Незамѣтно онъ попадалъ на одну изъ своихъ любимыхъ темъ съ русскими: о томъ, какъ было бы желательно соглашеніе двухъ высочайшихъ авторитетовъ въ старомъ свѣтѣ—духовной власти (при этомъ на словахъ «moi, comme chef de la catholicité» онъ опять неожиданно и очень добродушно улыбнулся) и единственно твердой въ Европѣ свѣтской власти русскаго государя.
Видно, что это одна изъ тѣхъ сладкихъ грезъ, съ которыми онъ кончитъ свое земное поприще.
— О, тогда, — продолжалъ онъ, одушевляясь и широко разводя руками, — можно было бы побѣдоносно бороться со всѣми разрушительными движеніями: и съ нигилизмомъ, — выговорилъ онъ строже и глаза его блеснули, — и съ соціализмомъ… нѣмецкимъ, — многозначительно прибавилъ онъ и брови его сдвинулись. Это слово— «allemand» пришло ему не сразу.
«А соединеніе церквей? — подумалъ я. — Неужели о немъ не зайдетъ рѣчь?» Я зналъ, что Левъ XIII не пропускаетъ никогда случая поговорить на эту тему, причемъ съ грустью замѣчаетъ:
— Moi, je n’entrerai pas dans le pays de Chanaan! Je suis trop vieux pour cela! [56]
Другими словами: я не доживу до вожделѣнной минуты, когда то «соединеніе вѣры», о которомъ провозглашаютъ у насъ во время обѣдни, осуществится!
Задавать его святѣйшеству вопросы не полагается и я не сбирался играть роль репортера. Можно было только незамѣтно навести его на эту тему, что я и попробовалъ, воспользовавшись направленіемъ разговора въ сторону Россіи и отношеній куріи къ русской власти.
Было умѣстно упомянуть о томъ интересѣ, какой въ русской публикѣ вызвали двѣ его знаменитыхъ энциклики: и та, гдѣ онъ призываетъ западное христіанство къ болѣе великодушнымъ чувствамъ во всемъ, что касается трудовой, меньшой братіи, и та, гдѣ онъ обращается къ восточнымъ церквамъ съ словами примиренія.
Это замѣтно понравилось ему, въ особенности, когда я упомянулъ о тѣхъ фактахъ, которые прямо показываютъ, что папѣ принадлежитъ починъ возстановленія греческаго обряда въ Италіи, въ самомъ Римѣ и его окрестностяхъ, какъ, напримѣръ, въ монастырѣ Grotta Ferrata, гдѣ онъ приказалъ вернуться и къ преподаванію въ школѣ на греческомъ языкѣ, и къ древнему богослуженію, даже настоялъ на передѣлкѣ церкви по православному типу, съ иконостасомъ, тогда какъ она еще недавно была совсѣмъ латинская.
Рѣчь его потекла еще оживленнѣе. Видно, что ему особенно пріятно говорить объ этой «землѣ Ханаанской», куда онъ не надѣется самъ войти.
Для него это дѣло вполнѣ осуществимое.
— Конечно, есть разногласія, — соглашается онъ. И онъ перечислилъ извѣстные намъ со школьной скамьи пункты, которые греческая церковь ставила въ вину латинской. Но все это не составляетъ неодолимаго препятствія по его мнѣнію. Всякая церковь, держащаяся христіанскихъ преданій, можетъ сохранять свои особенности, только бы она не отвергала самаго принципа іерархіи.
Тутъ онъ улыбнулся глазами и сдѣлалъ маленькую паузу.
— Съ удовольствіемъ, — продолжалъ папа, — замѣчаю я, что даже Англія въ послѣднее время совсѣмъ иначе относится къ римской церкви. Конечно, съ протестантизмомъ соглашеніе не возиож но, потому что онъ отрицаетъ іерархію, преемственность благодати. А гдѣ этого нѣтъ, тамъ нѣтъ и принципіальной невозможности.
Каждый знакомый съ нашей дѣйствительностью могъ бы поставить передъ главой католичества тѣ преграды, которыя дѣлаютъ соединеніе немыслимымъ до тѣхъ поръ, пока Римъ не откажется отъ своего вселенскаго главенства.
