Цѣлыхъ почти полгода присматривался я въ Римѣ къ клерикальному міру. Постоянно занимаясь и бесѣдуя съ приходскимъ священникомъ, я могу хоть и не въ видѣ окончательнаго приговора опредѣлить главныя черты «черной братіи».
Безбрачіе — дѣло рискованное, и за абсолютную чистоту католическихъ духовныхъ никто поручиться не можетъ. Сами патеры, въ разговорѣ на эту тему, скажутъ вамъ, что, наприм., въ Испаніи и Мексикѣ священники открыто живутъ съ подругами, и епископы и самъ папа это прекрасно знаютъ и смотрятъ на такіе правы снисходительно. А въ Бразиліи даже такъ повелось: деревня до тѣхъ поръ не пуститъ къ себѣ новаго священника, пока онъ не приведетъ съ собою конкубины.
Въ Римѣ, да и вообще въ Италіи, ничего подобнаго нѣтъ. По всему тому, что писалось о Римѣ въ прошломъ столѣтіи и раньше— нравы и высшаго и низшаго духовенства стали чище и строже. Обѣтъ безбрачія не даромъ введенъ такимъ умнымъ папой, какъ Гильдебрандтъ. Если у католическаго патера хоть капля вѣры и преданности церкви и ея главѣ, онъ въ силу этого безбрачія — въ десять разъ болѣе усердный слуга и той и другого. Его личныя потребности сводятся къ очень малому. Онъ все свое время можетъ отдавать паствѣ и, главное, работать надъ majorem ecclesiae gloriam. Судя по тѣмъ образчикамъ римскаго духовенства, съ какимъ я водился — они гораздо болѣе, чѣмъ въ восточной церкви, входятъ въ жизнь общества, вліяютъ на воспитаніе, на семейный бытъ и не представляютъ собою замкнутой касты. Всѣ они по необходимости— дѣти прихожанъ, а не людъ духовнаго званія. Нѣтъ пропасти между бѣлымъ и чернымъ духовенствомъ. Епископомъ и папой можетъ сдѣлаться только бывшій священникъ, а не монахъ. Іезуитъ не попадетъ никогда въ епископы, пока онъ завѣдомый членъ ордена. Ихъ честолюбіе — крупнѣе размѣромъ, потому что Римъ дѣйствительно правитъ доброю половиной всего христіанства. Не только въ монсиньорѣ, дѣлающемъ карьеру, и въ простомъ священникѣ вы находите человѣка, гораздо ближе стоящаго къ вамъ по своему умственному развитію, вкусамъ, привычкамъ, языку, понятіямъ.
Занимаясь съ моимъ аббатикомъ, я приглядывался къ нему и спрашивалъ себя: къ кому можно его приравнять у насъ, не то, что уже въ провинціи, а въ столицахъ? Ни къ какому духовному, хотя бы тотъ былъ и ученый «магистръ». Это молодой человѣкъ, прекрасно воспитанный, чрезвычайно живой и любознательный, безъ малѣйшаго фанатизма, интересующійся всѣми общественными вопросами, литературно-начитанный, свободно говорящій о всѣхъ вопросахъ религіи, іерархіи, порядкахъ своей церкви, безъ малѣйшей забитости или подобострастности. И такихъ, вѣроятно, не пять, не десять, а сотни и въ Римѣ, и внѣ его.
Но — скажутъ: если въ массѣ народа не замѣтно ни глубокой набожности, на даже внѣшнихъ формъ благочестія — развѣ это не вина священниковъ? Ихъ вліяніе до сихъ поръ въ силѣ, но оно совсѣмъ другое, чѣмъ, наприм., въ протестантизмѣ. Тамъ религія входитъ въ интимную жизнь прихожанъ. Каждый читаетъ Евангеліе и разсуждаетъ о религіи. А въ латинскомъ культѣ народъ не понимаетъ языка службы и чтеніе библіи «in vernaculo», т.-е. на доступномъ языкѣ не поощряется.
Римъ — центръ латинства, силенъ не тѣмъ, какъ народъ или буржуазія подготовлена для истинно-религіозной жизни, а тѣмъ, что отсюда идетъ жизненный духъ іерархіи, пріемовъ пропаганды, единообразіе обряда и навыка; здѣсь генеральный штабъ и высшая школа всемірной рати служителей католической церкви.
