Редакціи газетъ и журналовъ не играютъ въ Римѣ роли литературныхъ салоновъ. Теперешній издатель самаго лучшаго еженедѣльнаго обозрѣнія Nuova Antologia, бывшій министръ, теперь депутатъ, долго жившій въ Германіи и Англіи, серьезный и разносторонне образованный публицистъ, не держитъ салона. Онъ принималъ даже не въ помѣщеніи журнала, а въ библіотечной залѣ палаты.
Еуда я попадалъ въ редакціи — я находилъ тѣсноватые кабинеты редакторовъ и обычную спѣшную работу. Про что-нибудь похожее на пріемы парижскихъ богатыхъ газетъ — здѣсь и не слышно. Своимъ клубомъ «Stampa» пишущая братія Рима совсѣмъ не пользуется и свободные часы проводитъ въ кафе. Вообще пресса въ Римѣ еще не добилась почетнаго положенія. Средства газеты какъ Миланское Secolo врядъ имѣетъ хотъ одна римская. Соціалисты крайняго лагеря издаютъ Avanti. Tribuna играетъ ту роль, что въ Парижѣ Figaro. Есть и демократическій листокъ — въ рукахъ всѣхъ извозчиковъ и факкино. Литературнѣе издается Донъ-Кихотъ — одна изъ тѣхъ римскихъ газетъ, которыя послѣ паденія Криспи быстро превратились въ органы, занимающіеся травлей эксъ-диктатора. Выдающихся именъ въ римской прессѣ мало, заработай не могутъ быть такіе, какъ въ Парижѣ, Лондонѣ, Берлинѣ, даже Петербургѣ. И въ обществѣ представители ежедневной прессы не играютъ роли. Очень рѣдко видите вы ихъ въ тѣхъ гостиныхъ, гдѣ принимаютъ интеллигенцію. Сближаться съ этой средой иностранцу, даже при его искреннемъ желаніи — вовсе нелегко, потому что нѣтъ центровъ, нѣтъ «ambiente», беря опять это всеобъемлющее итальянское слово.
Теперь пойдемте въ два-три дома изъ тѣхъ, гдѣ постоянно принимаютъ. Возьму одинъ домъ изъ круга высшей администраціи и представительства, съ прибавкою учено-литературныхъ элементовъ. Хозяинъ — очень старый человѣкъ, титулованный, изъ хорошаго провинціальнаго дворянства, но небогатый, женатъ на женщинѣ средняго крута, очень бойкой и рѣчистой. Они принимаютъ каждую недѣлю, по вечерамъ, и въ тотъ же день у нихъ бываютъ званые обѣды. Хозяинъ — бывшій министръ, патріотъ, преданный династіи, либеральный, еще очень свѣжій умомъ, несмотря на свой преклонный возрасть. За обѣдомъ вы непремѣнно познакомитесь съ парой министровъ и нѣсколькими сенаторами и депутатами. Вечеромъ бываютъ профессора, пожилые военные, редакторы, заслуженные артисты. Свѣтскихъ дамъ — мало. Всегда какая-нибудь писательница или женщина, участвующая въ общественной жизни. И за обѣдомъ, и вечеромъ разговоръ шумный, иногда даже очень шумный, несмолкаемый; общій тонъ непринужденный, съ буржуазнымъ оттѣнкомъ. Хозяйка своимъ темпераментомъ держитъ высокую температуру бесѣды. Обѣдъ — сытный, безъ тонкостей сервировки. Комнаты съ приличной отдѣлкой, но безъ барскаго пошиба старыхъ палаццо. И вечеромъ, вмѣсто aqua Marcia или aqna Felice — въ столовой чай, пуншъ, вино, сладости. Расходятся — послѣ одиннадцати, какъ вездѣ въ Римѣ, съ простыхъ вечеровъ. Для иностранца, желающаго знать серьезный Римъ, такіе дома полезнѣе, чѣмъ тѣ салоны, гдѣ бываетъ болѣе блестящій «мондъ», на половину состоящій изъ иностранцевъ.
Всякому, кто будетъ интересоваться въ Римѣ умными салонами навѣрно укажутъ два самыхъ извѣстныхъ.
