читая разноплеменныхъ иностранцевъ, присутствовала на этой годовщинѣ 60-ти лѣтняго священства папы — просто какъ на зрѣлищѣ. Не хотѣлось бы мнѣ поправлять моего знаменитаго собрата — автора романа «Римъ». Можетъ быть, на томъ пріемѣ богомольцевъ изъ Франціи, въ той самой залѣ «Беатификаціи» онъ и видѣлъ пароксизмы восторженной вѣры и поклоненія главѣ католичества; но тутъ ничего такого не было. Аплодисменты и крики «Viva il paparè» отзывались спектаклемъ и много-много политической демонстраціей. Нигдѣ я не замѣтилъ ни одного умиленнаго лица: ни въ членахъ разныхъ католическихъ обществъ, ни въ патерахъ, ни даже въ женщинахъ изъ мелкой буржуазіи, плоховато одѣтыхъ. А кажется времени для наблюденій было довольно: я пріѣхалъ еще до восьми часовъ, служба началась въ три четверти девятаго и съ церемоніей послѣ второй обѣдни все длилось добрыхъ два часа.
Отслуживъ обѣдню, папа скрылся на минуту за драпировку слѣва. Ему послѣ принятія причастія можно подкрѣпиться. Люди, знакомые хорошо съ порядками Ватикана, разсказываютъ, что онъ въ этихъ случаяхъ вывиваетъ чашку бульона и рюмку вина. Вторую обѣдню служилъ молодой каноникъ. Папа сидѣлъ въ креслѣ.
Потомъ началось представленіе депутацій и обществъ, съ цѣлованіемъ туфли. Почти каждому онъ что-нибудь говорилъ.
Понесли его обратно тѣмъ же путемъ черезъ всю залу и дальше по sala Regia во внутренніе покои. Онъ смотрѣлъ еще очень бодро, лицо улыбалось; благословляетъ онъ не такъ, какъ нашъ владыко, а округленнымъ движеніемъ обѣихъ рукъ, въ бѣлыхъ вязаныхъ полуперчаткахъ (митенахъ) съ огромнымъ камнемъ на перстнѣ правой руки. Отъ времени до времени онъ привѣтствовалъ публику и одной рукой, какъ дѣлаютъ вообще итальянцы, ото рта кнаружи. На немъ не было уже короткой мантильи и скуфьи съ оторочкой, а сверхъ бѣлой сутаны длинная красная мантія съ пелериной, накинутая на плечи.
Только это несеніе и красиво. Въ остальномъ торжествѣ не было ничего внушительнаго. Зала слишкомъ узка, въ видѣ длиннѣйшаго коридора, и съ плоховатымъ свѣтомъ. Дворъ и стража вблизи производятъ впечатлѣніе чего-то не «всамдѣлишнаго», какъ говорятъ обыкновенно дѣти. Guardia nobile и въ этотъ разъ, и въ другія два торжества, не надѣвала самыхъ парадныхъ мундировъ. «Кавалеры шпаги и мантіи», надзирающіе за порядкомъ и одѣтые испанцами XVI вѣка, съ фрезами вокругъ шеи и цѣпями, смахиваютъ на театральныхъ кавалеровъ, хотя костюмы сами по себѣ и живописны.
И расходилась публика совершенно какъ изъ театра. Жандар-иы, въ треуголкахъ, а не въ мѣховыхъ шапкахъ (какъ они были потомъ въ св. Петрѣ) образовали цѣпь и стали полегоньку выпирать публику изъ залы, а потомъ къ лѣстницѣ, изъ той проходной залы, откуда слѣва ходъ въ Сикстинскую капеллу. Внизу, въ огромномъ проходѣ сѣней, у вѣшалокъ, была такая же толкотня, какъ въ нашихъ концертахъ и театрахъ. И служители при нихъ напоминали тѣхъ обшарканныхъ артельщиковъ, какіе бываютъ въ плохихъ зрѣлищахъ.