Если вы хоть недолго прожили въ Ринѣ, навѣрно вы встрѣчали въ извѣстные часы студентовъ богословія и семинаристовъ, попарно, длинными рядами, въ сутанахъ всякихъ покроевъ съ разноцвѣтными выпушками, красными, малиновыми, голубыми, съ мантильками и безъ мантилекъ. Прислушайтесь къ ихъ говору: это французы, нѣмцы, англичане, испанцы, поляки, наши хохлы (уніаты, русины), копты, сирохалдеи, болгары, армяне. Вы помните, конечно, и студентовъ въ красныхъ балахонахъ. Ихъ рисуютъ на всевозможныхъ картинкахъ изъ римскаго быта. Это воспитанники нѣмецкой коллегіи изъ католическихъ странъ: Австро-Венгріи, Рейнскихъ провинцій, нѣмецкихъ кантоновъ Швейцаріи. Это все будущіе епископы, архіепископы, всего лучше подготовленные у себя дома, до пріѣзда сюда, въ Римъ.
Сообразите, какая цѣпь накинута на весь христіанскій людъ въ видѣ этихъ разсадниковъ латинства, работающихъ потомъ по всему міру — по строго установленнымъ правиламъ, съ безусловнымъ повиновеніемъ верховному владыкѣ.
Вотъ гдѣ вселенская сила католичества и его универсальное положеніе, которое скорѣе возрастаетъ, чѣмъ падаетъ. И восточные культы Римъ давно пріурочилъ себѣ, а при Львѣ XIII, съ его широкимъ отношеніемъ къ «инославнымъ» обрядамъ — это можетъ пойти еще дальше.
Чтобы въ этомъ убѣдиться, надо въ недѣлю Богоявленія (Befana) походить въ церковь S. Andrea della Valle, на Corso Vittorio-Emanuele. Тамъ цѣлыхъ восемь дней сряду бываетъ рано утромъ служба какого-нибудь восточнаго обряда на національномъ языкѣ; а позднѣе проповѣдь на пяти или шести европейскихъ языкахъ. Проповѣди говорятъ нѣмцы, французы, ирландцы, испанцы, поляки; но эти священники (иногда и епископы) всѣ католики. А по утрамъ служба — исключительно восточная, со всѣми особенностями мѣстнаго богослуженія.
Въ январѣ 1898 года обѣдни эти происходили въ такомъ порядкѣ: сиро-маронитская, сирійская, халдейская (съ епископомъ), греческая (торжественная архіерейская) епископская болгарская, коптская, греко-русинская (на церковно-славянскомъ языкѣ, литургія нашего обряда), армянская — епископская. Изъ нихъ я не попалъ только на двѣ — сиро-маронитскую и сирійскую. А остальныя всѣ шесть выстоялъ, послѣ чего оставался и на проповѣди.
Каждый изъ туристовъ можетъ наглядно убѣдиться въ томъ, что къ Риму присоединились въ разное время и церкви, сохранившія свой обрядъ. И куріи какъ бы дѣла нѣтъ до того, какъ онѣ молятся, только бы онѣ не представляли изъ себя схизмы въ смыслѣ протеста противъ главенства римскаго первосвященника.
Въ церкви S. Andrea della Valle — одной изъ самыхъ посѣщаемыхъ въ Римѣ, всѣ эти обѣдни служатъ у главнаго алтаря, разумѣется, открытаго. По случаю праздниковъ Рождества Христова за алтаремъ — декоративная картина съ фигурами, въ человѣческій ростъ, изображающими поклоненіе царей и волхвовъ въ вертепѣ; декорація совершенно театральная, грубовато сдѣланная. Этотъ рядъ служеній называется, въ особыхъ афишахъ: «святой осьмидневницей Богоявленія Господа нашего Іисуса Христа» — «dell’Epifania di N. S. lesu Cristo». Внизу, на листѣ значится, что его святѣйшество, бравомъ отъ 11 августа 1887 года, даруетъ «Indulgenza Plenaria», т.-е. полное отпущеніе грѣховъ тому, кто будетъ присутствовать на пяти изъ этихъ обѣденъ, исповѣдуется и причастится.
