Членъ Общества, водившій меня по домамъ пролетаріевъ, жаловался не на правительство, а на римскій муниципалитетъ, который не желаетъ оказать этому люду болѣе прочную поддержку или дать хоть небольшую субсидію Обществу.
Въ муниципалитетѣ почти половина гласныхъ — консерваторы; а немало и явныхъ папистовъ. И въ этомъ они вѣрны порядкамъ блаженной памяти папской эпохи. Тогдашній режимъ тратилъ много на благотворительность, какъ на средство церковнаго подчиненія. Такого рода милостыня всегда неразлучна съ нищенствомъ; а оно, до сихъ поръ, въ крови римлянъ. Здѣсь, кому хотите, плохо одѣтому, дайте су, на улицѣ—онъ возьметъ навѣрно.
Пролетаріевъ же въ лондонскомъ, парижскомъ или берлинскомъ смыслѣ, т.-е. рабочихъ на фабрикахъ и заводахъ — здѣсь и при папахъ не было, да и теперь почти нѣтъ. Стоитъ вамъ только объѣхать Римъ вокругъ стѣнъ, чтобы убѣдиться, что около него нѣтъ почти фабричныхъ строеній. Стало-быть и по этой части любителямъ стараго Рима нечего особенно сокрушаться. Правительство не можетъ своей властью создавать индустрію, но во всякомъ случаѣ перенесеніе столицы Италіи въ Римъ уже вызвало и будетъ еще сильнѣе вызывать промысловое движеніе.
Главный поводъ къ недовольству — подати, тяжесть налоговъ. Они, дѣйствительно, велики. Стоитъ ваиъ только поразспросить любого кабатчика, лавочника, владѣльца лачуги или огорода, чтобы видѣть, какой процентъ дохода поглощаютъ налоги и поборы всякаго рода.
И въ самыхъ передовыхъ странахъ Европы — во Франціи, Англія — налоги также велики; но жить легче, потому что заработокъ доступнѣе и выше. Желаніе занять мѣсто великой державы, огромное войско, расходы на флотъ и колоніальныя экспедиціи дѣлаютъ то, что Италія тратитъ на вооруженіе четыреста милліоновъ; а на два министерства — земледѣлія и народнаго образованія — сорока. Этихъ двухъ цифръ вполнѣ достаточно безъ всякихъ комментарій. Съ римлянъ, т.-е. съ тѣхъ, кто были подданными папы, не такъ брали много налоговъ — ato точно; но зато папское правительство еле-еле справлялось съ своей областью; его поддерживали австрійскіе и французскіе штыки, оно тратило еще меньше на поднятіе матеріальнаго уровня, на промышленность, земледѣліе и школы. Не надо забывать, что духовенство владѣло собственностью всякаго рода, чуть не на пятьсотъ милліоновъ лиръ. Съ такимъ капиталомъ можно было кое-что удѣлять на Римъ и его населеніе. А вѣдь курія весьма мало дѣлала собственно для городского благоустройства и благосостоянія трудовой массы.
Городъ Римъ, потерялъ ли онъ съ тѣхъ поръ, какъ папа считаетъ себя плѣнникомъ въ Ватиканѣ? Нисколько, и тѣмъ, кто зналъ его въ 1870 г., хорошо памятно, какою была тогда столица папской области и какою представлялась столица Италіи въ сезонъ 1897—98 г.
Правительству объединенной Италіи выпала небывалая и весьма трудная доля: управлять страной изъ столицы, гдѣ двѣ власти— одна новая, неокрѣпшая, играющая, противъ воли, роль хищницы, узурпаторши, и другая — древняя, освященная святостью преданій, историческимъ правомъ. И вторая власть какъ разъ въ по слѣднія двадцать лѣтъ, изъ своей темницы, получала все сильнѣйшее обаяніе во всемъ католическомъ мірѣ; больше того: ея представитель сумѣлъ занять мѣсто высшаго миротворца и суперарбитра въ международныхъ политическихъ осложненіяхъ.
Положеніе необычайно трудное и надо еще удивляться, что итальянское правительство до сихъ поръ держится. А тутъ еще подоспѣли скорпіоны внутренней политики: финансовый крахъ, разоблаченіе своей итальянской Панамы, взрывъ недовольства диктатурой того министра, бывшаго гарибальдійца, передъ которымъ такъ долго всѣ преклонялись.
