Кардиналъ Рамполла, узнавъ въ нашемъ разговорѣ о моемъ желаніи познакомиться съ его коллегой, кардиналомъ Винченцо Ван-нутелли, бывшимъ въ Россіи, предложилъ мнѣ предупредить его при первомъ же свиданіи съ нимъ. Какъ разъ этотъ Ваннутелли (другого многіе въ Римѣ прочатъ въ папы) былъ въ Россіи въ качествѣ папскаго если не нунція въ тѣсномъ смыслѣ, то легата или чрезвычайнаго посла, на коронаціи Александра III, послѣ того, какъ сношенія съ Ватиканомъ опять стали налаживаться.
Живетъ онъ вмѣстѣ съ другимъ кардиналомъ, занимающихъ бель-этажъ, въ домѣ, принадлежащемъ куріи (Palazzo Falconieri) въ самомъ концѣ той улицы Julia, гдѣ Золя помѣстилъ палаццо фамиліи Бокканера. Эта узковатая, но прямая (когда-то считав шаяся великолѣпной) улица идетъ параллельно съ набережной Тибра, по сю сторону рѣки, отъ церкви S. Jovanni dei Fiorentini. Я и раньше обошелъ ее, взадъ и впередъ, отыскивая тотъ старинный домъ, который могъ послужить моделью романисту, и нашелъ его. Теперь онъ принадлежитъ фамиліи Саккети (въ Петербургѣ живетъ преподаватель эстетики того же имени), а былъ когда-то построенъ Antonio da Sangallo для себя. По обѣимъ сторонамъ воротъ я узналъ барельефы, описанные Золя. По той же сторонѣ улицы, которую папа Юлій II провелъ и обстраивалъ, стояла и тюрьма Сагсегі Nuovi, возведенная Инокентіемъ X.
Кардиналъ Винченцо Ванутелли занимаетъ должность администратора Пропаганды, но въ его рукахъ только матеріальная часть.
На видъ онъ такой же моложавый, какъ и Рамполла, и такого же крупнаго роста, и съ такимъ же отсутствіемъ изысканности въ своемъ костюмѣ. Живетъ онъ въ довольно большомъ помѣщеніи, обычнаго итальянскаго типа, съ пріемными комнатами, обставленными парадной мебелью. Въ одной изъ нихъ въ шкафахъ стоятъ разныя цѣнныя подношеній. Я ихъ разсматривалъ, пока лакей ходилъ докладывать обо мнѣ. Было это днемъ. Принялъ меня кардиналъ очень радушно и заговорилъ зычнымъ голосомъ, весело и шумно. У него есть въ манерѣ говорить и въ жестахъ что-то родственное съ его двоюроднымъ братомъ доминиканцемъ. Лицо простое, демократическое, некрасивое, похожее по типу на много физіономій патеровъ, видѣнныхъ много въ Италіи. Разговоръ шелъ по-французски и объясняется онъ на этомъ языкѣ свободно, но съ чисто итальянскимъ привкусомъ.
Я не счелъ удобнымъ спрашивать у этого хозяйственнаго администратора Пропаганды, въ какой степени онъ сходится или расходится во взглядахъ съ префектомъ, но и безъ всякихъ подходовъ можно было сейчасъ же распознать въ немъ сторонника идей Ватикана по вопросу восточныхъ исповѣданій. Кардиналъ Винченцо, какъ и его тезка доминиканецъ, говорилъ со мной о Россіи, государствѣ, обществѣ, религіозныхъ преданіяхъ и духѣ христіанской морали съ весьма изліятельной симпатіей. Его дипломатическая миссія въ Москвѣ, на коронаціи, оставила въ немъ самыя отрадныя и лестныя воспоминанія. Онъ разсказывалъ мнѣ съ выразительной миной лица и широкими жестами, какъ онъ въ Москвѣ видѣлъ вездѣ, даже въ простомъ народѣ, неизмѣнно почтительное отношеніе къ нему, какъ къ духовной особѣ. Его трогала набожность нашей народной массы и духъ, проникающій его благочестіе. Въ памяти его остались и подробности пріема, оказаннаго ему въ одномъ изъ женскихъ монастырей.
