Билл был в додзё и, по обыкновению, сиял довольством как майская роза. А ведь он наверняка допускает, что его ведут, подумал Игорь. Не нравятся мне эти игры в «кто кем пообедает».
Он вздохнул и направился в порт. Приближался полдень, а из зомби какой же сыщик.
Катеров и маленьких паромов между Мальмё и Копенгагеном сновало больше сотни — специально для тех, кому лень было катиться к мосту в Хёльсингере. Катера ходили чаще и быстрее, а Игорю хотелось поскорее увидеть ребят и вкусить благословенного сна.
С одной стороны, ему, считай, повезло. Варку нужно было дожить как минимум до 70, чтобы спокойно появляться на улице в сумерки. А Цумэ за несколько месяцев привык к дневному свету. Просто спать хотелось все время, а кофе не очень помогал. Это была еще одна причина, по которой он предпочитал катера. Ветер, брызги, ощутимая скорость — так в сон клонило меньше.
У причала катеров-такси его встретил Костя.
— Новости есть? — вяло спросил Игорь.
— Тоха по базе данных вычислил твоего клиента. Псевдо Хан. Ты молодец. Ты нашел группу прикрытия.
— Что кэп собирается делать?
— У него есть завиральная идея — перетащить Хана на свою сторону. Завтра с утреца он поедет в град-столицу, а мы с тобой, наверное, двинем за покупками.
…Они редко могли себе это позволить в том объеме, в каком хотелось, и после Гамбурга хоть и спали на одной койке — но вели себя как брат и сестра. Причем даже не особенно мучились желанием, потому что сильно уставали. Но во время перехода к Мальмё, в отсутствие Игоря на борту, случился прорыв. И вот теперь нараставшее желание схлынуло, осталась только нежность — и надежда, что теперь всё как-то устроится и успокоится.
После ужина и планирования завтрашних действий Мэй уснула быстро — а к Энею сон не шел. Билл предал Каспера, но это не значило, что он в одночасье стал трусом или дураком. Билл знает, что время работает против Энея: полиция и СБ наверняка уже свели все дела «Тэнтю» в одно производство, и рано или поздно доберутся до средства передвижения. Билл это знает — и он отослал семью и вызвал группу прикрытия. Почему-то из Голландии. Или не только из Голландии… Что бы я делал на его месте? Да то же самое. Я бы подставился. Открыл окно. Дал противнику возможность ударить. И поймал его на этом. И если все пройдет хорошо, Биллу удастся сохранить в целости и свою легенду, и статус в подполье — ну и жизнь, конечно.
Но всё это слишком очевидно. Как очевиден был и ход Энея — попытаться перетянуть хотя бы часть боевой на свою сторону. Билл не мыслит двухходовками, должно быть что-то ещё. Если бы я был Биллом, я бы придумал что-то ещё… Но вот что бы я придумал? И что придумал Билл?
И мы все время исходим из того, что он хочет нас убить. А так ли это? Или это лишь потому, что я бы на его месте — хотел? Ведь мы знаем.
Или мы чего-то не знаем?
Господина Робертсона они все же недооценили. В этом не было прямой вины Энея. Господин Орвилл Робертсон был таким пижоном и вспышкопускателем, что даже люди, хорошо знавшие, что на самом деле там внутри шагающий экскаватор — и не приведи силы небесные подвернуться ему под ковш, когда он роет свои шесть тысяч — часто забывали об этом своем знании и промахивались. Один раз. Шанса повторить ошибку Билл им не давал. Его не интересовали невнимательные противники.
Они недооценили Робертсона. Потому что окружать себя стеной он не стал. И нанятые им вольные стрелки из варков после темноты методично обшаривали малые порты в дневном переходе от Копенгагена в поисках небольшого плавсредства с балтийским портом приписки и высокой концентрацией агнцев на борту.
Он допускал, конечно, что агнцы выгорели, поэтому дал и другие зацепки: снимки Савина, Дмитряну, Ясиры и на всякий случай — Ростбифа (потому что чёрт его знает).
Датские порты Билл велел оставить на потом — там уже шустрила полиция, после Гесера именно по Дании пошла гребенка. Но бредень ушёл на запад, судя по донесениям Короны и Грина. Естественно — полиция не знала и знать не могла, кто будет следующей целью. Конечно, восток тоже пасли, но более прохладно. Билл хотел, чтобы поисковая группа занялась именно востоком. Той стороной пролива.
Четвёрка начала с Бостада. Следующим пунктом назначения был Хельсингборг — и заодно Хельсингёр, группа разделилась надвое. Третьим номером в списке значился Мальмё.
И тут группе повезло. Двое почти сразу же налетели на уже виденную в Хельсингборге яхту «Черная стрела», без такелажа, с портом приписки Юрмала. Но в Хельсингборге ею не заинтересовались, потому что на борту был один-единственный мальчишка. А сейчас яхта прямо-таки светилась изнутри.
— Какая прелесть, — Соланж улыбнулась, показала на носовую каюту и провела языком по верхней губе. — Они сегодня занимались любовью.
— Нельзя, — с сожалением заметил Томас. — Если это те, кто нам нужен, мы, во-первых, спугнем остальных, а во-вторых… — он не договорил и сделал Соланж знак исчезнуть.
