о и решение будет изменено».
Такая жалоба может быть подана в течение 25 лет после определения расовой принадлежности. Если Б. будет общаться с цветными, он рискует быть отнесен к цветным. Таким образом, с помощью искусственно созданного барьера власти рассчитывают воспрепятствовать общению людей с разным цветом кожи.
Белый шофер автобуса в Кейптауне Норман Браун был обвинен в нарушении закона об аморальных действиях («Контакт», 17.IX.1959 год). Полицейский сыщик видел, как однажды вечером он играл в карты с цветной семьей. Один из членов семьи сказал: «У мистера Брауна плохое настроение, и мы поддерживали его. Одно время у него не было работы. Мы его кормили, стирали ему белье. Он очень приятный человек. Веемы люди и должны помогать друг другу». Судья оправдал Брауна за отсутствием доказательств, однако добавил: «Белый, подобным образом общающийся с цветными, очень многим рискует. Я советую вам подумать, стоит ли вам продолжать дружить с этой семьей».
Цветной шофер такси в Кейптауне женился на белой женщине задолго до принятия закона о смешанных браках («Санди таймс», 2.VIII.1959 год). Согласно закону об апартеиде, он совершает преступление каждый раз, когда возит жену в собственном автомобиле. Его жена должна ездить в автобусе или трамвае для белых. Она, в отличие от него, получает зарплату, какую получают белые. Однако по закону о расселении по группам она теперь рассматривается как цветная, то есть не имеет права ходить в рестораны или кинотеатры для белых и не имеет права претендовать на многие виды работы.
Если священник обвенчает двух белых, не подозревая, что у одного из них смешанная кровь, брак теряет силу, даже если об этом станет известно много лет спустя, а дети супругов объявляются незаконнорожденными.
Выдавая каждому карточку о расовой принадлежности, государство хочет поставить под свой контроль дружбу и любовь. Однако иногда трудно бывает определить, где нарушаются установленные границы. «Не Стремись узнать, кто были твои предки, иначе ты сразу станешь потомком готтентотов» — так гласит поговорка в Южной Африке.
Дети родителей, принадлежащих к различным ратным группам, причисляются к той группе, которая имеет меньшие привилегии. Ребенок отца-индийца и матери-африканки может жить с родителями до шестнадцати лет. После того, как он получит свою расовую карточку африканца, он должен покинуть своих родителей, проживающих в районе, предназначенном для индийцев, поселиться в локации для африканцев и жить в совершенно чуждой для него среде.
Сейчас во всех более или менее крупных городах учреждены суды по расовым делам. Они заседают тайно. Однако результаты их работы явны — самоубийства, ссылки, разводы. Нет никаких статистических данных о разрушенных семьях, о случаях потери работы и жилища.
Когда был принят закон о регистрации населения, над Южной Африкой зажглась желтая шестиконечная звезда, которой нацисты метили евреев.
Один из немногих случаев, ставший известным всему миру, касается двухлетнего Томаса Бичера. Фрэнк и Джойс Бичер нашли его спрятанным в бумажном мешке в одной из церквей Кейптауна, когда ему было всего несколько дней от роду. У него была, как казалось, розовая кожа, и они его усыновили. Вскоре соседи начали поговаривать: у Томаса не такая белая кожа, как у остальных детей Бичеров. Семья переселялась из одного места в другое, а сплетни преследовали ее, и через несколько лет пришел чиновник и сказал, что государство сомневается в чистоте расы ребенка и что его нужно отправить в детский дом для цветных. Вскоре после этого госпожа Бичер получила письмо: «Управление общественного процветания решило, что Томас должен получить других родителей. Можно ли его взять в десять часов завтра утром?» Это решение означало, что Томас навсегда должен потерять тех, кто его любил. Это также означало, что он должен расти в ужасных условиях для цветных, не имея права на многие виды работы, на более высокую зарплату, на образование, для него будет закрыто большинство отелей, театров, пляжей, у него не будет политических прав, он теряет право на пенсионные и другие привилегии.
Госпожа Бичер несколько недель скрывалась вместе с мальчиком. Между тем адвокаты посоветовали ей обратиться в суд.
В связи с тем, что родители Томаса были неизвестны! и кожа у него светлее, чем у представителей многих, уважаемых семейств в Южной Африке, можно полагать, что решение суда основывалось на одном лишь предположении. Один чиновник мог считать его белым, другой— цветным, такой же метод можно было бы применить к массе других людей, пользующихся расовыми привилегиями;
Угроза возымела действие. Министр внутренних дел заявил, что Томас может остаться у Бичеров при условии, что они немедленно покинут страну. Какой-то профсоюз в Англии уплатил за переезд семьи и избавил ее от общества сумасшедших. Глава информационной службы Пит Мейринг запросил дополнительно несколько сотен тысяч фунтов для противодействия тем кривотолкам, которые этот эпизод породил за рубежом.
Между тем трибуналы по расовым вопросам продолжали вторгаться в тайники личной жизни, порождая коррупцию и обман. Ибо тот, кто опасается наличия в его роду смешанной крови, прибегает ко всем уловкам и взяткам, чтобы избежать катастрофы.
