акіе салоны завелись здѣсь, прежде всего, въ фамиліяхъ изъ другихъ провинцій Италіи, привлеченныхъ сюда гражданской и военной службой, парламентомъ, дѣлами, столичной свѣтской жизнью. Прежде и слыхомъ не слыхать было въ старомъ римскомъ обществѣ о женщинахъ, интересующихся общественными вопросами. Правда, такія дамы, какъ графиня П. и нѣкоторыя другія, нейдутъ дальше умѣреннаго сочувствія нуждамъ трудового люда; еслибъ имъ предложили, въ видѣ программы, то, что сдѣлалось, напримѣръ, въ Россіи, когда вся масса крѣпостныхъ была освобождена съ землей, онѣ бы пришли въ крайнее смущеніе, и пожалуй, стали бы кричать объ анархіи. Такія благожелательныя владѣтельницы и ихъ мужья очень хорошо сознаютъ, что надо что-то сдѣлать. Тутъ, подъ стѣнами Рима, крестьяне-винодѣлы Альбано и окрестныхъ мѣстностей впервые стали серьезно волноваться. Они не хотятъ быть вѣчно наемщиками и даже половниками, а начали требовать себѣ землю въ собственность. Хроническія волненія въ Сициліи, тамошніе крестьянскіе союзы, успѣхъ пропаганды анархистовъ, — все это еще болѣе сильныя предостереженія.
Между помѣстнымъ дворянствомъ Ломбардіи, Тосканы, Màpховъ, Абруццъ, Эмиліи найдутся, можетъ быть, люди, способные пойти на уступки, когда правительство увидитъ крайнюю необходимость дать массѣ сельскаго люда хоть какую-нибудь собственность.
И это сдѣлаетъ Римъ — столица Италіи, а не тотъ Римъ, о которомъ вздыхаютъ дилетанты, пропитанные своимъ собственнымъ эстетизмомъ, и стая папистовъ въ его стѣнахъ и внѣ ихъ. Прежній Римъ — ватиканскій и застывшій въ сословномъ ретроградствѣ аристократіи знать не звалъ о нуждахъ сельскаго люда, упорно поддерживая порядки средневѣковаго вотчиннаго права. Папское дворянство только теперь, съ тѣхъ поръ какъ «итальянцы» завладѣли Римомъ, начинаетъ глухо сознавать, что такъ дальше идти нельзя. Въ теченіе вѣковъ весь земельный поясъ, окружающій городъ — вся Campagna до береговъ моря — оставался въ томъ же положеніи: крестьяне пребывали въ батрачествѣ, жили въ лачугахъ, умирали отъ болотной лихорадки. Плодородная земля, еслибъ ее дренировать, могла бы давать богатыя жатвы — и она оставалась въ залежѣ, потому что римскимъ князьямъ менѣе рисковано пускать ее подъ луга и выгоны. И все было въ рукахъ съемщиковъ — «mercanti di campagne». Такъ стоить дѣло, въ общихъ чертахъ, и по сіе время. Если въ послѣднія двадцать лѣтъ самыя заразныя пустоши римской Кампаньи стали оздоровляться, то благодаря иниціативѣ государства, а не частныхъ владѣльцевъ. Потрачено уже не мало денегъ на осушеніе болотъ и насажденіе рощъ эквалиптуса — самаго противолихорадочнаго дерева. Но римскіе нобили, послѣ того, какъ нѣкоторые изъ нихъ «признали» итальянское правительство, ударились въ спекуляціи. Вмѣсто того, чтобы заняться своими латифундіями и что-нибудь сдѣлать для сельскаго люда, они стали, какъ самые азартные биржевики, играть, маклачить своими городскими угодьями, чтобы сразу хищнически хапать милліоны. Крахъ разорилъ двѣ-три самыхъ бога — тыхъ фамиліи, но врядъ ли сдѣлалъ ихъ болѣе великодушными въ сторону своихъ сельскихъ владѣній.
Найдутся, пожалуй, обличители, которые и тутъ будутъ кричать:
— Спекуляціи, хищничество, крахъ — это принесла съ собою столица Италіи!..
