У разныхъ любознательныхъ иностранокъ бываютъ утра, гдѣ какой-нибудь молодой ученый, желающій выдвинуться впередъ, демонстрируетъ составленныя имъ картины римскаго Форума, въ такомъ видѣ, какъ онъ долженъ былъ существовать въ цвѣтущую эпоху имперіи или республики. Такія «возстановленія» продаются въ эстампныхъ магазинахъ на Via Condotti и въ другихъ мѣстахъ. Это тоже своего рода игра, требующая кропотливой эрудиціи, когда она претендуетъ на что-нибудь серьезное. Археологи, сдѣлавшіе себѣ имя, снисходительно усмѣхаясь, допускаютъ, что кое-что въ такихъ возсозданіяхъ недурно прилажено.
На засѣданіяхъ, особенно у нѣмцевъ, въ Palazzo Caffarelli въ теченіе сезона читаются постоянно рефераты. Тамъ все арене-полнено учености. Вы тамъ дышите воздухомъ спеціальнаго любованья всѣмъ, что оставила послѣ себя античная жизнь. Но къ красотѣ далеко не все относится, что тамъ разбираютъ до тонкости. Археологія обнимаетъ собою всю совокупность древней культуры. Однѣ «надписи» — цѣлый кладезь учености. Сколько догадокъ, предположеній, тонкостей и споровъ, чтобъ опредѣлить, что такое-то имя на обломкѣ плиты, у котораго вдобавокъ не хватаетъ нѣсколькихъ буквъ, — принадлежало ли оно консулу или просто богатому булочнику, и нужно ли его отнести къ концу второго вѣка по P. X., или же къ первымъ годамъ третьяго? Иногда изъ-за этого никому не нужнаго имени ведутся ожесточенныя полемики.
Мнѣ приводилось присутствовать на нѣкоторыхъ изъ этихъ за сѣданій. Самыя простыя вещи, мимо которыхъ вы проходите, принимая ихъ такъ, какъ онѣ теперь представляются вамъ, — для археолога предметъ тяжелыхъ разслѣдованій. Положимъ, что мраморныя плиты на Форумѣ, съ изображеніемъ жертвенныхъ животныхъ, гдѣ были когда-то «rostra», стоятъ въ одномъ направленіи. Вы ихъ осматриваете. Для васъ, прежде всего, важно ваше художественное настроеніе — насколько эти рельефы говорятъ вамъ объ эпохѣ и показываютъ степень пластическаго мастерства. А для ученаго археолога этого мало! Онъ долго будетъ добираться до того: тамъ ли подлинно были самыя «rostra», гдѣ плиты поставлены теперь? — и придетъ къ выводу, что плиты слѣдовало поставить не поперекъ, а вдоль, или вкось. У него найдется цѣлый рядъ доводовъ въ защиту своего утвержденія. Онъ составитъ особенный чертежъ Форума и точно опредѣлитъ, въ какомъ именно направленіи стояли эти изображенія.
Конечно, всякая удачная находка и каждое болѣе основатель вое разъясненіе помогаютъ въ наблюденіи, и профанамъ вѣрнѣе представлять себѣ, какъ все это было при римлянахъ той или иной эпохи. Но для простого смертнаго суть не въ этомъ. Для него до статоченъ общій грунтъ, тѣ выводы, которые наука установила въ концѣ XIX вѣка. Прогулка съ досужимъ археологомъ по Риму — дѣло весьма желательное, но такое, гдѣ вы изъ за деревьевъ не просмотрѣли бы всего лѣса! У каждаго ученаго есть свои коньки и кунштюки. А для того, чтобы не смѣшивать эпохъ, не принимать посредственныхъ произведеній искусства за первоклассныя, достаточно и того, что всякій изъ насъ можетъ извлечь изъ хорошихъ книгъ и указателей. Да и археологъ, и ученый знатокъ исторіи античнаго творчества если онъ чуждъ педантизма, скажетъ вамъ:
— Не разбрасывайтесь! Не отмѣчайте мелочей, не увлекайтесь желаніемъ знать всевозможныя подробности о такомъ-то или такомъ-то памятникѣ, или произведеніи пластики. Идите прямо къ тому, что званіе и опытъ установили, какъ высшіе продукты тѣхъ или иныхъ эпохъ. Схватывайте общій духъ произведенія, дорожите, первѣе всего, вашимъ личнымъ впечатлѣніемъ. И что бы васъ ни остановило, не смущайтесь тѣмъ, что это не первосортный антикъ, берите отовсюду впечатлѣнія красоты, духа эпохи, дорожите настроеніемъ, откуда бы оно ни шло.
Объясненія спеціалиста иногда, при всей ихъ интересности, лишаютъ васъ свѣжести и цѣльности внутренняго чувства. Мнѣ не разъ случалось испытывать это въ Римѣ.
Открытъ гдѣ-нибудь новый антикъ, положимъ, женская голова прекрасной греческой работы. Гипсовый снимокъ стоитъ передъ публикой ученаго засѣданія и фотографіи съ нея раздаются слушателямъ. Референтъ — итальянецъ или нѣмецъ, обязательно говорящій по-итальянски (за прононсъ не взыщите!), подробно излагаетъ всѣ свои соображенія, подлинная ли это голова, или копія, эллинской или римской работы? Отъ какой статуи отломлена, была ли это Афродита или просто нимфа; а если работа эллинская, то какой эпохи, и принадлежала ли рѣзцу Апеллеса, или Скопоса,или Лизиппа, или Мирона?
Все это — вопросы первой важности для археолога и историка искусства. Грубыя ошибки непростительны и для хорошаго любителя, но весьма возможны большіе промахи, что и доказываетъ ходъ эрудиціи за цѣлое столѣтіе, съ тѣхъ поръ, какъ Винкельманъ и его послѣдователи стали научнѣе заниматься древней пластикой. Сидитъ любознательный слушатель, смотритъ, вникаетъ въ то, что референтъ старается внѣдрить въ его мозгъ; голова его, черезъ двадцать минутъ, уже отяжелѣла отъ всѣхъ этихъ именъ, цитатъ, указаній, соображеній, сравненій всякихъ подробностей работы — экспрессіи, пріемовъ и традицій античной пластики.
Для него достаточно бы было знать, что голова, найденная тамъ-то, свѣдущими людьми признана подлинной эллинской работы, не раньше примѣрно такой-то эпохи. Иди онъ по залѣ музея и остановись передъ этой самой головой въ мраморѣ, не зная ни гдѣ она найдена, ни кому она приписывается, — будетъ большой для него побѣдой въ смыслѣ его эстетическаго развитія, если онъ сразу почувствуетъ, что это нѣчто прекрасное и въ лицѣ безъ носа или съ отколотой частью подбородка распознаетъ «божественный» мраморъ. Это распознаваніе дастъ ему не одно набиваніе своей головы разными архаическими деталями, а всего больше частое любованіе высокими образцами, наглядное сравненіе мастерства въ произведеніяхъ послѣдовательныхъ эпохъ; а все это, при порядочной общей подготовкѣ, достигается опытнымъ знакомствомъ.
Или еще приглашаютъ васъ на посѣщеніе какого нибудь частнаго музея, изъ тѣхъ, что теперь нѣкоторые римскіе нобили заперли для публики. И вожакомъ такого обзора какой-нибудь наи-ученый археологъ. Если вы и не видали антиковъ этого собранія раньше, лѣтъ двадцать пять назадъ, когда оно еще было доступно каждому туристу, но подготовили себя по хорошему путеводителю или даровито написанной книгѣ, вродѣ писемъ Тэна, то археологъ кожетъ быть выкопаетъ что-нибудь совсѣмъ новое, неслыханное о шедеврахъ этого музея, наприм., о той головѣ Юноны, которая прежде стояла въ садовомъ казино виллы Людовизи, а теперь, вмѣстѣ съ остальными изваяніями, перешла въ нижній этажъ палаццо Буонкомпаньи — Піомбйно, Но эти тонкости не дадутъ вамъ ничего равнаго прямому воспріятію, чувству, какое охватываетъ васъ, какъ только красота на васъ подѣйствовала.
А попадете вы сюда не въ первый разъ и вамъ вспомнится все то, что вы испытали передъ ликомъ богини, когда вы проникли въ тѣсный павильонъ, гдѣ сохранялась голова Юноны, на виллѣ Людовизи, вамъ будетъ жутко стоять въ группѣ «знатныхъ иностранцевъ», приглашенныхъ на это посѣщеніе труднодоступнаго музея и слушать профессорскія объясненія, очень дѣльныя, и быть можетъ, глубокія, но отнимающія у васъ возможность созерцать чудный мраморъ и находить въ себѣ то настроеніе, какое на васъ слетало прежде.