Около Кейптауна живут многие тысячи цветных, которые с успехом сходят за белых. Вся система делает эту форму лжи необходимой. Цветная семья испытывает большую радость, когда в ней появляется дочь с преобладающими признаками белой расы. Когда члены семьи встречают ее на улице, они отворачиваются, чтобы никто не видел, как она здоровается с ними. Рождение же ребенка с более темной кожей становится трагедией.
Сейчас инспекторы из управления Group Areas ходят по домам и по внешнему виду жителей определяют, должны ли они переселяться.
Один из крупнейших представителей цветной интеллигенции доктор Рихард ван дер Росо, который сам был переселен, поведал нам на своей вилле в Винберге следующую историю. Один человек жил в том месте Кейптауна, который вошел в район для белых. Его братья, намного более светлые, чем он, сошли за белых. Они, вероятно, останутся жить в этом районе, но ему придется переехать в пригород, расположенный далеко от места его работы. У него ведущее положение в обществе, он участвует в работе коммунальных органов, занимается благотворительностью. У каждого из его братьев также свое дело. Этого озлобленного и отчаявшегося человека теперь точит соблазн «предать» своих братьев.
Возможности для шантажа стали большими. Один человек, которому удалось получить хорошее образование и жениться на белой женщине, вынужден тайно помогать своим более темным сестрам, которые презираются белыми и которые никогда не смогут посещать школу. Он живет в постоянном страхе, что появится кто-нибудь из его родственников и выдаст его. Имеется несколько случаев, когда торговцы принимались за изучение генеалогии своих конкурентов, чтобы выдать их расовому трибуналу и изгнать из того или иного района.
Многодетная женщина снова вышла замуж после смерти своего мужа. В один прекрасный день она узнала, что регистраторы населения в Кейптауне имеют основание сомневаться в расовой чистоте ее покойного мужа. Было начато расследование, и хотя оно не дало еще никаких результатов, одно лишь подозрение привело к тому, что отчим возненавидел детей. Один из них бежал из дому, и о нем ничего не слышно, а мать серьезно заболела.
Трудно сказать, какой из приведенных примеров наиболее ярок. Я не затрагивал столь же обычную трагедию, когда цветного регистрируют как африканца. Подобных случаев «расового разграничения», пожалуй, еще больше, а страдания людей еще сильнее, так как только африканец должен иметь паспорт, который означает контроль, отсутствие свободы и принудительные работы. Цветной каменщик получает 900 крон в месяц, а африканец за ту же самую работу — 225 крон.
Согласно сведениям министра внутренних дел, в марте 1959 года рассматривалось около 100 тысяч дел «о расовом разграничении». Господин Рикерт с легкостью обнаруживает темный оттенок кожи, и семью отправляют за колючую проволоку в локацию, где она проводит оста ток своей жизни. Господин Рикерт редко обнаруживает светлый оттенок. В его канцелярии слишком темно.
ПОКА НЕ ЗАХЛОПНЕТСЯ ДВЕРЬ
Однажды в понедельник, незадолго перед отъездом из Кейптауна, мы сидели в кафе. Напротив нас сидел молодой человек лет двадцати. Завязался разговор, пожалуй, самый примечательный за время моего пребывания в Южной Африке.
— Я здесь, наверное, в последний раз, — сказал Ян ван С.
— У тебя нет возможности остаться? — спросил я.
— А я и не хочу, чтобы она у меня была. Сначала я думал пойти по избранному пути, но это было бы безумством.
— Что же ты думаешь делать?
— Школы для цветных нуждаются в учителях. А я когда-то думал стать учителем.
— Что тебя удручает больше всего?
— Даже и не знаю. Театры, концерты… Жалованье такое низкое, что никогда ничего не сможешь приобрести. Никогда не сможешь получить паспорт для выезда за границу. Несколько недель назад официально заявили, что цветные учителя не имеют права выезжать за границу на учебу или по какому-либо другому делу.
Ян ван С. был белым студентом, который несколько дней назад узнал, что должен зарегистрироваться как цветной.
— Как относится к этому твой младший брат?
— Он совсем растерялся. Он только что окончил школу и теперь должен стоять в очереди, по крайней мере год, для того, чтобы поступить в новую школу, а время дорого. В своей школе он был капитаном второй сборной футбольной команды. Теперь он неевропеец. Ему хотелось стать инженером. Не знаю, есть ли у него теперь какая-нибудь возможность. Где мы сможем достать денег?
— Ты еще не голосовал?
— Нет. Папа голосовал с националистами. Мы все же происходим от буров. А теперь этот голос потерян. Однако я не чувствую себя изолированным. Я начал интересоваться остальной Африкой. Не думаю, что мне будет недоставать контактов. Я все же учил историю и литературу, и для меня, вероятно, легче найти свое место среди африканцев. Теперь же, когда мне вручили расовую карточку, бесполезно тягаться с белыми. Если бы только Европа и ООН могли что-нибудь сделать…