Кто-то из кухонных работников выбегает из двери кухни:
– Что здесь происходит?
Другие вываливаются наружу следом за ним. Он оценивает ситуацию, и его глаза распахиваются, когда находят меня.
– Звоните копам, тупицы! – рявкает им Ребекка.
Но я уже развернулась и иду вниз по холму к «Клементине», где я припарковала машину Адэйр.
Глава 13Не буди лихо
– И какое эти безумные загадки вообще имеют отношение к происходящему?
Дэвис выкатывается на тележке из-под капота машины мисс Белинды Джонс. На лбу у него следы смазки, а огрубевшие пальцы запачканы черным. Он протягивает открытую ладонь за резиновым молотком. Я подаю.
– Я пока не знаю точно. Но что-то они должны значить.
– И почему это?
– Ну…
– О, кстати, – перебивает он. – Едва не забыл. Уайт звонил, искал тебя. – Его тон чуть понижается: – Он сказал, что Вайолет просит тебя подогнать машину Адэйр к «Наливайке». Она нашла покупателя.
– Офигенно, – бормочу я, поскольку теперь останусь без колес. На ремонт своей машины у меня все еще нет денег. Дэвис снова укатывается под капот.
«Свалка металла Харви» – огромный сарай из профлиста, забитый ржавыми деталями, стопками старых шин и скопищем устаревшего оборудования. Пока в Мерсере не открыли магазин автозапчастей, гараж Янси на кладбище старых автомобилей был основным местом, где их можно было добыть. Выбирай, что нужно на свалке, а мистер Харви поколдует. После смерти отца Дэвис смирился с тем, что, как Янси третьего поколения, он вынужден будет взяться за семейный бизнес. Но Адэйр, к одобрению миссис Янси, убедила Дэвиса, что он слишком умен, чтобы всю жизнь горбатиться на хиреющей автосвалке, когда душа у него лежит к науке и медицине. Рядом с замасленными инструментами и холодильником с газировкой у стены лежат учебники оказания скорой помощи. Днем он работает в мастерской, а вечером учится на медика. Я почти уверена, что близятся его выпускные экзамены. Думать об этом не хочется.
На стене между отвертками и гаечными ключами висит старый ошейник Блу. Мы с Адэйр понятия не имели, что пес, которого мы спасли в тот день, на многие годы найдет дом у ее будущего возлюбленного. Блу был хорошим мальчиком, когда привыкал к тебе.
Пробегая взглядом по комнате, я останавливаюсь на нераспечатанной посылке под учебниками Дэвиса. Я чуть сдвигаю книги в сторону. На ней не написано, от кого она, но я и так узнаю почерк Адэйр. Нежно-розовая лента крепко обвязывает сверток, заляпанный отпечатками грязных рук Дэвиса. Наверное, он много раз брал сверток в руки, готовясь распечатать, но передумывал. Может, ему стоит сохранить его до следующего дня рождения, как запоздалый подарок.
Старый барный стул поскрипывает, когда я сажусь на него. Я прикладываю холодную бутылку апельсиновой газировки к пульсирующей щеке и пересказываю ему остаток моего приключения с Гэбби.
Дэвис выкатывается из-под машины и пронзает меня внимательным взглядом.
– Гэбби сказала, что стеклянная капля у нее от мертвого оленя. Как это связано с Адэйр? – В его голосе чувствуется злоба.
Он едва держится за тонкую ниточку терпения. Если потяну слишком сильно, она оборвется.
– Ну, – говорю я более мягким тоном, – она была в нашей семье многие годы. Откуда еще Гэбби могла ее взять? – Я поднимаю синюю пробку к свету. – В своей записке Адэйр назвала ее каплей дождя. И Гэбби звала ее так же.
– Ты несешь какую-то бессмыслицу, – рычит он.
– Гэбби несла бессмыслицу, – говорю я скорее себе, а затем открываю пробку бутылки и делаю долгий освежающий глоток.
Снаружи на проржавевшую бочку из-под масла садится ворона и заглядывает прямо в гараж. Я выпрямляюсь, не уверенная, Грач это или обычная ворона. Она принимается клевать крышку бочки, будто пытается до чего-то добраться.
Дэвис кидает на птицу безучастный взгляд, прежде чем скользнуть обратно под машину. Он несколько раз приглушенно ударяет резиновым молотком.
– Я все еще не понимаю, о каком таком «рецепте» она говорила, – говорю я, когда он перестает стучать. – Может, это значит просто что-то увидеть снова. Типа мы видели это раньше, а теперь видим опять.
Ворона остается на месте. Не отрывает от меня взгляда и дважды каркает, будто подзывая. Я спрыгиваю со стула, чтобы посмотреть, что там у нее…
Из-под машины раздается громкий звяк, заставляя меня подпрыгнуть.
– Нашел! – Дэвис выкатывается с драгоценной добычей в руке – палочкой с красной пластиковой бахромой, свисающей с одного конца. Его взгляд цепляется за то, как улетает испуганная ворона, а затем с тревогой переходит на меня.
– Что это? – Я притворяюсь, будто и вовсе не заметила птицу, и подхожу обратно к Дэвису.
– Руль от детского самоката. – Он бросает его в помойную бочку, где лежит остаток самоката, скрученный в крендель. – Мисс Белинда переехала игрушку внучки.
– И это так покорежило ей тачку? – Перекошенный передний бампер криво ухмыляется.
