Тутъ нѣтъ еще ничего, что русскіе XIX вѣка, хотя бы за послѣднія шестьдесятъ лѣтъ (съ Гоголевскаго времени), писали о Римѣ. Каръ онъ прошелъ по русской интеллигенціи, я обозрю во второй половинѣ этого труда. А здѣсь я счелъ нужнымъ оговориться и за себя, и за всякаго пишущаго на ту же тему. О Римѣ писали столько, что сказать о немъ что-либо абсолютно-новое — врядъ ли возможно. Мнѣ же лично хотѣлось посѣтить Римъ на болѣе продолжительный срокъ, чтобы пройти черезъ все то, чѣмъ онъ могъ дѣйствовать и на душу моихъ соотечественниковъ за послѣднія десятилѣтія.
Если такъ богата литература о Римѣ до 1870 года, то характеристики новаго итальянскаго Рима не сложились еще въ такую книгу (или нѣсколько книгъ), гдѣ каждый изъ насъ могъ бы черпать обильный матеріалъ. И тѣмъ лучше, что мы такой книги не знаемъ, — она слишкомъ бы вліяла на насъ. Между концомъ вѣка и тѣмъ временемъ, когда путешественники послѣ Тэна писали о Римѣ (наприм. покойный Laveiey, въ его Lettres d'Italie, писанныхъ въ 1878—89 гг.), прошло опять около двадцати лѣтъ.
Но нельзя было не ознакомиться съ тѣмъ, что я бѣгло обозрѣлъ въ этой главѣ. И я это сдѣлалъ, благодаря вновв проснувшемуся во мнѣ желанію посѣтить вѣчный городъ и пожить въ немъ. Болѣе двухъ третей этихъ книгъ, дневниковъ, писемъ и воспоминаній я читалъ или пересматривалъ въ Римѣ, въ часы свободные отъ прогулокъ и поѣздокъ по городу, посѣщеній памятниковъ и музеевъ, экскурсій въ окрестности или же тотчасъ по возвращеніи оттуда.
И за это скажу спасибо Риму, кромѣ всего того, что онъ мнѣ доставилъ какъ бы заново.
Теперь, не мудрствуя лукаво и помня, какое море чернилъ уже излилось на вѣчный городъ, приступлю къ моимъ личнымъ римскимъ «итогамъ».
IIIВъ стѣнахъ Рима и внѣ ихъ
Новая тяга въ вѣчный городъ къ осени 1897 г. — Подготовка въ Петербургѣ и Б.-Баденѣ.—Въ ожиданіи „настроенія“. — Прославленныя панорамы Рима. — Нѣсколько изреченій. — Гарибальди на высотахъ Яникула. — Объѣздъ города внутри стѣнъ. — Ворота и урочища. — Ядро Рима. — Новые кварталы. — Римъ „итальянцевъ“. — „Fuori le mura“. — Аппіевы дороги. — Римская „Кампанья“. — Какъ на нее смотрѣли до ХІХ-го вѣка? — Castelli Romani. — Bussa Адріана. — Тиволи. — На Альбанскихъ высотахъ. — Озера. — Память о творцѣ „Мертвыхъ душъ“. —Фраскати. — Монастырь Гротта-Ферpâma. — Городскія виллы. — Сады Доріа Памфили. — Прощаніе съ весеннимъ Римомъ.
Когда, съ мая 1896 года, мною заново овладѣло желаніе непремѣнно пожить въ Римѣ еще разъ — послѣ поѣздокъ 1870 и 1874 годовъ — меня смущала, по временамъ, мысль, что тамъ ждетъ меня, быть можетъ, то чувство, которое приходится часто испытывать на склонѣ лѣтъ… Не окажется вдругъ того подъема, какой даетъ молодость, и «вѣчный городъ» будетъ, пожалуй, мертвенно глядѣть на тебя. Протянулась вся зима. Я началъ готовиться къ своей поѣздкѣ въ Петербургѣ; больше однако для дополнительной темы, связанной съ Римомъ: разспрашивалъ стариковъ-писателей и справлялся у всѣхъ, кто могъ мнѣ поразсказать о русскихъ, живавшихъ въ Римѣ за цѣлые полвѣка.
Но для личныхъ испытаній, для того какъ я самъ найду Римъ, я еще не настраивалъ себя. И только лѣтомъ 1897 года я обратился опять къ вѣчному городу памятью и воображеніемъ. Было бы обидно, если бы внутренній интересъ совсѣмъ замеръ. Этого однако не случилось.
