Раздаются клики «Viva il рареге> и рукоплесканія въ Sala Regia. Кортежъ двинулся изъ внутреннихъ покоевъ. Тутъ лишь раскрыли двери. Показался отрядъ швейцарцевъ, красныя облаченія кардиналовъ, а потомъ и носилки, все съ тѣмъ же кресломъ. Кто-то захлопалъ; но ему шикнули. Но въ самой капеллѣ никакихъ кликовъ не было. Папу несли, какъ и въ Петрѣ, подъ опахалами. Онъ казался бодрымъ, но не улыбался такъ, какъ въ первый юбилей, въ залѣ Беатификацій. Вмѣсто епископской митры голову его покрывала, немного впередъ, тіара. Разсказываютъ, что у Льва XIII тіара особенная, только позолоченная и самая легкая.
Пѣвчіе на балконѣ правой стѣны грянули гимнъ.
Въ третій разъ слушалъ я папскую капеллу (не считая ватиканскаго хора въ Петрѣ, во время большихъ службъ) и позволю себѣ не восхищаться ею. Я не стану входить въ разборъ достоинствъ старинной церковной музыки, употребительной въ Римѣ,— говорю только объ исполненіи. Оно положительно ниже пѣнія пѣвческой капеллы, митрополичьихъ или синодальныхъ хоровъ Москвы и Петербурга. Пѣніе униссонное и совсѣмъ намъ русскимъ не по вкусу; но и хоровое-концертное рѣзче, крикливѣе, съ опернымъ, страстнымъ оттѣнкомъ. Дисканты не имѣютъ нашей мягкости и воздушности, а альты отзываются чѣмъ-то прямо жуткимъ для слуха русскихъ. Здѣсь еще царитъ традиція кастратовъ и они еще водятся въ Римѣ. Это — мужскіе альты съ женскимъ оттѣнкомъ звука, довольно-таки непріятнымъ, не по фальши, а по примѣси чего-то совсѣмъ не божественнаго и не благоговѣйнаго. И какъ это. дико кажется каждому русскому: въ его отечествѣ ссылаютъ въ Сибирь за оскопленіе другихъ, а въ Римѣ кастрированіе всегда поощрялось папами, и обычай скопческаго пѣнія прошелъ споконъ вѣку изъ церкви въ оперный театръ, гдѣ еще держался въ началѣ XIX вѣка.
Началась служба. Папа сидѣлъ на тронѣ, вбокъ отъ алтаря, почти спиной. Одинъ русскій, бывшій на этомъ торжествѣ, говорилъ мнѣ потомъ, при встрѣчѣ:
— Замѣтили вы: всѣ кардиналы, монсиньоры, каноники передъ распятіемъ подгибаютъ одно колѣно, а передъ его святѣйшествомъ становятся на оба.
Духота и давка все усиливались въ капеллѣ, а снаружи, бъ Sala Regia, тотчасъ по проходѣ шествія, начался отливъ публика къ лѣстницѣ. И тутъ опять все сводилось къ зрѣлищу: поглядѣли на папу, на кардиналовъ, на гвардейцевъ, крикнули «Ѵіѵа», в по домамъ. Энтузіазма къ самой особѣ папы, который такъ вкусно описываетъ Золя, я рѣшительно не видалъ ни въ залѣ Беатификацій, ни въ Петрѣ, ни тутъ.
Въ нашемъ курятникѣ такъ стало тѣсно, что я съ трудомъ протискался, въ глубинѣ, къ лѣсенкѣ на трибуну, гдѣ на всѣхъ ступенькахъ торчало по дамѣ. Небольшая дверка вела черезъ сѣнцы на главную лѣстницу; но черезъ нее впускали только ватиканскую публику. Два дежурныхъ аллебардиста (по-старинному, протазанъщика) стояли для охраны. Съ однимъ изъ нихъ, молодымъ малымъ изъ Граубюндена я, въ ожиданіи пропуска, разговорился. Онъ мнѣ отвѣчалъ сначала съ оттяжкой, потомъ довольно свободно сталъ разсказывать про ихъ службу. Ихъ сто человѣкъ; жандармовъ до шестидесяти; еще рота Guardia Palatina человѣкъ въ триста, не считая Guardia Nobile. Изъ своихъ кантоновъ швейцарцы уходятъ въ Римъ свободно, уклоняясь отъ военной службы.!
— Какъ же это? — спросилъ я.
