Никакие речи внизу на сцене о народе господ и о народной воле, никакие тайные общества и патриотическая мистика не могли заставить воскреснуть республику Крюгера. Колесницы с впряженными быками остановились, и к прошлому нет возврата.
Будущее не может принадлежать ни искусственным городам банту, ни патриархальным фермам буров. Торговля и промышленность раскололи как мелкие, ведущие натуральное хозяйство местные племена, так и уединенные поселения буров. Механизация требует новой общности и других орудий, нежели охотничье копье и плуг. Центрами воспитания в Южной Африке являются города.
Буры, сидевшие в амфитеатре, не хотели признавать этого. Оба старика взяли свои посохи и покинули зал. Они не могли видеть далеко из-под своих шляп. Девушки вортреккеры погасили факелы. Отсюда, с холма, был виден свет в вилле, находившейся далеко в долине: это премьер-министр возвратился в свою резиденцию «Либертас», чтобы переночевать там.
Когда праздник окончился, настроение присутствующих вновь стало будничным. Люди находили в толпе знакомых и приглашали друг друга на кофе. Мы отыскали свой автомобиль среди нескольких сотен других и поехали обратно в Иоганнесбург мимо освещенных шахтных построек и дорожных знаков, указывавших путь в Родезию. В итальянском кафе мы подкрепились мороженым «гуайява».
Проезжая через предместье, на одном перекрестке мы увидели группу из двадцати закованных в наручники мужчин, тесно стоявших друг к другу. Они стояли неподвижно под охраной полицейского. Наш друг остановил машину, чтобы узнать, в чем дело.
Мы остались в машине с опущенными стеклами и думали о том, что «потерянное племя» (так называл буров Пауль Крюгер) продолжает борьбу на других фронтах.
— Что случилось, сержант?
— Ничего, — ответил полицейский.
Из всего, что мы слышали и видели в Южной Африке, это слово было наиболее волнующим. Когда зло стало столь обыденным, нам, не живущим в Южно-Африканском Союзе, следует попытаться дать ответ на то, что там происходит.
БЛЮСТИТЕЛИ ЗАКОНА
Мы находимся здесь (на этом континенте), чтобы служить оплотом христианства и западной культуры.
— Посмотри на эти две санитарные машины, — сказал мой друг индиец, когда мы стояли на одной из улиц Иоганнесбурга. — Они направляются не в больницу, а к площади Маршалла. Открытые тюремные машины слишком обращают на себя внимание, поэтому время от времени для этой цели используются санитарные. Африканцы часто не подозревают опасности, пока не окажутся за решеткой. Сходи на площадь Маршалла и посмотри, как эти машины каждый час подъезжают туда.
Полиция в Южной Африке — это переодетая армия. Три четверти населения живет в условиях оккупации. Африканцы рассматривают блюстителей порядка как своих врагов. Они знают, что даже соблюдение законов не гарантирует от облав на рассвете, избиений и непомерных штрафов.
В первый день нашего пребывания в Южной Африке газеты сообщили о том, как полицейские привязали африканца за ноги к двум автомашинам и, направив их и разные стороны, разорвали его. На следующий день мы прочли о том, что двое африканцев, мужчина и женщина, были увезены в тюрьму. Мужчина умер от зверских побоев, а женщину пытали. Эти случаи вскрылись в ходе судебного разбирательства. Сведущие люди отказывались назвать какую-либо цифру несчастных, о судьбе которых ничего не сообщалось и которые были преданы забвению.
Как сообщала газета «Ренд дейли мейл» от 21 марта 1959 года, полицейский Гарнет Паркин рассказал, что полицейские часто отбирают одежду у заключенных. Недавно он арестовал нескольких африканцев в Спрингсе, надел на них наручники и оставил сидеть на полу гаража полицейского участка. Под колени им продели одну палку, повыше голеностопного сустава — другую, и если люди не отвечали на вопросы, их поворачивали и били по спине. В этом избиении принимали участие по меньшей мере десять полицейских. Двери гаража оставили открытыми, чтобы эту сцену могли видеть все. «Служащие в полицейских участках охотнее наблюдают избиение задержанных, чем занимаются какой-либо работой», — сказал Паркин.
Африканские женщины собрались в одном из залов в Претории, чтобы выразить протест против введения паспортного режима для женщин. Они получили разрешение на проведение этого собрания, и все проходило вполне законно. Во время выступления ораторов в зал вошли полицейские, вооруженные резиновыми дубинками. Они заперли двери и бросились на женщин. Часть участниц собрания бежала через окна, а многие остались па месте, потеряв сознание от побоев. У некоторых за спиной были привязаны дети, и полицейские старались попасть именно по ним, в результате некоторые дети остались на всю жизнь калеками. Министр юстиции, а ныне генерал-губернатор Южной Африки, Чарльз Сварт объяснял дело так: «Женщины специально взяли с собой чужих детей, чтобы вызвать сострадание. Мы не можем принимать во внимание подобные вещи. Это провокация против полиции».