У меня нашлась, въ старыхъ книгахъ, красная книжка — неизбѣжный и достопочтенный Бэдекеръ — тотъ самый экземпляръ, который я купилъ въ Ниццѣ, въ 1870 году, наканунѣ отъѣзда въ Италію. Онъ былъ изданъ въ 1869 году; стало быть, составленъ тридцать лѣтъ назадъ. Въ Баденъ-Баденѣ купилъ я послѣднее изданіе, 1896 года, и началъ ихъ свѣрять.
И съ каждымъ днемъ все сильнѣе Римъ — самъ по себѣ, какъ огромный собирательный памятникъ человѣческихъ судебъ — притягивалъ меня къ себѣ. То, что я видѣлъ въ 1870 году, было уже слишкомъ далеко; а въ 1874 году жизнь больного не позволяла ничему отдаваться такъ, какъ бы я хотѣлъ. Тутъ же я почувствовалъ, что попаду въ стѣны Рима съ обновленной душой…
Держа передъ собою, каждый день, маленькую схематическую карту еще стараго, папскаго Рима, раздѣленную на клѣточки, я съ особеннымъ удовольствіемъ сознавалъ, что многое, очень многое совсѣмъ вылетѣло изъ памяти, что побывалъ я въ тѣ разы далеко не вездѣ. И вся топографія Рима сдѣлалась, на особый ладъ, завлекательной. Хотѣлось посѣтить каждое урочище, въѣхать и выѣхать изъ каждыхъ воротъ городской стѣны, знать всякій старинный палаццо и всякую замѣчательную церковь…
Такого чувства у меня положительно не было, когда я впервые попалъ въ Римъ. Для этого надо пожить на свѣтѣ. Года, — я это испыталъ теперь — дѣлаютъ васъ гораздо чутче ко многому, въ жизни и творчествѣ. Молодой человѣкъ не можетъ такъ всецѣло воспринимать, потому что слишкомъ торопится жить и полонъ еще разныхъ личныхъ мотивовъ, мѣшающихъ уходить во что либо съ забвеніемъ своего «я».
Въ такомъ настроеніи и поѣхалъ я въ Италію. За цѣлый мѣсяцъ, проведенный сначала во Флоренціи, гдѣ я освѣжалъ свои былыя впечатлѣнія, это настроеніе оставалось нетронутымъ и даже наростало.
Ровно перваго октября, по русскому счету, въ яркій полдень, скорый поѣздъ, идущій отъ Флоренціи до Рима всего шесть часовъ, высадилъ меня подъ своды станціи на площади «Пятисотъ».
Такъ же, какъ и въ хмурое ноябрьское утро 1870 года, когда я впервые попалъ въ Римъ, высились передо мною развалины Термъ Діоклетіана. Но вся площадь и цѣлая часть города вокругъ станціи теперь неузнаваемы. На этихъ высотахъ Виминкла, Квиринала и Пинчіо и разросся новый Римъ.
Тутъ вы ждете, вѣроятно, отъ меня обязательныхъ воздыханій о папскомъ старомъ Римѣ? И ихъ не будетъ. То, что металось въ глаза новаго — огромные отели, многоэтажные дома, скверы, трамъ, прямыя, широкія улицы съ электрическими фонарями — нисколько не мѣшали мнѣ почувствовать себя все въ томъ же Римѣ. И этотъ нарядный кварталъ, со всѣмъ своимъ налетомъ европеизма, дѣлалъ еще дороже то, что древній и папскій Римъ хранили въ своихъ стѣнахъ, и что останется на вѣка и будетъ охраняемо тѣми самыми «итальянцами», которыхъ такъ походя бранятъ всѣ—и римляне, и иностранцы.
Еще въ Петербургѣ, въ началѣ 1897 года, я разспрашивалъ у старожила Рима П. М. Ковалевскаго, знающаго его съ 50-хъ годовъ, какой кварталъ считать теперь самымъ здоровымъ. Онъ назвалъ мнѣ: «Quartiere Ludovisi» и совѣтовалъ остановиться въ новомъ отелѣ Эденъ, который онъ называлъ «Paradis», напирая на то, что въ этой гостиницѣ коридоры и лѣстницы зимой отапливаются.