Хозяйка одного — жена титулованнаго сенатора, не изъ римской аристократіи, но стариннаго дворянства, съ репутаціей очень образованнаго, даже ученаго человѣка. Но онъ не бываетъ на пріемахъ своей супруги, на ея пятичасовомъ «чаѣ». Она считается самою развитою свѣтской женщиной, любитъ на своихъ пріемахъ вести бойкія бесѣды на всякія темы, даже экономическія, занимается благотворительностью, пишетъ брошюры, распространяетъ въ народѣ евангеліе на итальянскомъ языкѣ, что до сихъ поръ не въ особенномъ ходу у тѣхъ, кто считаетъ себя добрыми католиками. Пріемы — въ барскихъ покояхъ одного изъ самыхъ старыхъ палаццо. Вы на этихъ five о’сіоск’ахъ увидите и разныхъ дековъ и принчипе, и дамъ благотворительницъ, сенаторовъ, депутатовъ, а въ особенности иностранную колонію, особенно англичанокъ и американокъ. Разговоръ ведетъ хозяйка на трехъ языкахъ, говоритъ обо всемъ, горячо отстаиваетъ свои взгляды, au courant всего, что пишется въ Европѣ, защищаетъ романы, даже пьесы д’Аннунціо, одна изъ страстныхъ почитательницъ Дузе — и во время ея спектаклей разговоръ объ этихъ двухъ итальянскихъ знаменитостяхъ былъ неизбѣженъ.
Второй умный салонъ — болѣе установившійся и авторитетный. Каждаго пріѣзжаго въ Римѣ иностранца съ репутаціей въ литературѣ и наукѣ — туда везутъ. Хозяйка — вдова, изъ герцогской фамиліи, сама титулованная, съ остатками большого благообразія, при двухъ дочеряхъ. По вечерамъ она постоянно дома. Это — старая традиція римскихъ барскихъ домовъ. Больше къ ней ѣздятъ въ извѣстные дни недѣли; но она принимаетъ всякій вечеръ къ девяти. Въ Римѣ собираются гораздо раньше, чѣмъ въ Петербургѣ. Эта дама живетъ въ собственномъ старинномъ домѣ. Прислуга старая, передняя въ старомъ вкусѣ, обширная. Двѣ гостиныхъ, но сидятъ и стоятъ во второй. Вообще, на многолюдныхъ пріемахъ въ Римѣ, въ обычаѣ стоять, группами по цѣлымъ вечерамъ, что русскіе считаютъ очень утомительнымъ. По воскресеньямь и четвергамъ — больше народу. Дамъ мало, пять-шесть, и мало замѣтныхъ, кромѣ нѣкоторыхъ, болѣе молодыхъ и изящныхъ иностранокъ. Мужчины — интеллигенція: старые археологи (хозяйка сама занимается римскими древностями), поэтъ Кардуччи, когда пріѣзжаетъ въ Римъ, профессора, иностранные писатели и даже корреспонденты, старые сенаторы изъ ученыхъ и художниковъ, молодые люди изъ стариннаго римскаго дворянства, особенно тѣ, кто интересуется искусствомъ или что-нибудь пописываетъ. Словомъ, «сборъ всѣмъ частямъ», какъ острятъ въ Петербургѣ, говоря о гостиныхъ въ такомъ вкусѣ. Но у насъ, ни въ старой, ни въ новой столицѣ нѣтъ такой гостиной, въ высшемъ свѣтѣ. Прежде бывали и въ Петербургѣ, и въ Москвѣ, а теперь не водятся.
Общій разговоръ въ этомъ салонѣ завязывается рѣдко, больше въ отдѣльныхъ группахъ. Кто ищетъ блеска, туалетовъ, веселой болтовни — тому покажется здѣсь слишкомъ серьезно. Зато всякій трудовой человѣкъ съ репутаціей, котораго представятъ хозяйкѣ, свой или иностранецъ — можетъ являться и не во фракѣ, при бѣломъ галстукѣ, а въ сюртукѣ к даже въ визиткѣ, чѣмъ нѣкоторые, особенно заѣзжіе нѣмцы, и пользуются. Угощенія въ этихъ тихихъ ноляхъ почти никогда не бываетъ.
Чисто свѣтскихъ салоновъ, въ разгарѣ сезона — сотни и стоитъ только впрячь себя въ хомутъ дѣланья визитовъ — каждый день, къ пяти часамъ, вы будете дѣлать концы по Риму — на пріемы съ чашкой чаю. Вечерніе пріемы въ римскихъ старыхъ домахъ, — по общему отзыву, — стали нынче рѣдки. О такихъ балахъ, какъ въ былое время у Торлонья и другихъ очень богатыхъ людей — совсѣмъ не слышно. Оживляется свѣтская жизнь не римлянами, а иностранцами. И балы, и обѣды задаютъ почти всегда американскія фамиліи. Рауты и «ricevimenti», гдѣ вы увидите такъ называемые «сливки» общества— всего чаще у дипломатовъ, если они женаты и «держатъ салонъ».
