку этого дамского кавалера в тюрьму!
Я посоветовал барину подождать с этим делом. Получилось у нас как нельзя лучше. Рано утром отпустили для камбуза свежего мяса. Я намекнул командиру:
– Пора, ваше высокоблагородие, проверить дамского сердцегрыза.
Он назначил комиссию из трех человек: строевой офицер, старший механик и врач. Взвесили они мясо, подсчитали число порций – не хватает на триста человек. Взяли за жабры баталера. А тот малый был дурковатый и сильно испугался. Ну, и давай он все выкладывать начистоту и сваливать на ревизора: какие и где взятки брали, как составляли фальшивые счета. Комиссия проверила эти счета. Все показания баталера подтвердились полностью. Можно сказать, поймали воров с поличным. Командир об этом отдал приказ, который прочли на шканцах. Ревизор и баталер пошли под суд.
Команда еще больше уверилась, что командир на их стороне.
Однажды командир спросил меня:
– Откуда ты, хитрец, взялся? Кто родил тебя?
– Родила меня, ваше высокоблагородие, крестьянка. Однажды она пошла в лес за грибами, а тут вздумал я не вовремя появиться на свет. Пришлось ей постелить в кузов травки и вместо грибов принесла меня домой.
Командир насупился и что-то долго соображал.
– Жаль, очень жаль, что твоя мать срок не уловила. Тебе следовало бы родиться либо позднее, либо лет на сто раньше, и не в России, а во Франции. Ты что-нибудь слыхал про Наполеона?
– Это что Москву забирал? Кто про него не слыхал? Самый, говорят, умный император был. Своих царей русский народ не знает, а его во всех деревнях знают.
– Так вот, Захар, если бы ты при нем был, то из тебя вышел бы большой человек. Может быть, я был бы при тебе адъютантом. А у нас, в России, лакеем ты служишь у меня, лакеем и останешься. И даже я могу тебя произвести только в унтер-офицеры. Дальше этого нет тебе ходу.
– Да мне ничего и не надо, ваше высокоблагородие. Я только хочу, чтобы наше судно было лучше всех иностранных кораблей. Нравится мне морское дело.
Ну, действительно подняли мы свой броненосец – теперь хоть куда! Даже в Англии не стыдно появиться. Молодец командир! Хоть и ненормальный немного, но без жены он здорово поумнел.
К нам подошел, держа под руку девицу, молодой белокурый матрос, сослуживец Псалтырева, и бойко проговорил:
– Захару Петровичу почет и уважение.
– Наше вам нижайшее, Яшенька, – ответил Псалтырев.
– Не приходил наш катер?
– Нет. Но скоро, вероятно, будет. А ты сегодня с подругой по парку лавируешь?
– Да, лучше не собьюсь с курса.
Девица, низкорослая и полногрудая, с накрашенными губами, с рыжими локонами, прищурив хмельные глаза, вызывающе рассмеялась:
– Все порядочные моряки с женщинами гуляют. Только вы, как два бирюка, в такой холод сидите на скамейке. Не прошибло вас цыганским потом?
– Не всем выпадает такое счастье, как нашему Яшеньке.
Пара немного поболтала с нами и удалилась.
– Тоже вестовой. Обслуживает нашего старшего офицера, – промолвил Псалтырев и снова начал рассказывать о своем плавании.
– Сначала нашей эскадрой командовал контр-адмирал Вислоухов. На эскадре он прославился своими причудами. Он, например, любил задавать команде разные вопросы. И тут ты можешь врать сколько угодно, но обязательно должен браво ответить, – в молодцы попадешь. А если будешь молчать, то обзовет тебя дрянью, дураком, болваном. А вопросы у него были всякие:
– В каком море был Синопский бой?
– В Балтийском, ваше превосходительство.
– Немножко ошибся, голубчик. Этот бой был в Черном море. Запомни это. А в общем молодец! Хорошо отвечаешь!
А еще с ним так бывает. Пусть матрос на карачках ползает по мостовой и весь в пыли, но только честь адмиралу отдавай – ничего не будет. Даже похвалит такого:
– Вот этот моряк – пьяный, а сознания не теряет.
Другой матрос до того наспиртуется, что валяется на улице, как бревно, – ни рукой, ни ногой не шевельнет. Вислоухов обязательно свернет к нему и начинает рассматривать, куда у него голова направлена: если в сторону пристани, то не будет ему никакого наказания. Адмирал только скажет: