И вотъ какъ разъ въ послѣднее двадцатилѣтіе отживающаго вѣка папа Левъ XIII, своей личностью, идеями и заявленіями съ пастырской кафедры, поднялъ обаяніе духовной власти до небывалой высоты. Наше общество также не осталось равнодушнымъ къ тому, что исходило изъ Ватикана. Въ особенности двѣ энциклики— объ единеніи церквей и объ отношеніи къ трудовой массѣ—вывели нашу публику изъ ея индифферентизма или враждебности. Небывалый у насъ фактъ: тексты энцикликъ появились въ переводѣ не только въ газетахъ, но и въ толстыхъ журналахъ. Сколько я себя помню грамотнымъ, ничего подобнаго еще не случалось.
Признаюсь, и я до самыхъ послѣднихъ годовъ не присматривался поближе къ вопросу о теперешнемъ католичествѣ. Я знаю Италію болѣе двадцати пяти лѣтъ, жилъ въ Римѣ два раза до послѣдней моей поѣздки, но не дѣлалъ изъ Ватикана предмета изученія, — настолько же, насколько интересовался памятниками, обществомъ или уличной жизнью. Во Флоренціи, гдѣ я жилъ всего больше, за тридцать почти лѣтъ, съ 1870 года, католическій міръ стоялъ отъ меня вдали, и только посѣщая церкви, я присутствовалъ на службахъ, видалъ погребальныя шествія и крестные ходы; но съ духовными не имѣлъ случая да и охоты знакомиться и проникать въ ихъ сферу.
Обдумывая программу послѣдней поѣздки въ Римъ, я ввелъ въ нее Ватиканъ, какъ одну изъ главныхъ статей. Она имѣла для меня, во все мое почти полугодовое житье въ Римѣ, едва ли не первенствующій интересъ. Мнѣ хотѣлось не по слухамъ и по газетамъ, а воочію ознакомиться съ тѣмъ, какъ живетъ Ватиканъ; если возможно будетъ, видѣть папу и на церковныхъ торжествахъ, и въ его внутреннихъ покояхъ, имѣть случай бесѣдовать съ выдающимися кардиналами, начиная съ кардинала статсъ-секретаря, присмотрѣться къ тому, что составляетъ Пропаганду, проповѣдующую за границей, включая сюда и вопросъ о соединеніи церквей. Надо было лично познакомиться и съ тѣми духовными, кто больше занимался Россіей и ея церковью. Нельзя было и оставить безъ вниманія то, какъ Ватиканъ и его сторонники дѣйствуютъ внутри страны и въ самомъ Римѣ, и въ церквахъ, и внѣ ихъ, въ школѣ и обществѣ. Религіозный духъ въ Римѣ, какъ центрѣ католичества, въ простомъ народѣ и образованныхъ классахъ, среди иностранцевъ, просто туристовъ и паломниковъ, характеръ благочестія, бытъ церквей, высшее и низшее духовенство, то, въ чемъ проявляется обыденная набожность, — все это входило въ мою программу. И я выполнялъ ее за все время моего житья, насколько позволяли мнѣ мои силы, средства и знакомства.
Проникать въ католическія сферы, т.-е. въ то, что стоитъ внѣ обыкновенной церковной жизни, всѣмъ доступной, — и чужимъ, и своинъ, — есть два пути: дипломатическое представительство и ходы черезъ духовныхъ. Я пользовался и тѣмъ, и другимъ. Еще до пріѣзда въ Римъ, живя въ Германіи, я запасся нѣсколькими письмами къ патерамъ отъ одного парижскаго ученаго іезуита и одного русскаго профессора. Добылъ я письма и къ полякамъ, у которыхъ всегда есть сношенія съ Ватиканомъ, и они мнѣ пригодились для аудіенціи у того кардинала, къ которому и русская миссія не могла бы мнѣ дать рекомендаціи. Читатели увидятъ дальше: кто этотъ кардиналъ.
Наша миссія при Ватиканѣ существуетъ опатъ съ царствованія Александра III. При Піѣ IX сношенія были рѣзко оборваны. Предшественнику теперешняго министра-резидента удалось установить modus vivendi, разумѣется, и благодаря характеру и общему тону куріи, съ тѣхъ поръ, какъ во главѣ ея стоитъ Левъ XIII и его любимецъ, усердный исполнитель всѣхъ его предначертаній, кардиналъ Рамполла.
У меня были рекомендаціи и въ миссію, и въ посольство. Въ Римѣ это два вѣдомства совершенно раздѣльныя и какъ бы игнорирующія другъ друга. Такъ повелось у всѣхъ правительствъ, имѣющихъ въ Римѣ двоякое представительство; а при Ватиканѣ акредитованы дипломаты отъ всѣхъ большихъ странъ и государствъ Европы и Новаго Свѣта. Обычай требуетъ, чтобы, наприм., русскій (или другой какой) посолъ при королѣ не встрѣчался нигдѣ на оффиціальныхъ пріемахъ или обѣдахъ, вечерахъ съ министромъ-резидентомъ при Ватиканѣ. Они видаются только какъ знакомые, интимно или на вечерахъ чисто-свѣтскихъ; да и то министръ при папѣ не приметъ приглашенія на вечеръ или обѣдъ, гдѣ можетъ встрѣтиться съ министромъ короля. Ватиканскіе дипломаты, составляя особый міръ, всего больше видятся между собою и старательно избѣгаютъ всякой встрѣчи съ лицами, прикосновенными къ Квириналу. Они вѣдь (если говорить попросту) акредитованы при главѣ крамольной (и притомъ фиктивной) власти, находящейся въ постоянномъ государственномъ заговорѣ противъ существующаго, всѣми признаннаго правительства страны. Всѣ эти китайскія тонкости — въ Римѣ необходимыя — на свѣжаго человѣка производятъ, на первый взглядъ, довольно забавное впечатлѣніе.
Въ первые два мѣсяца по пріѣздѣ моемъ я не могъ еще воспользоваться любезностью нашего резидента. Онъ пріѣхалъ только къ Новому году. Секретарь миссіи, исполнявшій должность повѣреннаго въ дѣлахъ, первый облегчилъ мнѣ доступъ въ Ватиканъ, переговоривъ обо мнѣ съ кардиналомъ Рамполлой.
Но сначала я пошелъ по патерамъ съ моими письмами изъ разныхъ источниковъ.
Раньше другихъ видѣлся я съ тѣмъ русскимъ патеромъ, который вотъ уже нѣсколько десятковъ лѣтъ живетъ въ Римѣ, былъ долго іезуитомъ, преподавалъ въ ихъ школахъ, потомъ сталъ не ладить съ орденомъ и попалъ въ опальные, прошелъ черезъ большую нужду и теперь коротаетъ вѣкъ безбѣдно, благодаря мѣсту капеллана при польской церкви св. Станислава, находящейся подъ русскимъ начальствомъ.
Объ этомъ эксъ-іезуитѣ писали не танъ давно въ русскихъ газетахъ, и въ весьма сочувственномъ тонѣ, объ его искренности и религіозномъ пылѣ. Онъ перешелъ въ католичество еще въ Россіи, когда только что кончилъ курсъ въ университетѣ (а ему теперь за семьдесятъ лѣтъ), около того же времени, какъ и русскіе, сдѣлавшіеся болѣе извѣстными своимъ обращеніемъ, вродѣ отцовъ Балабина, Гагарина, Мартынова.
При церкви св. Станислава (Via delle Botteghe Oscure) вблизи Капитолія, находится и домъ, на доходы съ котораго и содержится, кажется, причтъ, въ лицѣ единственнаго священнослужителя. Каждый день тамъ идетъ обѣдня, но безъ прихожанъ. Поляки не ходятъ въ ату церковь, такъ какъ она оффиціально русская, а у мѣстнаго люда и безъ того много мѣстъ куда идти молиться.
Судя по тому, что я читалъ объ этомъ русскомъ патерѣ, я ожидалъ найти старца съ наружностью аскета-мистика. А когда я вошелъ во дворикъ церковнаго дома и какой-то малый окликнулъ его, изъ оконца надъ дверью выглянуло лицо довольно сохранившейся старушки съ совсѣмъ еще темными волосами. Я назвалъ себя, и патеръ А. попросилъ меня пройти въ ризницу, куда и сбѣжалъ самъ по крутой лѣстницѣ, очень быстро для своихъ преклонныхъ лѣтъ.
Наши бесѣды и происходили всегда въ этой ризницѣ, подъ портретомъ кардинала поляка, строителя церкви. Отецъ А. и въ сорокъ съ лишкомъ лѣтъ заграничной жизни не забылъ русскаго языка. У него очень отчетливая дикція и говоръ, напоминающій манеру нѣкоторыхъ московскихъ стариковъ изъ англійскаго клуба, въ особенности одного старожила, не такъ давно умершаго.
Принципіальныхъ преній о вѣрѣ я съ нимъ не имѣлъ. Я ознакомился съ его катехизисомъ, изданнымъ за границей на русскомъ языкѣ, съ цѣлью показать основное единство православной и римской церкви; зналъ и объ его сочиненіяхъ по догматамъ непорочнаго зачатія и непогрѣшимости папы (терминъ этотъ о. А. произноситъ «безошибочность» и настаиваетъ на немъ) и не нахожу себя достаточно компетентнымъ въ богословіи, чтобы вступать въ какую-либо полемику. Предупреждаю только тѣхъ изъ моихъ соотечественниковъ, кто хотѣлъ бы найти въ такомъ русскомъ патерѣ полезнаго собесѣдника въ вопросѣ о соединеніи церквей, что его ждетъ разочарованіе. Отецъ А. — католикъ, такъ сказать, крайней правой. Такимъ онъ долженъ показаться каждому, кто бесѣдовалъ съ нимъ. Онъ считаетъ себя стражемъ самой чистѣйшей римско-католической доктрины, по Ѳомѣ Аквинату, убѣжденъ, что едва ли не онъ одинъ безошибочно толкуетъ новые догматы непорочнаго зачатія и непогрѣшимости папы, и я сомнѣваюсь, чтобъ ему было по душѣ многое, исходящее изъ Ватикана, подъ непосредственнымъ вліяніемъ куріи. Поэтому онъ не можетъ сочувствовать и тому, чему въ Ватиканѣ постоянно сочувствуютъ, т.-е. единенію двухъ церквей. Папа Левъ XIII съ каждымъ годомъ своего царствованія все чаще и чаще заявляетъ о своемъ желаніи, чтобы всѣ исповѣданія греческаго закона сохраняли свои мѣстныя традиціи. Онъ совсѣмъ не добивается обращенія итальянскихъ грековъ, армяно-грегоріанъ, сирохалдеевъ, малороссовъ-уніатовъ или коптовъ въ правовѣрныхъ латинцевъ. И эта терпимость, эта широта отношенія къ восточному обряду врядъ ли можетъ быть любезна сердцу такихъ латинцевъ, как о. А. Ему слишкомъ дорога вся внѣшность латинскаго культа, одежды, обличья.
Припомню маленькій эпизодъ одной изъ нашихъ бесѣдъ въ ризницѣ церкви св. Станислава. Надъ тѣмъ мѣстомъ, гдѣ сидѣлъ о. А., противъ меня, висѣлъ портретъ кардинала — основателя церкви. Когда мой собесѣдникъ ужъ очень брезгливо выразился о «бородахъ» греческо-русскаго духовенства, я указалъ ему головой на кардинала въ красномъ облаченіи и съ окладистой бородой, по модѣ XVII вѣка, когда ни папы, ни простые священники — никто не пренебрегалъ этимъ украшеніемъ мужского лица.
Такіе прозелиты латинства не опасны въ дѣлѣ соединенія церквей, т.-е. признанія главенства папы. Если они о чемъ мечтаютъ или чему вѣрятъ въ будущихъ судьбахъ католичества, такъ это чему-нибудь вродѣ обращенія цѣлаго народа авторитетомъ высшей власти (какъ при императорѣ Константинѣ), — обращенія полнаго и нераздѣльнаго, съ принятіемъ самаго строгаго латинства, безъ всякихъ уступокъ традиціямъ греческо-русскаго христіанства.
Ихъ роль въ сущности совершенно безобидная. Они могутъ полвѣка выжить въ центрѣ католичества и врядъ ли обратятъ въ чистое латинство больше дюжины православныхъ, да и въ такой цифрѣ я сомнѣваюсь. Ихъ будутъ приглашать русскія барыни въ гости, оказывать имъ уваженіе, выслушивать повѣсть ихъ мытарствъ и гоненій, но едва ли въ состояніи будутъ одолѣть такой «Катехизисъ», какъ тотъ, который отецъ А, — изъ чистѣйшей пре данности католицизму, — сочинялъ долгіе годы и напечаталъ отъ своихъ скудныхъ средствъ. Всякій, кто стоитъ за свободу совѣсти, долженъ почтительно относиться къ такимъ русскимъ, сдѣлавшимъ исканіе религіозной истины идеаломъ всей своей жизни; но въ вопросѣ отношеній между двумя церквами такіе поборники латинства, повторяю, совершенно не опасны. Напротивъ, они — противники всякаго соглашенія, внѣ самаго абсолютнаго перехода въ латинство. Ихъ личная жизнь можетъ быть интересна для хроникера или беллетриста; но ихъ пребываніе въ Римѣ не представляетъ для васъ серьезнаго интереса.