Къ тому дню, когда незадолго до торжества двадцатилѣтней годовщины царствованія Льва XIII была большая служба съ пріемомъ богомольцевъ со всей Италіи, собравшихся поздравить его, пріѣхалъ въ Римъ нашъ министръ-резидентъ при Ватиканѣ. Онъ прислалъ мнѣ билетъ на торжество въ св. Петрѣ. Часъ былъ назначенъ менѣе ранній, чѣмъ въ тотъ разъ, въ залѣ Беатификацій, къ 10 часамъ; но началось, конечно, по-итальянски (или по-русски, если хотите) часомъ позднѣе. Богомольцевъ насчитывали до пятнадцати, а римской публики впущено было, конечно, до сорока тысячъ. Во всѣхъ отеляхъ можно было свободно доставать билеты, кромѣ тѣхъ, которые давали ходъ въ трибуны, вблизи главнаго алтаря. Мелкій людъ промышляетъ такими билетами, подлинники и поддѣльными.
Когда я подъѣхалъ къ возвышенію, ведущему къ Петру, весь этотъ обширный полукругъ между фонтанами Бернини былъ оцѣпленъ двумя баталіонами королевской пѣхоты. Это зрѣлище не лишено было пикантности: папское торжество охраняло войско ненавистнаго и отлученнаго Квиринала. И масса полиціи разнаго сорта виднѣлась на площади и у колонады справа. Подъ порталомъ церкви, въ дверяхъ, устроена была загородка для билетовъ разныхъ цвѣтовъ. Весь полъ былъ усѣянъ грудами рваныхъ билетовъ, ихъ сейчасъ же отбирали. Отдѣльно впускали имѣющихъ доступъ въ трибуны богомольцевъ, и два разряда публики; въ первый изъ нихъ и я попалъ съ моимъ билетомъ свѣтло-персиковаго цвѣта.
Церковь такъ велика, что когда я вошелъ въ нее, конечно, набралось уже болѣе тридцати тысячъ человѣкъ, а первый сегцентъ— поперекъ — былъ еще совсѣмъ свободенъ. Я нарочно смѣшался съ толпой въ лѣвомъ проходѣ, чтобъ еще разъ оцѣнить настроеніе массы, гдѣ на одного иностранца не католика приходилось, конечно, десять, а то и больше духовныхъ подданныхъ его святѣйшества. Сбѣжался весь Римъ улицы и отелей съ преобладаніемъ мелкой буржуазіи. Множество мальчишекъ, какіе пристаютъ къ вамъ на Корсо. Гдѣ они добывали свои билеты — это ихъ дѣло. Но они вели себя совершенно какъ на улицѣ. Даже хуже: взбирались на пьедесталы колоннъ, карабкались одни на другихъ, болтали, пихали другъ друга, не смущаясь мѣховыми гренадерскими шапками жандармовъ и проходившихъ мимо церковнослужителей. Масса была итальянская, но иностранные языки слышались отовсюду. И настроеніе еще менѣе благоговѣйное, чѣмъ въ Ватиканѣ, на папской обѣднѣ. Тутъ уже ясно было, что всѣ сбѣжались смотрѣть на зрѣлище, ничего больше.
Правый проходъ отъ серединнаго корабля былъ затянутъ цвѣтнымъ коленкоромъ. Оттуда должны были идти процессіи. Сначала пилигримы, потомъ папская стража, кардиналы, чины двора, весь персоналъ такихъ торжествъ. Надъ средними дверьми въ трибунѣ помѣстились трубачи, которые грянули старинную фанфару, когда изъ-за перегородки показались носилки съкреслами папы. Фанфара эта архаическая, но не особенно пріятная.
Несли папу въ концѣ процессіи тѣ же служители въ короткихъ красныхъ кафтанахъ изъ рытаго бархата и въ тѣхъ же креслахъ, что и въ Ватиканѣ, но подъ опахаломъ изъ страусовыхъ перьевъ, въ ризѣ и въ епископской бѣлой митрѣ, а не въ тіарѣ, такъ какъ торжество это было всенароднымъ празднованіемъ его священства, а не царствованія.
Папа самъ не служилъ, а только присутствовалъ при службѣ, послѣ которой началась церемонія его чествованія.
Но какъ только пронесли его по церкви и масса публики наглядѣлась на это шествіе, сейчасъ же начался отливъ и продолжался все время, пока тамъ, у алтаря, служили. Тутъ уже мотивъ одного любопытства слишкомъ рѣзко бросался въ глаза. И въ втой отиынувшей къ дверямъ волнѣ народа католики безусловно преобладали. Я не — подмѣтилъ ничего похожаго даже на политическую демонстрацію, кромѣ криковъ «Viva il раре-ге!»— когда папу вносили. Просто праздная, разноязычная толпа, желающая поскорѣе уйти до давки, какъ на любомъ сборищѣ, гдѣ тысячи народа. По бужденіе понятное, но уже отнюдь не благоговѣйное. Даже тѣ, кто бросился вонъ тотчасъ послѣ прохода процессіи, должны были двигаться густою вереницей и не прямо на площадь, а черезъ ватиканскія сѣни, въ обходъ.
