И отвѣчаетъ на очень чистомъ русскомъ языкѣ.
— Пришли помолиться небось?
— Какъ же, сударь… Благолѣпіе здѣсь на рѣдкость. И-и Господи!
— Гдѣ же вы живете?
— Въ успиціи, милый баринъ, въ успиціи.
«Успиція» — это, вѣроятно, богодѣльня или страннопріимный домъ какой-нибудь монастырской общииы.
И сколько нашихъ народныхъ типовъ встрѣчалъ я гдѣ-нибудь на паперти св. Петра, прямо изъ тѣхъ уѣздовъ Привислинскаго края, гдѣ хохлы — тайные уніаты. Или какой-нибудь литвинъ, бѣлоруссъ попадется — точно сейчасъ выхваченъ изъ нашего русскаго захолустья— грязный, въ картузѣ, лохматый, бородатый, въ тяжелыхъ сапогахъ и балахонѣ, вродѣ свиты.
Такіе типы всего сильнѣе говорятъ вамъ о вселенскомъ значеніи и теперешняго Рима.
Никогда еще — съ тѣхъ поръ, какъ стоитъ власть папы — не наѣзжало столько англичанъ и американцевъ-католиков какъ въ послѣдніе десять лѣтъ. Цѣлые отели полны ими и вы въ гостиныхъ у итальянокъ безпрестанно знакомитесь съ дамами британской крови, самыми преданными сторонницами Ватикана.
Да и въ англиканской церкви въ такъ называемомъ «high church» замѣчается заигрываніе съ католицизмомъ. Въ своихъ обрядахъ она-все больше и больше переходитъ къ римскому ритуалу. Но и тѣ иностранцы, кто держится своихъ исповѣданій, чувствуетъ себя въ теперешнемъ Римѣ, какъ у себя дома. У всѣхъ сектъ есть свои церкви, не кое-какія домашнія молельни, какъ при папскомъ правительствѣ, а большіе храмы и всевозможныя капеллы. Они свободно производятъ свою пропаганду, читаютъ лекціи, открываютъ залы, гдѣ по вечерамъ поютъ и говорятъ проповѣди. Библейское лондонское общество держитъ здѣсь свою лавку и ежегодно пускаетъ въ обращеніе огромное количество дешевыхъ библій и новыхъ завѣтовъ. Однихъ евангелій на итальянскомъ языкѣ въ прошломъ году лавка эта продала нѣсколько десятковъ тысячъ экземпляровъ.
Полнѣйшей свободой и комфортомъ пользуются иностранцы въ Римѣ во всемъ, что входитъ въ ихъ общительныя и интеллектуальныя привычки. И англичане, и американцы, и нѣмцы (это три самыя обширныя иностранныя колоніи) живутъ въ Римѣ, забывая, что они на семи холмахъ вѣчнаго города, а не у себя въ Лондонѣ, Брайтонѣ, Нью-Йоркѣ, Берлинѣ или Франкфуртѣ. Вся римская розничная торговля держится форестьерами. Всѣ ихъ вкусы и требованія, въ особенности англичанъ и американцевъ, взяты въ разсчетъ. Стоить вамъ только походить по бойкимъ пунктамъ Рима — по Корсо, по Piazza di Spagna, Via del Tritone, площади около Piazza di Venezia, Via Condotti и около св. Петра, чтобы признать огромную универсальность Рима и то, какъ всѣ торговцы, трактирщики, извозчики, хозяева гарни и отелей, книжныя торговли и библіотеки живутъ ими. Англійскія вывѣски или рекламы мечутся вамъ въ глаза. Конторы Кука, Гааза и всякія другія дѣйствуютъ почти такъ же бойко, какъ у себя. Въ нѣкоторыхъ магазинахъ картинъ и objets d’art, у ювелировъ, мраморщиковъ, въ книжныхъ лавкахъ и кабинетахъ для чтенія только и слышатся иностранные языки и больше всѣхъ остальныхъ англійскій. Зайдите къ Piale, на углу Babuino и Piazza di Spagna, или къ Spithöver’y или къ Lösclier у на Корсо — вездѣ форестьеры. Отъ пяти до семи въ Tea-room, англійской чайной на Piazza di Spagna, не услышите почти ни одного итальянскаго звука. Это rendez-vous всѣхъ элегантныхъ форестьеровъ. Да и туристы средней руки всюду кишатъ. Вы ихъ встрѣчаете цѣлыми партіями, точно у насъ артели плотниковъ или вереницы богомолокъ, отправляющихся въ Кіевъ и Воронежъ.