На палубу выбрался молодой парень, бородатый и волосатый, здоровенный как медведь. Нырнул «солдатиком» с кормовой ступеньки для дайвинга, сразу же вылез из воды и, фыркая, начал растираться полотенцем. Агнец, несомненный агнец — но было в нем что-то ещё такое, от чего Соланж до костей пробрал животный ужас.
— С ним что-то не так, — прошептала она.
— Я знаю, что с ним не так, — оскалился Томас, которому по работе приходилось пару раз бывать в Ирландии. — C ним очень скоро всё будет так. Просто замечательно с ним будет.
Еще один черноволосый крепыш покинул кокпит — и, узнав в нем человека, которого наниматель назвал Десперадо, Томас отсигналил сначала второй паре, а потом и нанимателю: здесь.
Наниматель назначил встречу в летней гостинице «На маяке», что на островке посередине пролива. Он прибыл туда первым, на собственном катере. У группы Томаса катера не было, им пришлось фрахтовать наёмный.
Билл выслушал отчет, взял снимки, прочел имя яхты — и какое-то время смеялся.
— Что здесь смешного? — не выдержала Соланж.
— I had four blak arrows under my belt,
Four for the greefs that I have felt,
Four for the nomber of ill menne
That have opressid me now and then,[83] — продекламировал Робертсон и снова расхохотался. — Ах, дети, дети…
— Почему вы не сказали нам, что среди них есть христианский священник? — спросил Томас.
— А я и сам не знал. Только догадывался. Кстати, не ответите ли на личный вопрос — как вы отличаете священников от прочих людей? Или это бестактность?
— Никакой бестактности, — пожал плечами Томас. — Вы можете отличить безоружного человека от вооруженного, если тот скрывает оружие?
— В большинстве случаев могу.
— Вот так же и мы отличаем священников от обычных людей. Они вооружены.
— Крестом и кропилом, как у старика Стокера?
— Нет. Стокер — болван. Вы, господин Робертсон, можете хоть с ног до головы обвешаться крестами и облиться святой водой — вам это, в случае чего, не поможет. Дело в их медитациях. В их практиках, которыми они развивают в себе какие-то опасные умения.
Трое вампиров слушали в оба уха — Томас говорил вещи, о которых они раньше не знали. Когда Томас и Соланж показали яхту Линде и Олафу, те тоже почувствовали смутное беспокойство, но природу ощущения уяснить себе не могли, потому что зверя под названием «христианский священник» не видели ни разу в жизни. Однако они знали, что им запрещено брать священников и ради собственной безопасности лучше даже не приближаться к ним, а просто отстреливать с дальней дистанции. И как люди с этим живут в Греции — или в той же России?
— Дело гораздо серьезнее, чем вы говорили поначалу, господин Робертсон, — подытожил Томас. — И обойдется вам еще в шестнадцать тысяч. По четыре на брата.
— Чтобы вы пристрелили его из снайперки и получили деньги за то, что могу сделать и я? Ни гроша сверху, — жестко ответил Билл. — Я с командой людей устраню священника. Ваше дело — остальные.
Хорошо, что есть русский для допроса, — подумал он. Потому что на электронный переводчик полагаться нельзя. Эней, конечно, говорит по-немецки, но не очень-то я верю, что мы возьмем его живым. А вот священника стоило бы. Зубастеньким он явно не нравится. Причем физиологически не нравится, на уровне мозжечка. Ай-яй-яй, неужто Райнер действительно натолкнулся на что-то серьезное? А Ростбиф шел за ним след в след? Это явно не абсолютное оружие, но мы не гордые, нам и просто оружие подойдет.
Да, подумал он, пожалуй, имеет смысл изымать только священника. Силами исключительно человеческой команды.
Воскресная Литургия прошла скверно. Костя был зол как чёрт — Мэй и Десперадо отказались исповедоваться. После Юпитера Десперадо пришел — видимо, из-за вздрючки, полученной от Энея, и Костя исповедал его «вглухую»: он перечислял грехи, а Десперадо кивал или качал головой. Та исповедь оставила тягостное впечатление — похоже было, что Десперадо кается не в том, что убил, а в том, что — без приказа. Мэй к исповеди не приходила ни разу — но она и не убивала тогда, и Костя причащал её. Но после убийства Стеллы так уже было нельзя. Костя один раз обнес Чашей ребят из группы Каспера, надеясь, что они поймут молчаливый намек — но они не поняли. Во время сегодняшней проповеди он уже напрямую объяснил, в чем дело, и сказал, что готов принять исповедь прямо сейчас — ноль внимания. Ну ладно. Он причастил Энея, Цумэ и Антона, и сберег частицы Святых Даров для Мэй и Десперадо, если у них в голове прояснится. Крохотную дарохранительницу он всегда носил на шее.
Потом они с Цумэ отправились за покупками.
Суббота-воскресенье были в Швеции традиционными закупочными днями, но к пяти часам закрывались почти все магазины — и открывались только во вторник. А к обязанностям суперкарго Костя относился серьезно.
Грузовичок взяли у албанца в маленьком прокатном бюро. Игорь сел за руль. В Мальмё никаких скачек не предполагалось, план города выучили в самых общих чертах, магазин выбрали наугад. Их не так уж много тут было — этих супер-дупермаркетов, снабжавших окрестное фермерство всем, что фермерство само не выращивало.