По-русски кардиналъ Винченцо совсѣмъ не знаетъ. Въ Москву онъ бралъ съ собою одного изъ тѣхъ библіотечныхъ ученыхъ, которые считаются знатоками нашего языка. Но ученый этотъ оказался чистымъ теоретикомъ и для объясненій по разнымъ житейскимъ надобностямъ, на нашемъ языкѣ, совершенно неподготовленнымъ. Кардиналъ добродушно разсмѣялся, разсказывая мнѣ это. Вообще, я въ первый разъ видѣлъ такого веселаго и. оживленнаго «князя церкви», свободнаго отъ какой-либо условной важности или святости, такъ знакомыхъ намъ съ дѣтства.
Время шло. Въ концѣ 1897 года я еще не имѣлъ случая видѣть папу, хотя бы только во время службы. Онъ по воскресеньямъ, рано утромъ, служилъ самъ, въ маленькой капеллѣ, куда допускается и публика, по особымъ билетамъ, въ самомъ ограниченномъ числѣ. Секретарь нашей миссіи еще до пріѣзда министра далъ мнѣ письмо къ тому прелату, который завѣдуетъ всѣмъ, что относится къ пріемамъ, аудіенціямъ и допущеніямъ. Онъ носитъ титулъ «maestro di casa» и живетъ въ Ватиканѣ, въ той части зданія, куда надо подниматься сейчасъ справа, если вы входите черезъ бронзовыя двери. Утромъ, часу въ десятомъ, онъ принимаетъ ежедневно. Но мнѣ не было удачи. Какъ разъ въ этотъ часъ случилась аудіенція у папы, при которыхъ онъ долженъ состоять. Я долго ждалъ, и его секретарь, аббатъ-французъ, совѣтуя мнѣ придти въ другой день, замѣтилъ, не безъ интонаціи, что мѣстъ въ той капеллѣ, гдѣ служитъ его святѣйшество, мало и католики, разумѣется, имѣютъ предпочтеніе передъ «схизматиками».
Мнѣ сталъ немного надоѣдать неизбѣжный вопросъ русскихъ, съ какими я встрѣчался за это время:
— Вы видѣли папу? Васъ принималъ папа?
Точно будто я обязанъ былъ непремѣнно добиваться этого. Кто-то еще изъ Петербурга пустилъ слухъ, что я пишу романъ изъ римской жизни, гдѣ Ватиканъ «будетъ выведенъ», — какъ говорятъ еще нѣкоторые читатели.
На частную аудіенцію у папы я не разсчитывалъ и не домогался ея, не признавая за собою никакого права на это. А изъ простого любопытства проникать въ пріемную гостиную главы католичества считалъ совершенно непристойнымъ. Другое дѣло, видѣть такое историческое лицо, какъ Левъ XIII, наравнѣ съ сотнями и тысячами его духовныхъ подданныхъ и иностранцевъ, желающихъ доставить себѣ это развлеченіе.
Къ этому времени одна русская дама прислала мнѣ письмецо къ командору А. кавалеру «di сара е di spada», на торжествахъ Ватикана и св. Петра. Я сдѣлалъ ему визитъ и черезъ два дня онъ при слалъ мнѣ билетъ на новогоднюю службу въ Ватиканѣ, въ залѣ Беатификацій, гдѣ папа будетъ самъ «говорить» обѣдню. Этотъ розовый билетъ давалъ входъ въ особыя мѣста членовъ общества «Gioventù cattolica» (и я попадъ въ число такихъ «юношей») и былъ за подписью того «maestro di casa» монсиньора ди Адцеведо, котораго я лично узналъ уже два мѣсяца спустя, во внутреннихъ покояхъ Льва XIII.
На эту новогоднюю службу въ залѣ, описанной въ романѣ Золя эффектно, но не совсѣмъ вѣрно (она гораздо уже и бѣднѣе отдѣлкой) набралось множество народа — разныя общества и братства, вся клерикальная знать и буржуазная, депутаціи изъ провинцій и, разумѣется, иностранцы изъ всѣхъ отелей Рима. Билетами всегда промышляютъ и даже поддѣлываютъ ихъ, по увѣренію знатоковъ здѣшней жизни. Тутъ я впервые видѣлъ папу и довольно близко, и когда его несли на креслѣ красные служители и во время всей первой обѣдни, которую онъ служилъ. Во время второй (такъ всегда бываетъ) онъ только сидѣлъ на креслѣ и съ той именно стороны слѣва, гдѣ я стоялъ среди «Gioventu cattolica», во фракахъ и бѣлыхъ галстухахъ. Въ остальной публикѣ всѣ почти были въ сюртукахъ и даже визиткахъ. И мой commendatore предупредилъ меня, что фрака не нужно.