Двору въ Римѣ нельзя соперничать съ Ватиканомъ, не даромъ онъ живетъ въ захваченномъ папскомъ дворцѣ, въ томъ Бвири-налѣ, гдѣ умеръ папа Пій VIII и собирались цѣлыхъ три конклава сряду. Квириналъ, какъ королевская резиденція, не имѣетъ ни размѣровъ, ни великолѣпія и резиденцій второстепенныхъ европейскихъ державъ. Маргарита Савойская популярна, и даже заядлые паписты должны признать, что она развитая женщина, съ серьезной начитанностью, искренно интересуется всѣмъ, что относится къ умственной и художественной области, стоитъ во главѣ многихъ учрежденій и обществъ, бываетъ на всякихъ лекціяхъ, концертахъ, засѣданіяхъ, принимаетъ запросто ученыхъ, художниковъ, писателей, виртуозовъ. Покойный мужъ ея былъ только конституціонный король и военный. Дворъ очень доступный, съ демократическимъ оттѣнкомъ; но онъ не даетъ тона, тратитъ мало на то, чтобы поднять свой престижъ, не имѣетъ даже ни одного своего театра, не даетъ крупныхъ субсидій такимъ учрежденіямъ, которыя помогаютъ блеску столицы, какъ центра національной жизни, во всѣхъ смыслахъ я направленіяхъ.
Въ теченіе зимняго сезона даютъ два-три бала. У королевы бываютъ вечерніе пріемы. Доступъ къ ней для иностранцевъ черезъ посольство довольно легкій. Королевѣ представляются обыкновенно передъ балами, кромѣ простыхъ пріемовъ въ ея внутреннихъ покояхъ.
Парадные залы и салоны Квиринала были бы достаточно обширны для всякаго частнаго дома, но для толпы, какая бываетъ на балахъ, помѣщеніе тѣсновато. Отдѣлка богатая, въ самыхъ просторныхъ комнатахъ; а въ другихъ, проходныхъ — ординарнѣе, чѣмъ въ любомъ старинномъ palazzo какой-нибудь княжеской фамилія. Цѣнныхъ картинъ и очень рѣдкихъ objets d’art почти что незамѣтно. Одна только гостиная съ гобеленами въ хорошемъ стилѣ. Танцовальная зала съ краснымъ штофомъ превращается въ столовую — на парадныхъ обѣдахъ.
Лѣстница, по которой поднимаются во время баловъ — голая, безъ фресокъ я мраморныхъ украшеній; но ее обставляютъ растеніями, и тогда она красива. Парадность сводится къ нѣсколькимъ кирасирамъ громаднаго роста и лакеямъ въ красныхъ ливреяхъ съ серебрянымъ галуномъ, нѣсколько тяжелаго покроя и — сколько я замѣтилъ — не первой свѣжести.
То, что называется «сігсоіо» королевы, т.-е. вечернія аудіенціи, происходятъ въ девять часовъ, въ двухъ парадныхъ гостиныхъ. Входъ по другой, винтовой лѣстницѣ, съ меньшимъ нарядомъ стражи и прислуги. Мужчины собираются въ гостиную поменьше, дамы или мужчины съ дамами въ большой салонъ. Камергеры и гофмейстеры — въ вицмундирныхъ фракахъ и орденахъ.
Все вмѣстѣ—довольно просто, безъ излишней напыщенности и строгости. Тѣхъ, кто получилъ приглашеніемъ спискомъ въ рукѣ, камергеръ разставляетъ по націямъ, соблюдая старшинство пословъ, отрекомендовавшихъ своихъ соотечественниковъ.
Въ мужской гостиной, когда я представлялся, стояло человѣкъ до семидесяти. Столько же и въ гостиной рядомъ, гдѣ ждали королеву дамы — однѣ или въ сопровожденіи мужей, отцовъ и братьевъ. Королева обходила сначала ту гостиную отъ одного конца круга до другого. Оттуда и терминъ «circolo» [60].
