Статс-секретарь говорил очень спокойно, играя цепочкой на жилетке. У него наверняка была куча добродетельных внуков. Он казался мне недостаточно проницательным, но я верил в его честность настолько, насколько я не верил в честность доктора Фервурда.
Он создал себе картину прочного родового общества былых времен, которое напоминало автократическую ортодоксальную Европу XVII века. Там он чувствовал себя больше на месте, чем в том мире, который возник после французской революции. Его мечта — избегать презренного импорта чужой культуры и пожинать плоды того своеобразного дерева, которое произрастает только в Южной Африке. Он думал, что эта мечта и есть мечта банту. Его огромное министерство существовало для того, чтобы превратить эту мечту в действительность. Оно было оболочкой, заключавшей в себе утопию.
Из этого здания исходили предписания, которые ежегодно разбивали десятки тысяч семей в Южной Африке и одновременно являлись выражением внутренней бесприютности буров на земле в наш век. Учтивые чиновники в этом недавно выстроенном дворце, ведавшие делами управления и развития банту, все подчинили, казалось, своему контролю, все, кроме чаяний 12 миллионов человек и своего собственного будущего.
Когда мы прощались с господином ван Дейком, из коридора сильно запахло свежей краской. Какой-то служащий ожидал нас, чтобы пригласить прослушать запись национальных гимнов и народных песен банту.
— Надеюсь, вы поняли, что мы подразумеваем под справедливым апартеидом, — сказал статс-секретарь на прощание. — В Южной Африке много ошибочного, но вы должны убедиться в том, что мы стараемся сделать все возможное. Мы имеем перед собой проект, подобного которому нет в мировой истории. Дайте только срок!
КАМЕНЬ НА КАМНЕ
На одном из холмов близ Претории находится монумент первых переселенцев-вортреккеров. Если на него смотреть издали, со стороны правительственных зданий, он похож на внушительных размеров английскую уборную. Когда в 1948 году националисты пришли к власти, они тотчас начали строить в честь предков этот храм из серого камня. Строительство обошлось в пять миллионов крон. Архитектор рассчитывал, что монумент, подобно египетским пирамидам, будет стоять шесть тысячелетий.
У входа стояла бронзовая статуя женщины, защищающей своих детей от нападения варваров. Старый ветеран с длинной бородой продал нам каталог, из которого следовало, что монумент должен укреплять в народе такие качества, которые были присущи первым бесстрашным переселенцам, потому что слишком многие закрывают глаза на то, что и сейчас, как и тогда, варвары готовятся к борьбе.
Святыню окружают гранитные барельефы, на них высечены колесницы с воловьими упряжками. Они изображают укрепленный лагерь, защищающий буров от вражеского нападения. Несколько писателей и профессоров из буров указывали, что и в эти дни есть враг в их лагере и что впечатление о мрачной примитивной Африке создают не столько черные, сколько некоторые националисты. Этих инакомыслящих заставляли молчать, но эхо их голосов вызывало новое эхо.
На фризе из итальянского мрамора в Зале героев изображались подвиги первых переселенцев. Восемь волов, запряженных в шаткие повозки, увозили их из английского дома рабства на новую землю, к невольникам и одиночеству. Это было великое переселение тридцатых годов XIX века. Людей из племени матабеле топчут лошадьми, белые побеждают зло. Племя зулу предает Ретуефа, а белые женщины и дети падают на колени перед неумолимыми дикарями — черной опасностью.
На последнем барельефе происходит окончательное становление цивилизации: зулусы гибнут в битве с людьми Андриеса Преториуса у реки Блад-Ривер 16 декабря 1838 года, в день Дингаана. Этот день стал великим праздником Южной Африки[12]. После этого англичане и африканцы ушли, чтобы не оказаться снова жертвой буров, желающих испробовать свои силы.
Каждый год 16 декабря солнечный луч падает в храм через отверстие в крыше и освещает огромный символический саркофаг под каменным сводом в склепе монумента. Храм построен таким образом, что в двенадцать часов солнечный луч освещает надгробную надпись Ons vir Suid Afrika (во имя тебя, Южная Африка). Буры опускаются на колени вокруг алтаря и молятся строгим фигурам, которые сделали их самих и их страну такими, какие они есть.
Внутри, в нише из красного мрамора, горит вечный огонь цивилизации. Мы не видели его, потому что не знали о его существовании, и прочитали о нем после в каталоге.
Африканцам разрешается посещать храм во вторник вечером, но немногие идут туда добровольно. Иногда сюда на холм приводят учеников из школ банту во время урока истории. Они разглядывают своих кровожадных предков и белых благодетелей и изучают эти исторические события. Они понимают, что это происходило только сто лет назад и что им предстоит тысячу лет блуждать, подобно ребенку, который держится за руку отца, пока они получат право зажечь огонь своей цивилизации в каком-нибудь склепе.