Но тогда надо будетъ припомнить, что и казна Ватикана поймалась на спекуляціяхъ. Это всѣмъ и каждому извѣстно было и до романа Золя; и не дальше, какъ въ прошломъ году, монснньоръ, который велъ постройку новой папской церкви (св. Іоахима), заподозрѣвъ былъ въ чуть не милліонной «передержкѣ».
Это показываетъ только, что ни въ папской духовной командѣ, ни въ старомъ римскомъ дворянствѣ не было никакихъ нравственныхъ устоевъ въ борьбѣ съ приманками, которыя принесла съ собою неизбѣжно жизнь столичнаго города, гдѣ населеніе удвоилось въ первые же десять лѣтъ.
Повторяю: если средневѣковые вотчинники, которые довели сельскій людъ римской Кампаньи до полной простраціи, одумаются — это сдѣлается подъ давленіемъ государства, другими словами — въ силу того, что Римъ сталъ столицей объединенной Италіи.
— А развѣ въ Ватиканѣ не сочувствуютъ давно трудовой массѣ? — предвижу я вопросъ.
Маѣ вспомнились проповѣди, вродѣ той, какую я слышалъ въ Jesu. Какого еще желать соціализма? Отецъ Zocchi при мнѣ, обращаясь къ тысячѣ слушателей, зычнымъ голосомъ, съ жестами стаго революціонера на баррикадѣ, называлъ жадныхъ собственниковъ:
— Questi Sardanapali di capitalisme! [65]
И, конечно, еслибъ въ Ватиканѣ не пожелали такихъ выходокъ, то давно бы и патеру Дзокки, и всѣмъ «католическимъ соціалистамъ» сказали одно слово: «цыцъ!»
Но во всемъ этомъ есть весьма большое и наивное недоразумѣніе. Читатель припомнитъ слова Льва XIII, записанныя мною по возвращеніи изъ Ватикана, 25 (13) февраля 1898 г. Глава католичества сочувствуетъ меньшей братіи всего христіанскаго міра; но онъ же мечтаетъ о томъ, какъ двѣ самыя могущественныя въ Европѣ власти — духовная и свѣтская — соединятся для борьбы съ соціализмомъ.
— «Нѣмецкимъ», — прибавилъ святой отецъ послѣ маленькой паузы.
Не съ однимъ нѣмецкимъ (вѣроятно, марксизмомъ?), а и со всякимъ. Іезуиты, вродѣ патера Дзокки, и всѣ истинные служители куріи громятъ жадныхъ собственниковъ, плачутся о нищетѣ и безпомощности пролетаріевъ; но они, конечно, не посмѣютъ проповѣдовать соціальную революцію, они не выступятъ противъ римскихъ вотчинниковъ и всѣхъ остальныхъ крупныхъ итальянскихъ землевладѣльцевъ съ безусловнымъ требованіемъ отдачи земли тѣмъ, кто ее фактически обрабатываетъ.
А тѣ «католическіе соціалисты» въ Италіи и въ другихъ странахъ, духовные и свѣтскіе, кто идетъ дальше — кокетничаетъ съ настоящимъ нѣмецкимъ ли, французскимъ ли соціализмомъ и даже съ анархизмомъ — всѣ они дѣйствуютъ «на свой страхъ» и когда они зарвутся, римская курія сейчасъ же ихъ осадитъ или выдастъ головой.
Не въ этихъ сферахъ произойдетъ что-нибудь существенное въ соціально-экономическомъ быту Италіи. Старшая генерація депутатовъ боится такихъ вопросовъ, какъ пугала. Но въ молодежи замѣтно движеніе въ эту сторону. И Римъ, столица Италіи, опять-таки сказался въ направленіи идей и симпатій учащейся молодежи. Не мало въ дворянствѣ, крупной и мелкой буржуазіи юношей, щеголяющихъ теперь своимъ консерватизмомъ и преданныхъ «святому престолу». Они записываются въ разныя обществами патеровъ, учатся въ клерикальныхъ школахъ и пансіонахъ, ходятъ потомъ слушать лекціи на высшіе курсы — родъ частнаго университета католическаго направленія.