Высидите вы два часа на любомъ дообѣденномъ пріемѣ, даже въ итальянскомъ домѣ и считайте про себя тѣхъ, кто входитъ — мужчинъ и женщинъ; навѣрно вторыхъ будетъ больше, чѣмъ первыхъ. Мужчины, — и штатскіе, и военные, — гораздо меньше посѣщаютъ такіе пріемы, чѣмъ въ Парижѣ, Лондонѣ и Петербургѣ. À изъ дамъ двѣ трети окажутся иностранками англо-саксонской и славянской расъ. Француженокъ меньше всего въ римскомъ Космополисѣ.
Тому, кто желаетъ сколько-нибудь изучить общество, надо бывать вездѣ. И на вопросъ, какой вамъ часто задаютъ русскіе передъ вашимъ отъѣздомъ:
— Скажите откровенно: развѣ васъ тянуло здѣсь бывать въ однихъ и тѣхъ же гостиныхъ? — отвѣчать приходится такъ:
Въ свѣтской жизни Рима, какъ итальянскаго города, нѣтъ той привлекательности, какую находятъ въ Парижѣ и Лондонѣ, блеска и живости французовъ и широкаго гостепріимства англичанъ, даже и въ буржуазій. Въ женщинахъ больше красоты, чѣмъ граціи, нѣтъ обаятельной красивости англичанокъ и экспансивной живости умной и развитой русской. Но все-таки почти во всѣхъ чувствуется раса. Онѣ не изломаны, какъ парижанки; а когда горделивы, то ужъ на римскій ладъ. Но такія принчипессы почти и не ѣздятъ въ теперешній свѣтъ; онѣ принадлежатъ фамиліямъ, оставшимся вѣрными Ватикану.
Мужчины, въ общемъ, красивѣе, барственнѣе и образованнѣе женщинъ, сказалъ бы я, еслибъ не боялся обобщать. Всѣ тѣ знатные римляне, съ какими я встрѣчался, были люди тонкіе, много ѣзжавшіе, начитанные, съ тѣмъ оттѣнкомъ наслѣдственной независимости, какая замѣчается только у англійскихъ лордовъ.
На строгій аршинъ иностранца, избалованнаго лондонскимъ сизономъ я парижскимъ сезономъ — въ римскихъ гостиныхъ, пожалуй, и очень не много притягательнаго. Мнѣ что-то совсѣмъ не попадались такіе форестъеры, кто бы, какъ бывало Стендаль, восторгались всѣмъ въ итальянскомъ обществѣ, а превыше всего женщинами.
Но послѣ Рима, его палаццо съ фамильными галлереями, старинныхъ гостиныхъ, пріемовъ, въ извѣстномъ тонѣ, выправки прислуги, сотни подробностей культуры, отъ которой пошло на всю Европу умѣнье красиво и барственно жить, — вамъ и самые роскошные свѣтскіе дома Парижа покажутся чѣмъ-то слишкомъ растаквэрскимъ, — употребляя уже избитый жаргонный терминъ. Это все равно, что впечатлѣніе отъ Парижа послѣ Лондона. Онъ вамъ непремѣнно покажется мелкимъ, несмотря на претензію быть первой «столицей міра».
А ужъ не въ обиду будь сказано намъ, русскимъ, — послѣ римскихъ домовъ и гостиныхъ, — наша комнатная элегантность будетъ отзываться магазиномъ Кумберга, за самыми небольшими исключеніями. Но и въ чертогахъ нашихъ баръ и богачей нѣтъ наслоеній вѣковой культуры и культа красоты, того стиля, который вырабатывался тутъ же, на мѣстѣ, а не сдѣланъ по заказу.
А языкъ? Развѣ итальянская рѣчь, да еще «in bocca romana» [75]— не придаетъ изящества, музыкальности и вѣскости каждому разговору, даже не очень занимательному? Приходится пожалѣть лишь о томъ, что нынче въ Римѣ,—и въ свѣтѣ, и въ буржуазіи, — слишкомъ многіе знаютъ иностранные языки и балуютъ форестьеровъ и въ своихъ гостиныхъ, и въ гостяхъ, черезчуръ охотно говоря и по-французски, и по-англійски. Это удобно для иностранцевъ; но лишаетъ римскую гостиную ея главной прелести.