Отъ нѣсколькихъ духовныхъ слышалъ я, до этой новогодней службы, что папа часто бываетъ очень слабъ, такъ что тѣ, кто; помогаетъ ему въ службѣ, держатъ его крѣпко за обѣ руки. И отъ дипломатовъ узналъ я за нѣсколько дней до новаго года, что лейбъ медикъ Льва XIII боялся за него, если онъ будетъ служить обѣдню съ колѣнопреклоненіемъ, боялся и головокруженія, когда его понесуть въ креслѣ. Но его святѣйшеству угодно было настоять на своемъ желаніи, также какъ и на тѣхъ двухъ торжествахъ, куда я попалъ позднѣе: пріемѣ богомольцевъ въ св. Петрѣ и празднованіи двадцатилѣтняго юбилея въ Сикстинской капеллѣ.
Показались носилки, и надъ толпой, кричавшей «Viva il papa», а въ нѣкоторыхъ группахъ и «il paparè», при рукоплесканіяхъ, которыя намъ русскимъ кажутся всегда неприличными, высилась голова старца, съ пергаментнымъ лицомъ и рѣзкимъ профилемъ, въ бархатной скуфьѣ и пелеринѣ такого же темно-краснаго цвѣта, опушенной горностаемъ. Этой службой праздновалась и 60 ти лѣтняя годовщина священства Льва XIII. Онъ кончалъ свой 88-й годъ жизни. Въ такой возрастъ старость уже теряетъ свои оттѣнки. Но противъ того, какое лицо у него на фотографіяхъ и большихъ въ натуральную величину, и альбомныхъ — разница огромная. Вы ожидаете также, судя по портретамъ, что папа порядочнаго роста; а въ дѣйствительности онъ оказался сгорбленнымъ отъ лѣтъ старичкомъ, роста менѣе средняго, когда его облачили тутъ же, передъ публикой, и онъ поднялся къ алтарю, придѣланному къ стѣнѣ залы, на нѣкоторомъ возвышеніи. Служилъ онъ въ обыкновенномъ священническомъ облаченіи изъ бѣлаго глазета и безъ тіары, а въ бѣлой шапочкѣ, которую одинъ изъ ассистентовъ въ фіолетовыхъ сутанахъ и рубашкахъ безпрестанно то снималъ, то надѣвалъ, ловко беря за кисточку. Обѣдня была такъ называемая у французовъ «messe basse», т.-е. обыкновенная, произносимая священникомъ вполголоса, а не нараспѣвъ, безъ діаконовъ, музыки мнѣнія. Только при вносѣ папы и по окончаніи службы пѣлъ хоръ, помѣщённый на балконѣ, по одной изъ боковыхъ стѣнъ.
Съ того мѣста, гдѣ я стоялъ, была очень хорошо видна вся фигура папы во время первой обѣдни. Она длилась немного больше получаса и началась въ три четверти девятаго утра. Папа двигался передъ алтаремъ, согбенный, маленькими шажками, дѣлалъ всѣ повороты и опусканія колѣнъ, какъ заурядный священникъ. Я зорко слѣдилъ за тѣмъ, держатъ ли его ассистенты за руку или подъ локоть; заполненнаго пространства между его плечомъ и фигурой ассистента — справа и слѣва — не было замѣтно. Его нисколько не придерживали, даже и тогда, когда онъ въ концѣ обѣдни произнесъ молитву, стоя на обоихъ колѣнахъ, и довольно долго. Для 88-ми лѣтняго старика это. изумительно! И свою «тихую» обѣдню произносилъ онъ, въ нѣсколькихъ мѣстахъ, довольно громко, глухимъ, низкимъ голосомъ, сь характерными интонаціями гласныхъ, причемъ у него въ нихъ слышится какое-то придыханіе. Мнѣ говорили, что онъ и латинскіе стихи декламируетъ также.
Этотъ подъемъ силъ для исполненія самыхъ скромныхъ обязанностей священника въ такой преклонной старости долженъ былъ бы вызывать въ вѣрующихъ гораздо болѣе умиленное чувство. А публика, не с