Нашъ министръ при Ватиканѣ еще въ концѣ января спросилъ кардинала Рамполла, когда будетъ удобное время для моей аудіенціи у папы. Они условились на послѣднія числа февраля, за недѣлю до торжества двадцатилѣтней годовщины восшествія на престолъ, причемъ онъ нашелъ полезнымъ еще разъ успокоить его эминенцію насчетъ моихъ плановъ, говоря, что я не собираюсь писать романа изъ ватиканской жизни. Впрочемъ, онъ нашелъ, что Рамполла крайне расположенъ сдѣлать для меня все, что онъ можетъ, и обѣщалъ дать знать прямо въ миссію, когда его святѣйшеству угодно будетъ принять меня.
Кардиналъ статсъ-секретарь ни о чемъ не забылъ и выполнилъ свое обѣщаніе въ точности. Я получилъ отъ нашего министра письмо съ извѣщеніемъ, что папа приметъ меня 25 (13) февраля въ своихъ внутреннихъ покояхъ, въ 127«часовъ дня.
Старый привратникъ отеля Beau-Site, гдѣ я жилъ въ Римѣ до самаго отъѣзда, когда я, наканунѣ, поручалъ ему нанять двуконный экипажъ, хотѣлъ сдѣлать для меня экономію и, вмѣсто того, чтобы подрядить карету, какія можно имѣть въ «ремизахъ» безъ извозчичьихъ номеровъ, со всѣми признаками барскаго экипажа, удовольствовался парнымъ ландо съ биржи.
Извозчикъ, услыхавъ, что надо ѣхать въ Ватиканъ «dall’Papa», а у него на фонаряхъ и на кузовѣ номера, изъ-за которыхъ насъ могутъ и не пустить на дворъ S. Damaso, сейчасъ же досталъ изъподъ своего сидѣнья горшечекъ съ черной краской и замазалъ номеръ, а переднія стекла изъ фонарей вынулъ. Все ато было продѣ лано быстро, какъ тому и быть слѣдуетъ. Мы со старикомъ привратникомъ невольно разсмѣялись.
Сталъ накрапывать дождь. Верхъ спереди и сзади подняли и превратили коляску въ четырехмѣстную карету. Одна лошадь прихрамывала. Можно было опасаться, что мы опоздаемъ. Безъ номеровъ ландо не возбудило въ стражѣ никакогЬ подозрѣнія, и часовой взялъ даже ружьемъ «на караулъ». Ландо въѣхало во дворъ, гдѣ у папскаго подъѣзда стояли двѣ кардинальскія кареты. Прежде «князья церкви» ѣздили въ раззолоченныхъ колымагахъ, а теперь въ скромномъ ландо и двумѣстныхъ купе. Но ихъ легко узнавать по обязательному трауру: лошади непремѣнно вороныя, какъ и кучера въ черныхъ сюртукахъ и цилиндрахъ.
Весь пріемъ у папы я, вернувшись, записалъ въ тотъ дневникъ, который велъ все время житья въ Римѣ. Но другими записями я только пользовался, дополняя или сокращая ихъ; а ату приведу цѣликомъ.
Истина — прежде всего! Не желая придираться къ автору романа Rome, долженъ буду и тутъ дѣлать поправки по адресу моего собрата. Онъ не виноватъ, что не былъ у папы. Его туда не допустили, хотя онъ и хлопоталъ объ этомъ даже черезъ одного вліятельнаго кардинала. А разъ онъ не проникалъ во внутренніе покои, все его описаніе вечерней аудіенціи аббата Пьера написано, какъ выражаются итальянскіе художники, «di maniera», а французы говорятъ «de chic», т.-е. по-русски — «отъ себя». Вся сцена папы съ аббатомъ прекрасно написана въ смыслѣ изображенія и красокъ, хотя она и грѣшитъ невѣрностью деталей. Но мы теперь не въ области романа, а въ трезвой дѣйствительности.