Левъ ХIII прекрасно сознаетъ, что въ этомъ вся суть, но врядъ ли онъ можетъ войти анализомъ въ коренную несогласимость такого принципа съ тѣмъ, какъ сложилась русская церковь и въ какомъ она положеніи стоитъ къ государству.
О новыхъ догматахъ, созданныхъ при его предшественникѣ, папа не упомянулъ, перечисляя пункты того, что отецъ Ванну-телли называетъ «il dissidio». Развѣ онъ можетъ отказаться отъ догмата непогрѣшимости иначе, какъ если самъ ex cathedra отмѣнитъ его? Но каждый разъ, какъ онъ называлъ себя «le chef de la catholicité», его улыбка имѣла весьма своеобразный и очень милый оттѣнокъ. Она какъ бы говорила:
«Вѣдь я не виноватъ, что облеченъ такой властью. Не я самъ это установилъ».
Аудіенція длилась около получаса. Когда я откланивался папѣ и отдавалъ поклонъ, наклонившись къ нему (у нашихъ дипломатовъ въ обычаѣ цѣловать руку), онъ сказалъ мнѣ, опять безъ всякаго благословляющаго жеста:
— Je vous serre la main, monsieur! [57]
Есть обычай послѣ аудіенціи идти наверхъ къ кардиналу статсъ-секретарю. Онъ меня сейчасъ же принялъ. Я поблагодарилъ его за вниманіе ко мнѣ: безъ его участія такой пріемъ не обходится. Онъ обѣщалъ прислать мнѣ прямо билетъ на юбилейное торжество 3 марта, въ Сикстинской капеллѣ и, провожая меня опять до передней, повторилъ свою любимую фразу:
— Вы видите, какія чувства мы имѣемъ къ Россіи и русскимъ.
Дорогой, перебирая въ головѣ ато путешествіе въ Ватиканъ, я воображалъ себя въ кожѣ русскаго писателя передъ какой-нибудь «особой» въ предѣлахъ нашего отечества. Меня сейчасъ принималъ какъ — никакъ глава двухсотъ милліоновъ католиковъ, для которыхъ онъ чуть не «земной богъ», и не только первосвященникъ, вѣщающій безусловную истину, но и государь. Какъ къ государю относятся къ нему представители иностранныхъ державъ, въ томъ числѣ и наши. Не знаю, всѣмъ ли извѣстно, что пакеты, идущіе отъ русскаго правительства въ Ватиканъ, надписываются (на русскомъ языкѣ) такъ: «Его святѣйшеству, епископу Римскія церкви, Державному Папѣ». Какъ ни оберните, духовный властелинъ чуть нс половины христіанскаго населенія земнего шара — и онъ такъ простъ въ обращеніи, бесѣдуетъ съ такой искренностью, ведетъ себя съ вами такъ, точно вы его младшій по лѣтамъ собратъ.
Припомнились мнѣ пріемы разныхъ особъ, ихъ важничанье, сухость и гримасы, ихъ умышленное пренебреженіе къ званію писателя. Да что ужъ говорить о себѣ. Случалось мнѣ слышать отъ И. С. Тургенева разсказы о томъ, какихъ «пріемовъ» удостоивали его особы, власть имѣющія на оффиціальныхъ аудіенціяхъ. Слышалъ я и передачу, въ лицахъ, сцены у одного петербургскаго правителя съ А. Г. Рубинштейномъ, явившимся къ нему сообщить о томъ кружкѣ, который, въ началѣ 70 хъ годовъ, затѣвался по иниціативѣ его и Тургенева.
— Что вамъ угодно? — сурово кинулъ ему правитель. Чуть не спросилъ: «Да вы кто такой?»
— Такъ-то и такъ-то, ваше превосходительство.
— Хорошо-съ!… Я приму къ свѣдѣнію.
И повернулъ направо кругомъ.
Имъ бы всѣмъ — вотъ такимъ — поступить въ выучку къ его святѣйшеству, епископу «Римскія церкви!».