В этой неприветливой ассирийской святыне царила атмосфера ужаса и уничтожения. Здесь, в храме, понимаешь, что государственное информационное бюро расходует миллионы фунтов на пропаганду впустую. Ибо какой смысл остается в таких фразах, как «позитивный апартеид» и «развитие по собственным направлениям», если их сопоставить с этим реально существующим монументом, где каждый камень и каждая картина приданы свидетельствовать о том, что вражда между расами должна существовать всегда.
Библия, раскрытая перед патриархом, на этих барельефах также становится оружием уничтожения. Ибо буры почти целиком истребили готтентотов и бушменов, и меньше, чем кто-либо пытались обращать африканцев и другую веру.
Избранные не должны смешиваться с обреченными — так учит Кальвин, и это предрешено; поэтому вера в прогресс гуманизма есть враг. Изоляция в мире, изоляция на ферме, изоляция между расами, между городскими районами, а также между группами белых — повсюду боязнь общения, брезгливость, одиночество.
Великое переселение, второй уход из Египта, начался, но не на север, как прежде, а в страну лунатиков, где каждый подсознательно идет своим путем, не общаясь друг с другом.
Но в мире больше ничто не существует изолированно. Слишком поздно. Для них не остается даже Антарктиды,
ФАКЕЛ ЦИВИЛИЗАЦИИ
На сосуд, в котором хранится кровь европейца, наклеивается белая этикетка».
С огромными бородами, в кожаных фартуках и шляпах первооткрывателей они собрались, чтобы превозносить свой язык и свою культуру: Die Wonder van Afrikaans (Чудо африкаанс). Тысячи людей из разных частей страны собрались в амфитеатре у подножия монумента первых переселенцев. Мы прибыли туда поздно вечером, когда уже горели факелы и масса народу пела Die Stem van Suid Afrika (Голос Южной Африки).
Премьер-министр Фервурд приехал сюда из парламента в Кейптауне и самый последний участок пути вместе со своей супругой ехал в автомобиле, принадлежавшем ранее президенту Паулю Крюгеру. Он напомнил о тех храбрецах, которые предотвратили опасность английского либерализма на юге, и воздал честь присутствующим храбрецам, как знаменосцам цивилизации. Праздничное представление было на тему из прошлых величественных времен.
Вместе с одним английским журналистом мы сидели высоко на верху амфитеатра. Подобно идолу, высеченному из тяжелого гранита, за нами сверху следил монумент, а внизу на сцене маршировали девочки и мальчики из молодежной организации вортреккеров. Горящие факелы, таинственные люди и их малопонятный язык, весь этот дух мрачного веселья в ночной тьме напомнил нам древненордические зимние кровавые жертвоприношения и германские парады в более позднее время.
По меньшей мере половина нынешних членов правительства выражала во время войны симпатии Гитлеру. Буры-священники отказывались крестить детей солдат, и часть их была интернирована за нацистскую деятельность, потому что Южная Африка сражалась на стороне союзников. Священник Д. В. Ворстер говорил в 1940 году на студенческом собрании в Кейптауне: «Моя борьба» Гитлера указывает путь к величию, путь Южной Африки… Мы должны следовать примеру фюрера, ибо только путем такого священного фанатизма нация буров сможет выполнить свое призвание».
После войны фразеология изменилась больше, чем содержание. В 1948 году с приходом к власти националистов министр финансов Н. Д. Дидерихс сказал следующее о либерализме: «Причиной этого политического стремления является личность, индивид, с его так называемыми правами и свободами. Мы считаем, что идеалы либерализма противоестественны и невозможны, и если бы они однажды были осуществлены, что, к счастью, невозможно, весь мир стал бы более убогим».
В начале пятидесятых годов руководителем государственной службы информации стал доктор Отто дю Плесси, автор книги «Новая Южная Африка». В этом сочинении раскрылось родство национализма. буров е диктатурой…
Рядом с нами на каменной скамье сидели два старика с эспаньолками и в широкополых шляпах. В отплесках факелов они выглядели сошедшими с гранитных барельефов монумента. История Южной Африки коротка. Эти ветераны — современники Пауля Крюгера, когда он был президентом Республики Трансвааль. Золотоносные районы открыли тогда, когда эти люди были еще детьми. Возможно, они участвовали в бурской войне п могли бы рассказать своим внукам истории о том, как англичане подсыпали битое стекло в кашу пленным.
Я не осмелился заговорить с ними; газета, выходящая на английском языке, предостерегала своих читателей от разговоров с африканерами в полночь. Но я хотел знать, что означал для них этот праздник. Провинциальный спектакль с многочисленными воспоминаниями о прошлом или подтверждение того, что их сыновья осуществили величественные мечты отцов о Южной Африке, управляемой африканерами. Их руки, жилистые и темные, как лист табака, лежали на коленях, а рядом стояли посохи.