— Wir sind doch freie Schweizer! [58] — выразилъ съ вызывающей усмѣшкой глуповатый протазаньщикъ.
Служба у нихъ скучная, но легкая, черезъ день они свободны и ходятъ по городу въ партикулярномъ платьѣ.
Служба все шла. Въ ней не было ничего особенно занимательнаго. Предвидѣлась еще большая духота. Я спросилъ у швейцарца, нельзя ли скрыться черезъ маленькую дверку? Онъ кивнулъ головой въ каскѣ съ бѣлымъ султаномъ совершенно такой формы, какія носили у насъ въ кавалеріи при Николаѣ. Я попалъ прямо на лѣстницу и спустился по ней къ большимъ сѣнямъ, гдѣ у вѣшалокъ было уже множество народа, дожидавшагося пропуска въ Sala Regia.
На площади, послѣ дождя, все блестѣло отъ утренняго, уже вешняго солнца. Толпа стояла подъ колоннами. И теперь еще входили въ бронзовыя ворота. Тутъ опять сказывалось отсутствіе порядка: впускали и выпускали въ одно время.
Папскія торжества въ Ватиканѣ и Петрѣ дополнили для меня пеструю картину римской церковной жизни. Она раскинулась по вѣчному городу въ видѣ сотенъ храмовъ всякихъ эпохъ и стилей. Я не мало ходилъ по нимъ съ пріѣзда до самыхъ послѣднихъ дней моего житья въ Римъ. Черезъ моего репетитора Дома Д. я своевременно зналъ, гдѣ будетъ какая служба въ разные праздники и не пропустилъ, кажется, ни одного такого дня съ октября по конецъ марта. На Пасху я не остался. Теперь, когда папа считаетъ себя плѣнникомъ, служба въ Петрѣ не привлекаетъ уже такъ иностранцевъ, какъ въ былое время, когда Святая и Карнавалъ были альфа и омега римскаго сезона.
О службахъ на Святой (по нашему Страстной) недѣлѣ много писали на разныхъ языкахъ. Но грѣшный человѣкъ: я не очень-то довѣряю авторамъ слишкомъ красивыхъ или умиленныхъ описаній. Я достаточно видѣлъ всякихъ торжественныхъ службъ и въ Ватиканѣ, и въ Петрѣ, и въ другихъ самыхъ значительныхъ церквахъ Рима. Всѣ онѣ на одинъ ладъ. Въ нихъ декоративная часть преобладаетъ и она, право, весьма сомнительной красоты и истовости. Начать съ того, что въ дни празднованія святыхъ или крупныхъ праздниковъ (я былъ даже на торжествѣ прославленія двухъ новыхъ святыхъ, канонизированныхъ папой Львомъ XIII) внутренность церкви обтягиваютъ красной матеріей съ позументомъ и глазетовою бахромой, и это неизбѣжное украшеніе прямо дурного вкуса. Множество канделябръ, паникадилъ, лампадъ, золоченое «око» позади алтаря, искусственные цвѣты, драпировки, декораціи, раскрашенныя фигуры Богоматери, Христа, святыхъ — все это дѣйствуетъ нехудожественно и врядъ ли можетъ и вѣрующаго настраивать въ духѣ проникновеннаго благочестія.
Не знаю, какъ это могла героиня романа братьевъ Гонкуръ, г-жа Жервезе, отъ свободомыслія обратиться къ католичеству подъ обаяніемъ здѣшнихъ церковныхъ службъ. Дѣйствіе ихъ на русскихъ барынь сомнительно, почему, вѣроятно, такъ мало у насъ и переходитъ въ латинство. Извѣстная помпа церемоній въ Петрѣ, вродѣ того юбилея, на которомъ я былъ, въ роскошной рамкѣ собора не лишена красивости, но чисто религіознаго настроенія она не даетъ. Нѣтъ ничего удивительнаго, что вы и не видите въ многотысячной толпѣ, сбѣжавшейся отовсюду, никакого умиленнаго или восторженнаго чувства.