Въ моемъ дневникѣ бесѣда въ гостиной папы записана возможно точно. Во взглядахъ на союзъ духовной и свѣтской власти онъ. остается вѣрнымъ традиціямъ своего сана. Нельзя и ждать отъ римскаго папы чего-то гораздо болѣе передового, радикальнаго. И энциклика «меньшей братіи» вовсе не манифестъ соціалистической морали. А о «единеніи вѣры» папа мечтаетъ съ неизмѣнной увѣренностью въ томъ, что все можетъ быть улажено, если только признаютъ главенство римскаго первосвященника.
Льву XIII пошелъ тогда восемьдесятъ девятый годъ. Въ такія лѣта, въ его положеніи, со множествомъ дѣлъ, которыя онъ желаетъ всегда дѣлать самъ, въ высшей степени любезно и благодушно удѣлить изъ своего времени хотя бы и полчаса на совершенно частную бесѣду.
Черезъ недѣлю я получилъ отъ кардинала статсъ — секретаря билетъ на торжество двадцатилѣтней годовщины восшествія Льва ХIII на папскій престолъ.
Опять съ утра потянулись кареты и изящные фаэтоны къ Тибру изо всѣхъ концовъ Рима. Съѣздъ былъ еще больше, чѣмъ тогда, въ юбилей 60-лѣтняго священства папы. Но войска на плошади передъ Тибромъ уже Не было, а только большой нарядъ полиціи. Я уже впередъ зналъ, что придется ждать долго до начала церемоніи. Но надо было занять мѣсто. Сикстинская капелла — довольно просторный ящикъ; но въ ней не помѣстить свободно болѣе тысячи человѣкъ. Въ пространствѣ до рѣшетки устроены двѣ временныя трибуны, въ видѣ площадокъ на столбахъ, и подъ ними стоячія мѣста для мужчинъ. Наверхъ допускаются только дамы. Между трибунами проходъ, по которому пойдетъ кортежъ и понесутъ папу. Далѣе идутъ скамьи вплоть до возвышенія, гдѣ алтарь, подъ адомъ Микель — Анджело, для кардиналовъ, придворнаго штата дипломатовъ, римскаго дворянства и «знатныхъ иностранцевъ».
Уже съ девятаго часа Sala Regia была набита публикой, которая не допускалась въ Сикстинскую капеллу, весьма разношерстной, смахивающей на богомольцевъ. Ее сдерживали загородки и ряды «guardia palatina», въ старомодныхъ мундирахъ николаевскаго покроя, съ фалдами. Вся эта масса дожидалась только процессіи. Дверь въ капеллу держали прикрытой все время, и до проноса папы, и послѣ него. Билеты отбирали камергеры и для порядка топтались cavalieri di сара е di spada, въ томъ числѣ и мой благообразный командоръ съ орденомъ на шеѣ.
Трибуны и подклѣти подъ ними быстро наполнились. Мужчинъ пускали налѣво и часамъ къ десяти все уже такъ набилось, что нельзя было двигаться. Дамы прибывали и скоро имъ уже не достало мѣста.
Для папскихъ аудіенцій и службъ дамы являются, какъ извѣстно, въ черномъ, съ головой, покрытой кружевнымъ вуалекъ. Во не воображайте себѣ, что женскій полъ, допускаемый на такія торжества, отличается изяществомъ. Туалеты кое-какіе, первое попавшееся червое или темное платье и тряпочка на головѣ. Не скажу, чтобъ и жены римскихъ принчипе и дипломатовъ поражали въ этотъ разъ благообразіемъ и стилемъ туалетовъ. Да и мужская половина почетныхъ гостей не блистала особенной представительностью. Во второй разъ видѣлъ я церемоніи въ Ватиканѣ и находилъ ихъ лишенными чего-либо грандіознаго. Для процессій нѣтъ достаточно мѣста, слишкомъ тѣсно, нѣтъ стройности и блеска. Есть только усердіе стражи и придворныхъ въ сутанахъ и мундирахъ, не допускать туда, куда билетъ не даетъ права проникать.
До самой процессіи дальняя половина капеллы туго наполнялась привилегированными гостями. Во у насъ, подъ лѣвой трибуной, въ мужскомъ курятникѣ дѣлалось уже нестерпимо душно. Стоять приходилось плечо къ плечу. Недовольство было всеобщее, особенно у иностранцевъ, англичанъ и нѣмцевъ, явившихся, разумѣется, со всѣми своими регаліями.