Этимъ не слѣдуетъ одиако смущаться. Такіе юноши не будутъ производить соціальной революціи, не въ состояніи поставить ребромъ никакого общественно-политическаго вопроса. Они будутъ только играть въ антилиберальную крамолу, изображать изъ себя подданныхъ Ватикана, въ ожиданіи такого переворота, который посадитъ Льва XIII или его преемника на святой престолъ съ городомъ Римомъ, въ видѣ государства, или съ придачею полоски земли, до берега моря, на случай бѣгства.
«Итальянцы», принеся съ собою освобожденіе отъ папскаго гнета, тяготѣвшаго надъ умомъ и волей подданныхъ его святѣйшества, передѣлали на свой ладъ тотъ университетъ — Sapienza, гдѣ даже самая консервативная политическая экономія не допускалась (мнѣ это подтвердили тѣ, кто еще учился въ Сапіенцѣ) и ввели такую свободу слова на кафедрахъ, какой я не находилъ нигдѣ въ Европѣ: ни въ Англіи, ни во Франціи, ни въ Германіи, ни въ Австро-Венгріи.
Тотъ соціалистъ Ферри, о которомъ я уже говорилъ, читаетъ уголовное право, но на своихъ лекціяхъ онъ нимало не стѣсняется въ защитѣ своихъ идей и въ нападкахъ на существующій соціальный порядокъ. Его коллега — также депутатъ — Лябріоля, читающій курсъ по соціологіи, въ каждой своей лекціи нападаетъ на правительство и торжествующее буржуазное общество такъ, какъ это дѣлается въ Парижѣ и Лондонѣ только на сходкахъ крайнихъ партій. Другой вопросъ: желательно ли, чтобы въ университетѣ производилась пропаганда марксизма или революціи? По для насъ важно въ эту минуту знать: въ какой степени защитники самыхъ радикальныхъ реформъ находятъ себѣ сочувствіе въ большинствѣ своихъ слушателей.
Я часто захаживалъ въ университетъ, слушалъ лекціи по философіи, исторіи литературы, римскимъ древностямъ. И посѣщалъ также аудиторіи обоихъ этихъ профессоровъ Ферри и Лябріоля, съ обоими былъ знакомъ.
И что-жъ? Они первые любимцы молодежи. У нихъ всегда набитыя биткомъ залы. Ихъ встрѣчаютъ и провожаютъ рукоплесканіями и кликами. Всегда въ рядахъ слушателей есть и молодыя женщины-итальянки, изъ тѣхъ, кого теперь допускаютъ здѣсь въ студенты, если у нихъ дипломъ баккалавра. Но общій доступъ въ теперешній Sapienza свободный. Вы всегда найдете даже у Ферри м Лябріоля молодыхъ аббатовъ и семинаристовъ.
Большинство молодежи и въ стѣнахъ университета, и въ журнализмѣ, стоитъ за радикальную передѣлку теперешняго statu quo. И только кружки символистовъ и декадентовъ, очень малочисленные, равнодушны къ политикѣ, не признаютъ «соціальнаго вопроса». Всѣ они почитатели и подражатели моднаго романиста Габріеля д’Анунціо.
Но они не въ счетъ въ дѣлѣ общественнаго обновленія страны.
Мнѣ случилось жить въ Римѣ какъ разъ во время процесса Золя. Вся не клерикальная итальянская пресса была на его сторонѣ. Адресы летѣли къ нему изъ всѣхъ городовъ. Въ Римѣ, въ обществѣ «Stampa» вышелъ, правда, инцидентъ изъ-за депеши, посланной однимъ изъ членовъ бюро безъ согласія общаго собранія. Зато въ университетскихъ аудиторіяхъ молодежь каждый день кричала «Еvviva Zola!» — и устроила разъ большую манифестацію.
Въ этомъ сказался также антагонизмъ Рима, столицы Италіи, в Рима, сторонника Ватикана. Тамъ, въ папскомъ дворцѣ, все время были, конечно, противъ Золя, капитана Дрейфуса и всего, что не сочувствуетъ французскому шовинизму и милитаризму. Иначе в быть не могло. Но, спрашивается, кто больше мыслилъ, чувствовалъ и проявлялъ свои симпатіи въ униссонъ съ большинствомъ итальянцевъ: Римъ — столица или Римъ — Ватиканъ? Разумѣется, первый.