Королева славится своимъ умѣньемъ вести непрерывную бесѣду, переходя отъ одного лица къ другому. Она говоритъ на нѣсколькихъ языкахъ, въ томъ числѣ свободно и съ пріятнымъ акцентомъ по-нѣмецки. Утомленіе подобныхъ «круговъ» (ихъ всегда два) она выноситъ чрезвычайно легко. Всѣмъ, кто ждетъ, приходится потяжелѣе, и на моихъ глазахъ какой-то старикъ, итальянецъ, не выдержалъ — упалъ въ обморокъ отъ духоты или стоянья на ногахъ больше часа.
И случилось это минуты три-четыре послѣ того, какъ дошла очередь и до меня. Я сталъ между американцемъ и нѣмцемъ. Королева, въ сопровожденіи камергера медленно обходила кругъ. Она еще очень сохранилась. Никто не скажетъ, что это мать взрослаго, женатаго сына. На первый взглядъ, судя по портретамъ, она кажется очень рослой, если судить по таліи и головѣ; но росту она средняго, въ послѣдніе годы пополнѣла, но еще не потеряла таліи. Въ бѣломъ платьѣ съ серебромъ и съ традиціоннымъ жемчужнымъ колье, она весьма эффектна, красивѣе и свѣжѣе очень многихъ молодыхъ женщинъ и дѣвицъ, итальянокъ и иностранокъ, какія представлялись ей и въ тотъ вечеръ, и потомъ на балу.
Она, подойдя ко мнѣ, заговорила со мною, какъ бы продолжая все тотъ же разговоръ, тихо, пріятными, низковатыми нотами, по-французски, быстро, немного кидая слова. Послѣ двухъ — трехъ вопросовъ о моемъ пріѣздѣ въ Римъ, она сназала мнѣ, что ее въ особенности интересуетъ одинъ изъ моихъ романовъ, который она перевела «Cité chinoise» — вѣрный переводъ «Китай-города». Русскій языкъ она все еще надѣется изучить, на что нельзя было не отвѣтить ей, что кнѣ будетъ это вдвойнѣ лестно, и какъ русскому, и какъ романисту.
Когда со старичкомъ на противоположномъ концѣ сдѣлалось дурно, королева повернулась въ ту сторону и заботливо послала туда одного изъ придворныхъ. Ей тотчасъ же пришли сказать, что старичокъ оправился. Она сказала мнѣ еще нѣсколько очень любезныхъ словъ и перешла къ нѣмецкому разговору съ моимъ сосѣдомъ справа, который самъ ей доложилъ, что онъ не просто «Geheimrath» [61], а «Wirklicher Geheimrath» [62], иногда она была уже далеко, шепнулъ мнѣ, показывая глазами, сколько ея величеству пришлось продѣлать представленій въ обѣихъ гостиныхъ:
— Sehr anstrengend für die Dame! [63]
Это «für die Dame» было архи-нѣмецкое.
На балы въ Квириналѣ въ Римѣ, въ болѣе избранномъ обществѣ, смотрятъ какъ на то, что у насъ зовется «толчея». Тутъ весь оффиціальный міръ, вплоть до средней руки чиновниковъ съ женами и дочерьми. Римская знать — та, которая держится еще Ватикана— совсѣмъ не бываетъ въ Квириналѣ, а та, что сдѣлалась «бѣлой», тоже какъ бы сторонится отъ такихъ слишкомъ доступныхъ пріемовъ. Тѣмъ, кто не танцуетъ, не особенно занимательно на придворныхъ балахъ. Мужчинъ, пріѣхавшихъ въ одиночку, отдѣляютъ и они должны ждать въ небольшой гостиной, откуда входъ въ галлерею, ведущую въ танцовальный залъ. Ждать приходится съ добрый часъ. Лакей стоитъ у двери и не пускаетъ до тѣхъ поръ, пока не начнутся танцы. Никого изъ дежурныхъ придворныхъ не видно. Это похоже на жданье у кассы театра. Гостиная вся набита, до краевъ, и всѣ должны стоять на ногахъ. Когда отворяютъ наконецъ дверь, всѣ бросаются въ коридоръ, многіе бѣгомъ. А въ залу долго нельзя проникнуть — въ дверяхъ стоитъ стѣна. И чтобы пройти въ гостиныя, надо знать, что справа холодный коридорчикъ, вдоль стѣнъ танцовальной залы, приведетъ васъ туда. Танцуютъ на коврѣ, офицерики, молодые люди во фракахъ. Въ мундирахъ только нѣсколько придворныхъ. Королевская чета стоитъ посрединѣ залы, около двухъ