Собиралось на ати службы всегда человѣкъ сто-двѣсти разнаго народа: иностранцы, въ особенности англичанки, патеры, монахи, семинаристы и случайная уличная публика, мелкіе лавочники, старухи, типа нашихъ салопницъ, подростки. Эта публика, ничего не понимая, выражала свое любопытство вставаньемъ на стулья и разглядываньемъ того, что дѣлается передъ алтаремъ, какъ дарового зрѣлища. Но для итальянцевъ все это было, въ то же время, какъ бы нѣчто свое. Не понимать службы католики привыкли. Не все ли равно: латынь или греческій языкъ, или церковно-славянскій. Служатъ у большого алтаря; и въ этотъ же часъ, въ капеллахъ, справа и слѣва, идутъ свои обѣдни, безпрестанно раздается звонъ колокольчика, и по церкви, туда и сюда, проходятъ священники въ облаченіи, а гдѣ идетъ служба, видны молящіеся.
«Вселенскій» характеръ такихъ службъ несомнѣненъ. Другое дѣло — какъ толковать ихъ съ точки зрѣнія чистаго православія или протестантства; но и сама по себѣ такая серія разноязычныхъ обѣденъ по восточному обряду любопытна и характерна.
Всего ярче выступаетъ разница богослуженія противъ латинскаго обряда въ такихъ службахъ, какъ халдейская или коптская. Допустить ее въ католическомъ храмѣ—доказательство большой терпимости или тонкой политики. Копты (а стало быть и абиссинцы) поютъ свою обѣдню до такой степени дико для европейскаго уха, что мѣстами мнѣ и вчужѣ дѣлалось жутко, почти какъ бы неприлично за мѣсто служенія. Такъ вѣдь должны служить ж абиссинцы, которыхъ вѣра сходна съ коптской. Недурно выходитъ и у халдейцевъі Дальше нельзя идти въ соблюденіи полной обрядовой обстановки разныхъ восточныхъ церквей, какъ дѣлаетъ ото Римъ.
Армянское духовенство, отъ епископа до причетниковъ и служекъ (ихъ было много) красиво облачается, въ стихаряхъ съ наплечниками, вродѣ бармъ русскихъ царей. Но пѣніе не далеко ушло отъ халдейскаго. На востокѣ чѣмъ своеобразнѣе служеніе обѣдни, тѣмъ вокальный элементъ его — обязательнѣе. Поэтому, выраженіе итальянскихъ католиковъ « пѣть обѣдню» гораздо вѣрнѣе, чѣмъ французскій терминъ «dire la messe», который, впрочемъ, примѣняется больше къ «messe basse».
Русскій простолюдинъ или баринъ (русскій языкъ я слышалъ на нѣкоторыхъ службахъ) долженъ былъ всего «чуднѣе» чувствовать себя, когда шли два служенія: греческое архіерейское и уніатское на церковно-славянскомъ языкѣ.
Греческіе уніаты живутъ издавна въ Италіи, въ Неаполитанской области и Сицилія. Это или потомки настоящихъ грековъ, или албанцевъ, употребляющихъ въ богослуженіи греческій языкъ. Въ Римѣ есть и особое духовное училище для такихъ «возсоединенныхъ» православныхъ.
Служба, съ которой я началъ, была наша архіерейская служба съ епископомъ въ сакосѣ и митрѣ, съ дикиріями и трикиріями, съ иподьяконами и протодьякономъ, съ пѣніемъ на клиросѣ хора, съ облаченіемъ владыки, какъ оно у насъ происходитъ. Есть, вѣроятно, кое-какія измѣненія, но они не бросаются въ глаза и русскому, знакомому съ литургіей. И произношеніе наше, какое употребляется въ семинаріяхъ, близкое къ новогреческому, съ этой звучащей какъ «и съ бэтой какъ «вэ». Когда епископъ выговаривалъ молитвенныя слова, съ крестообразнымъ движеніемъ своихъ свѣтильниковъ, хоръ пѣлъ ему, какъ у насъ: исъ поля итй, dècnoma! возгласъ, сохранившійся въ греческомъ текстѣ и въ русскомъ архіерейскомъ служеніи. Просто глазамъ и ушамъ своимъ можно было не повѣрить, что вы въ Римѣ, въ католической приходской церкви, среди толпы латинскихъ католиковъ.