Думаю, что и всегда такъ было или очень-очень издавна. Не только Гёте въ концѣ XVIII вѣка, но еще Монтань на рубежѣ XVI и XVII уже находили, что въ Римѣ нечего искать религіознаго чувства на его церковныхъ торжествахъ. Праздники, прославленные по всему католическому міру, всѣ похожи на гулянья въ стѣнахъ церкви. Большія обѣдни, съ хоровымъ пѣніемъ и музыкой, въ богатыхъ церквахъ обставлены пышно, съ большимъ персоналомъ служащихъ, иногда съ хорошими голосами и талантливою игрой органиста. Но и тутъ зрѣлище на первомъ планѣ, а въ характерѣ пѣнія — куплетный стиль съ запѣвалой-теноромъ, который беретъ ноты точно въ «Трубадурѣ» или «Травіатѣ».
Для любителя старины, для художника-жанриста, для иностранца, жаднаго до всякой couleur locale — въ Римѣ въ теченіе года бываютъ службы съ мѣстнымъ букетомъ; но опять-таки онѣ не могутъ настраивать васъ такъ, какъ бы вамъ хотѣлось, если вы ищете въ церкви не спектакля, а убѣжища для души.
На Рождествѣ, въ древней церкви Ara Codi, я слышалъ, какъ дѣти съ четырехлѣтняго возраста проповѣдовали передъ капеллой, отдѣланной «вертепомъ», съ яслями и декоративными фигурами Богоматери, Іосифа, волхвовъ. Это — древній обычай, очень курьезный, но совсѣмъ уже не помогающій обаянію латинскаго культа. Иной мальчикъ, лѣтъ двѣнадцати, еще прокричитъ довольно эффектно вызубренную имъ тираду, но дѣвчурки пяти — четырехъ лѣтъ, — когда ихъ поднимутъ на эстраду, — конфузятся, сбиваются и толпа кругомъ добродушно хохочетъ и остритъ.
Иди въ S. Maria Maggiore — тамъ на святкахъ вы видите, какъ изъ будочекъ-исповѣдаленъ протягиваются длинныя палки. Патеръ сидитъ и изъ нея ткнетъ кого-нибудь изъ проходящихъ, особенно тѣхъ, кто становится на колѣни. Это полная индульгенція на извѣстный срокъ.
Неужели г-жа Жервезе этого не видала, а если видѣла, то неужели такіе традиціи и пріемы спасенія души не разстраивали ея религіозныхъ настроеній?
Въ Римѣ вы не попадаете нигдѣ въ воздухъ горячей, беззавѣтной молитвы народной толпы, съ ея страданіями и немощами, какъ, наприм., гдѣ-нибудь у насъ, у Троицы, около раки угодника.
По крайней мѣрѣ мнѣ не приходилось находить въ Римѣ такихъ богомольцевъ. На парадныхъ службахъ бываетъ много народа; но это — гульбища, и рѣшительно вездѣ. Въ простые дни, когда служатъ тихія обѣдни, въ церкви обыкновенно нѣсколько человѣкъ или кучка у алтаря, гдѣ священникъ въ облаченіи. Такая обѣдня не дѣлаетъ прихожанина участникомъ литургіи, потому что она глухая. Изрѣдка въ нѣкоторыхъ службахъ есть обычай отвѣчать священнику въ униссонъ латинскія слова. Новообще католическая паства живетъ богослуженіемъ гораздо меньше, чѣмъ православная, гдѣ и обыкновенная обѣдня вся громко произносится и поется или протестантская, гдѣ толпа сама участвуетъ въ пѣніи молитвъ и псалмовъ.
Церковный бытъ латинства (и въ Римѣ болѣе, чѣмъ гдѣ-либо) гораздо менѣе строгъ, чѣмъ въ православіи и евангелизмѣ. Войдите въ любую церковь, въ праздникъ или будни, въ парадную службу или въ «messe basse», и вы сейчасъ почувствуете, какъ здѣсь все «вольготнѣе», по выраженію нашихъ простолюдиновъ. Приходятъ, разговариваютъ, садятся куда попало; спиной къ алтарямъ, приводятъ собакъ. Только въ Петрѣ видѣлъ я запрещеніе приводить собакъ, но во всѣ другія церкви имъ свободный ходъ.
Но въ этой «вольготности» заключается также и эластичность католицизма. Онъ снисходительнѣе, мягче, даетъ разрѣшеніе грѣхамъ сколько угодно, постъ — умѣренный, множество всякаго рода послабленій. Священники не только могутъ нюхать табакъ, но и курить; имъ разрѣшается ходить въ концерты въ сутанѣ, а въ театры въ партикулярномъ платьѣ. Свѣдущіе люди увѣряютъ, что ямъ даются индульгенціи и по части седьмой заповѣди.