Гдѣ прежде шли пустыри и раскинуты были угодья виллы Людовизи, теперь цѣлая шахматная доска улицъ, и главная изъ нихъ «Ludovisi — Buon Compagni», широкая и уже совсѣмъ почти обстроенная, идетъ внизъ не очень крутымъ спускомъ къ высотамъ Монте-Пинчіо. Отъ прежняго парка фамиліи Людовизи остались только два сада. Стариннаго маленькаго Казино съ головой Юноны уме нѣтъ, а высится на спускѣ по Via Veneto новый палаццо фамиліи Піомбино, представляющей собой соединенные роды Людовизи и Буонъ-Компаньи.
Свѣтъ обливалъ рядъ новыхъ громадныхъ домовъ, по дорогѣ къ отелю Эденъ, стоящему на самомъ углу у подъема къ Porta-Pinсіапа, наискосокъ отъ извѣстной Villa-Malta, гдѣ бывалъ еще Гёте и гдѣ теперь возвышаются палаты русскихъ баръ, графовъ Б-скихъ.
Меня потянуло, сейчасъ же послѣ завтрака, на улицу, точно я боялся, что вотъ что-нибудь помѣшаетъ мнѣ въ первый же день налюбоваться Римомъ. Тянуло туда — на высоты Палатина, а главное на террасу церкви S. Pietro in Montorіо, — пройти черезъ то, что охватило героя романа «Римъ». За это надо поблагодарить Золя: онъ сумѣлъ — вѣроятно, и не во мнѣ одномъ — воскресить жажду впечатлѣній, черезъ которыя и онъ самъ проходилъ въ первые часы, проведенные въ Римѣ.
Но я сначала очутился у Форума, — что-то такое пересилило… Времени было еще довольно до захода солнца. Показались справа изъ той улицы, по которой везъ меня извозчикъ, желтые мраморы у подножія Капитолія — три колонны храма Веспасіана, грузная арка Септимія Севёра, и вотъ мы на проѣздѣ между двумя впадинами Форума.
Нѣтъ, въ 1870 году я не испытывалъ ничего подобнаго! А позднѣе, двадцать четыре года назадъ, не могъ изъ-за нездоровья искать по Риму душевнаго подъема…
Форумъ остался въ моей памяти довольно отчетливо, но безъ красокъ, не живой, а окаменѣлый, и главное — совсѣмъ сѣрый, безъ колорита я свѣтотѣни. Онъ не показался мнѣ теперь такимъ узкимъ и тѣснымъ, какъ когда-то, вѣроятно, оттого, что я уже не предъявлялъ ему никакихъ ненужныхъ запросовъ.
Мой извозчикъ повернулъ на ту сторону, вдоль Via delle Grazie.
Я поспѣшилъ на высоты Яникула.
«Лучшая ли это панорама Рима», спросятъ меня? Она прославлена и моимъ знаменитымъ собратомъ. Не знаю. Есть нѣсколько пунктовъ, съ которыхъ кругозоръ шире. Кто хочетъ лазать на куполъ св. Петра или на мавзолей Адріана — Castel S. Angelo, тотъ, конечно, будетъ имѣть передъ собою всю равнину Римской Кампаньи, съ семью холмами. И съ другой прославленной террасы, на возвышеніи, гдѣ только часть города лежитъ подъ вами, прекрасный видъ, — это съ площадки Монте — Пинчіо. И еще съ другой вышки, менѣе извѣстной, передъ Palazzo Caffarelli, гдѣ помѣщается нѣмецкое посольство. Или изъ сада Мальтійской виллы надъ Тибромъ… Мало ли откуда!
Но дѣло не въ этомъ, а въ вашемъ собственномъ настроеніи, въ вашемъ желаніи смотрѣть и воспринимать въ себя то обаяніе, какое даетъ масса зданій, составляющихъ ядро города, — когда вы себя подготовили къ такимъ зрѣлищамъ, когда вы можете называть мысленно многіе изъ этихъ памятниковъ, куполовъ, колоколенъ, фасадовъ, садовъ, мостовъ, подъемовъ и спусковъ.
Не безусловная красота вида съ любой изъ этихъ вышекъ дѣйствуетъ на васъ, а то, что это — Римъ, вѣковѣчный пріемникъ самой могучей и продолжительной человѣческой культуры, на материкѣ Европы. Вы не можете отрѣшиться отъ того, что въ васъ самихъ уже созданъ этотъ Римъ: какую игру идей и образовъ, какое сочетаніе душевныхъ элементовъ!… Вотъ главный источникъ впечатлѣній…