– Ага. – Дэвис натирает руки куском хозяйственного мыла. – Нужно будет заменить бампер. Еще и рулевая рейка погнулась. Ее тоже придется заказать. – Он прислоняется к раковине, вытирая руки испачканной до безобразия красной тряпкой.
– Новый бампер, – говорю я вслух, когда в голове мелькает мысль. Меньше часа назад я лежала на подъездной дорожке у «Сахарного холма», прямо перед машиной Стоуна. На ней не было и царапины. – Эй. Если Стоун сбил на своей машине велосипед, у нее бампер разве не погнулся бы? Как этот? – спрашиваю я Дэвиса. Прежде чем он успевает ответить, я добавляю: – Вообще, если подумать, не помню, чтобы видела какие-либо повреждения, когда прятала банку с проклятьем под его шиной. Странновато, не думаешь?
– Наверное, ее починили. – Дэвис пожимает плечами.
– И почему Лорелей везде ездит на ней? Где ее машина?
Дэвис недоуменно смотрит на меня:
– Кто знает. Может, продала. А может, ты плохо запомнила момент с машиной Стоуна: у нас в тот день в суде других забот хватало. Ерунда. Просто забей.
Только я не могу забить.
– Но это же чушь. Зачем ей продавать хорошую машину? И как это машина Стоуна вообще осталась на ходу после аварии? А я даже не дошла до кулона! – Я открываю рот, чтобы рассказать ему о подвеске с весами правосудия, которая была у Лорелей…
– Чем ты занята? – резко обрывает меня Дэвис, прежде чем я заканчиваю мысль. – Почему все это важно?
– Это важно, потому что… ну, я не уверена, но, думаю, может… – Я замолкаю, увидев, как кривится Дэвис. – Что?
Он опускает взгляд и отводит его в сторону, будто ему больно вести этот разговор, но это необходимо. Я чувствую, как кровь отливает от лица.
Он поднимает глаза с серьезностью, которая сразу накидывает ему лет.
– Я говорил с Рейлин, – со значением говорит он.
– И? – Я устраиваю ладонь на бедре не в настроении слушать лекции.
– Она сказала, что в фермерском домике ты… ты говорила с вороной. – Он берет один из инструментов и принимается полировать его той же красной тряпкой.
А, так вот к чему он ведет. Я сжимаю челюсти и сдерживаю раздраженное ругательство.
– Я сказала ей, что читала вслух.
– Ты ей так сказала. – Он пронзает меня взглядом, явно выражающим сомнение в моих словах.
– У всех детей есть воображаемые друзья. – Я кидаю ему строгий взгляд в ответ.
– В десять, да. Но в двадцать четыре? – Он поднимает бровь.
И вот зачем Адэйр было рассказывать Дэвису о Граче? Я, конечно, никогда ей этого не запрещала, но это никого не касается. Я вернула мертвого мальчика к какой-то версии жизни и прокляла его обязанностями проводника душ. Думаю, Адэйр тревожило, что он возвращался, только когда смерть посещала меня. Будто мои отношения с ним были неправильными. Это не отменяет факт, что мы с ним связаны, связаны мой дар и его долг. Будто у кого-то из нас был выбор.
– Мы оба знаем, в чем тут дело, – говорит Дэвис. Мне не нравится его снисходительный тон. – Ты должна перестать цепляться за нее. Так горевать нездорово.
– А, так ты у нас теперь специалист по горю? Не все мы можем продолжать жить, будто ничего не случилось.
Дэвис гневно тычет в меня пальцем:
– Я этого не делаю.
Трескучие голоса прорываются из сканера волны «Скорой помощи», которую Дэвис слушает, на случай если понадобятся лишние руки. Он замолкает, чтобы удостовериться, что это не срочно, затем возвращается ко мне.
Я достаю зажигалку и сигарету из пустой коробки из-под игральных карт, в которой их храню.
– И к чему ты ведешь?
– К тому, что ты изменилась. Это… это… – Он обводит рукой мою рубашку в коричнево-оранжевую полоску. – Ты носишь ее одежду, бога ради.
Рубашку Адэйр сшила из мексиканской скатерти, которую нашла на гаражной распродаже.
– И ее дурные привычки ты тоже переняла. – Он поднимает бровь на сигарету, которую я готовлюсь прикурить.
– Она курила, когда ее одолевали видения. Это помогает мне… – «притупить боль» хочется мне сказать, – забыть ее.
– Ее не забыть. Ты разве не понимаешь? Мы просто должны пережить это. Но не таким образом.
– Каким таким? Да просто курево, тоже мне, проблема.
– Но дело же не только в куреве. Господи Иисусе, Уэзерли, ты меняешь мужиков чаще, чем мисс Белинда меняет бамперы. Джимми Смут. Родни Уилер. Рикки Скарборо. – Он загибает пальцы.
– А, ты теперь будешь изображать моего папочку? – Я прикуриваю.
– Ни за что. Я твой друг. И я переживаю. В последние полтора месяца ты кажешься сама не своей. – Его слова заставляют меня отшатнуться с такой силой, что я задеваю стену и выбиваю из нее кусок. – Ты не мыслишь ясно. Вслушайся в собственные слова. Ты говоришь о психически нездоровой женщине, мертвом олене и дожде, как будто что-то из этого важно.
– Важно!
– Но нет. – Дэвис произносит это будто окончательный вердикт. – Суд постановил, что это была случайность. Стоун мертв. Зачем ты продолжаешь будить лихо? Оставь эту семью в покое, пока не заварила кашу похуже. Они тоже пострадали, знаешь ли.