Начальник полиции в Претории полковник ван Вейк сказал позже: «Когда мне приходится сталкиваться с женщинами банту, я забываю о том, что это женщины».
Одна из ведущих газет Иоганнесбурга обвиняла полицейского офицера в том, что он отдал приказ открыть огонь из пулемета по десятилетнему африканскому мальчику во время демонстрации в Зеерусте. В любой другой стране подобное обвинение, безусловно, привлекло бы к себе всеобщее внимание. В государстве же христиан-националистов этот факт не был замечен, и обвинение газеты так и осталось безо всяких последствий.
Белые адвокаты, с которыми мне приходилось беседовать, так же как и большинство африканцев, говорили, что пытки, выбитые зубы, сломанные кости и синяки — обычный результат пребывания в застенках полицейского участка.
Все африканцы, которые рано или поздно оказываются в полиции или за нарушение паспортного режима, или за употребление пива, избиваются просто за то, что они «кафры», что они дерзки или невежливы. Они подвергаются телесному наказанию, более строгому, чем то, которое предписывается белым за самые тяжкие преступления.
Многие из обвиняемых утверждают, что пытки применяются для того, чтобы добиться признания. Установить истину в ходе судебного разбирательства крайне трудно. Показания полицейских противоречат словам обвиняемых, к которым суд относится скептически. Когда же суду представляются слишком очевидные следы зверского отношения, это квалифицируется как прискорбная ошибка отдельного полицейского, являющегося членом в целом безупречного полицейского корпуса. В некоторых случаях таких полицейских приговаривают к штрафу. Двое полицейских были присуждены один к восьми, а другой к пяти годам тюрьмы за особо зверское избиение африканца, которого они затем убили, а тело спрятали. Однако через некоторое время министр юстиции снизил наказание до восемнадцати месяцев тюрьмы.
Но чаще такие преступники остаются на свободе, это бывает даже в тех случаях, когда об их деяниях рассказывается в газетах. По сведениям адвоката Гарри Блума, за последние годы было вскрыто много случаев и Иоганнесбурге и Лихтенбурге, когда к рукам обвиняемых присоединялись электрические провода под током, когда арестованных связывали проволокой под напряжением или на голову обвиняемого надевали колпак, через который пропускали электрический ток. В 1957 году за «недостаточностью юридических доказательств» с нескольких белых полицейских было снято обвинение в том, что они вынудили африканца сделать признание, подвергнув его пытке электрическим током, избивая его, держа его голову над раскаленной плитой.
Полицейский может укрыться за массой различных инструкций, по его мнению, подтверждающих, что его действия «вызывались обстоятельствами». В большинстве случаев африканцы не решаются подать жалобу на полицейского и оставляют дело без последствий. Недавно один африканец из Орландо заявил, что во время обыска, который в его отсутствие производили полицейские у него дома, пропало 89 фунтов стерлингов. Он подал жалобу, и она была зарегистрирована. Неделю спустя африканца под каким-то предлогом попросили прийти в участок и арестовали за якобы незаконное хранение оружия. Обвинение было чистым вымыслом, никакого расследования не производилось, не требовали никаких доказательств. Это была лишь месть.
Несколько лет назад у каждого полицейского на мундире был свой номер. Человек, подвергшийся избиению или бывший свидетелем при избиении, мог записать номер и сообщить в полицию. Такие сообщения приходили настолько часто, что министр юстиции приказал снять номера с формы. Сварт признался, что сделал это для того, чтобы помешать жалобщикам протестовать против насилия. Конечно, и сейчас можно спросить имя полицейского и его номер, но, как правило, заявителя привлекают к ответственности за то, что он мешал полиции выполнять ее обязанности.
В Иоганнесбурге учрежден особый суд, который четыре дня в неделю занимается исключительно рассмотрением преступлений, совершенных полицейскими. Таких преступлений ошеломляюще много. Только в Иоганнесбурге в неделю насчитывается до десяти случаев, выходящих за рамки обычных дисциплинарных взысканий, предусмотренных полицейскими распорядками. Обычно полицейские обвиняются в жестоком обращении с арестованными и в нарушениях закона об аморальных действиях, запрещающего интимную связь между белыми и небелыми.
В восьмидесяти случаях из ста после отбывания небольшого наказания бывших полицейских берут обратно на работу. Белый фотограф из газеты «Санди таймс», Пат Смит, был избит до потери сознания полицейским, которому не понравилось, что его сфотографировали при исполнении служебных обязанностей. Суды оправдывают полицейских под тем предлогом, что им легко «переусердствовать в их искреннем стремлении защитить общественность». Полиция набирается в основном из числа необразованных, живущих в деревнях молодых буров, которые, так же как и африканцы, уходят в крупные города в поисках лучше оплачиваемой работы. Существующий строй ожесточает их. Им внушают, что они присоединились к крестовому походу против смешения рас и что в этой борьбе они находятся на передовой линии.