Обаяніе неизбѣжно пропадаетъ отъ этихъ разъясненій и подробностей, особенно если они произносятся на извѣстный ладъ, часто съ непріятнымъ нѣмецкимъ акцентомъ, съ интонаціями, которыя васъ сейчасъ же отнесутъ къ скучной аудиторіи или къ тѣмъ несноснѣйшимъ часамъ, когда вы еще не освободились отъ тиранніи гидовъ, хватающихъ васъ вездѣ за полы и въ Римѣ, и въ другихъ городахъ Италіи.
Эти гиды — чистая египетская казнь! Когда-то и я, въ первую мою поѣздку по Италіи, добровольно поступалъ къ нимъ въ рабство, начиная съ перваго города Генуи, куда я попалъ, и вплоть до Неаполя. Теперь я, за всѣ почти шесть мѣсяцевъ житья въ Римѣ, не потратилъ ни одной лиры на этихъ наемныхъ своего рода археологовъ, зазубрившихъ наизусть все, что гораздо толковѣе и грамотнѣе значится въ Бедекерѣ. Только какъ простые вожаки они и допустимы, когда вы не хотите терять времени и, на каждомъ поворотѣ, справляться съ планомъ, наприм., въ термахъ Каракаллы, на виллѣ Адріана, на Палатинѣ, въ Ватиканѣ, въ катакомбахъ, если попадаете туда въ первый разъ.
И ихъ расплодилось теперь видимо-невидимо, потому что форестьеровъ стало наѣзжать, въ послѣдніе годы, въ нѣсколько разъ больше, чѣмъ въ папское время.
Довольно и того, что и на вольномъ воздухѣ, гдѣ только можно на что-нибудь смотрѣть, передъ вами всплываетъ или гидъ, или продавецъ альбомовъ, карточекъ, плановъ, мозаикъ и разной поддѣльной дряни.
Въ первый же день, когда я очутился передъ закатомъ солнца, на площадкѣ S. Pietro in Montorio и сталъ любоваться видомъ, сдѣлавшимся теперь «классическимъ», послѣ романа «Римъ», тотчасъ же раздались зазыванья и приставанья по-итальянски или на ломаномъ иностранномъ діалектѣ. Прежде всѣ эти мелкіе промышленники коверкали непремѣнно французскій языкъ или англійскій, а теперь развелось много мѣстныхъ (изъ Гетто) или пріѣзжихъ евреевъ, пристающихъ къ вамъ не иначе, какъ по-нѣмецки или, по крайней мѣрѣ, какими-то нѣмецкими звуками. Это одно показываетъ, какая масса нѣмцевъ-туристовъ перебываетъ въ Римѣ за цѣлый годъ. Французскій языкъ уступаетъ нѣмецкому даже въ универсальной области искусства.
Какъ же, однако, всего лучше было бы пользоваться художественнымъ богатствомъ изъ античнаго Рима тѣмъ, кто не имѣетъ претензіи на спеціальность археолога, и въ особенности въ области скульптуры, въ богатѣйшей житницѣ, какая когда либо существовала въ Европѣ, и послѣ теперешней Эллады?
Вопросъ этотъ, навѣрно, задавалъ себѣ не одинъ русскій, отправляясь въ Римъ, съ исключительной цѣлью смотрѣть, ѣздить по городу, ходить по его хранилищамъ. Первое знакомство, если оно безъ подготовки, хотя бы и общей, всегда смутно и часто томительно. Когда я, въ первый разъ, попалъ въ Римъ, съ тѣмъ запасомъ начитанности и нагляднаго изученія, какой дала мнѣ жизнь въ Парижѣ, Берлинѣ, Лондонѣ, Мюнхенѣ, Вѣнѣ, съ свѣжей памятью о лекціяхъ Тэна по эллинской скульптурѣ, посѣщеніе музеевъ не давало мнѣ еще того, что я находилъ въ Ватиканѣ и Капитоліи позднѣе, въ 1874 году и въ особенности въ послѣдній пріѣздъ, т.-е. въ 1897—98 гг.