Прежде, тридцать-сорокъ лѣтъ назадъ, все было если и подешевле, то съ грязцей, неудобно, стѣснительно при тогдашнихъ полицейскихъ порядкахъ; вездѣ — начиная съ почты и таможни — чувствовался гнетъ. Теперь ни паспортовъ, ни надзора, ни запрещеній журналовъ и газетъ. Главная почта (на площади S. Silvestro), выстроенная итальянцами въ стилѣ палаццо съ внутренней галлереей и атріумомъ, полнымъ растеній — самый оживленный пунктъ Рима, и тутъ всякій форестьеръ чувствуетъ себя гораздо болѣе «gemüthlich», чѣмъ нѣмецъ у себя въ Берлинѣ и парижанинъ въ своемъ Hôtel des Postes. Тутъ и продажа газетъ, и зала для иностранныхъ корреспондентовъ, и комната для писанія писемъ и упаковки посылокъ. До десяти часовъ вечера можете вы отправить и получить заказное письмо. Чиновники гораздо любезнѣе парижскихъ и нашихъ.
Когда-то иностранецъ путался въ римской монетѣ — во всѣхъ этихъ байокахъ, пиоли (60 сантимовъ), скуди (около 6 франковъ), піастрахъ. Было время, когда въ народѣ ходили наши мѣдные пятаки прежняго образца, почему старую дешевую мѣдную монету римляне звали Patacche — очевидно отъ слова пятакъ. Да и до сихъ поръ всякій итальянецъ говоритъ «Quattrini», когда хочетъ сказать вообще «деньги», а кватрино была дробная единица одного байока, который весь стоилъ около 6 сантимовъ. Десятичная французская система все это упразднила. Правда, въ Италіи нѣтъ пока въ обращеніи ни серебра, ни золота; но съ бумажками можно легко освоиться, точно такъ же, какъ и съ возобновленнымъ обычаемъ считать всѣ 24 часа сутокъ и печатать въ афишахъ: «начало въ 21 часъ», съ прибавкою, однако, въ скобкахъ цифры 9. А прежде, еще въ тридцатыхъ годахъ, римскій счетъ времени былъ совсѣмъ тарабарской грамотой для иностранца. Тогда часы прогулки на Корсо (теперь отъ 3 до 5 ч.) значились отъ 22 до 24 ч. Расходились вечеромъ (т.-е. до полуночи) въ 5 часовъ.
Все приняло общеевропейскій пошибъ, и Римъ — на цѣлые семь мѣсяцевъ — превращается въ настоящую космополитическую столицу.
Британская раса Стараго и Новаго свѣта запруживаетъ римскіе отели и пансіоны до размѣровъ, приводящихъ самихъ иностранцевъ въ отчаяніе.
— Помилуйте, — жалуется вамъ всего чаще русскій, — я пріѣхалъ сюда видѣть итальянцевъ, быть въ ихъ обществѣ, слышать разговоръ на языкѣ, который я такъ люблю. Поселился я въ хорошемъ отелѣ-пансіонѣ и всѣмъ доволенъ, еслибъ не такое нашествіе британцевъ. Въ столовой завтракаетъ и обѣдаетъ до пятидесяти человѣкъ, и все либо англичане, либо американцы. Цѣлая фаланга зрѣлыхъ дѣвъ и старушенцій! И зачѣмъ они прутъ сюда цѣлой ордой? Ни одного итальянскаго звука я не слышу цѣлый мѣсяцъ! Отвращеніе!
И это совсѣмъ не преувеличеніе. Слышать итальянскій языкъ надо въ кафе, на улицѣ, въ театрѣ, въ церкви; но не во множествѣ отелей и пансіоновъ, биткомъ набитыхъ британскими подданными и гражданами Сѣверо-Американскихъ Штатовъ.
Итальянцы не живутъ семьями въ отеляхъ и пансіонахъ, за исключеніемъ пріѣзжихъ изъ провинцій. А одинокіе итальянцы — депутаты, чиновники, купцы, промышленники — останавливаются въ другихъ отеляхъ, большей частью поплоше, и табльдотовъ не любятъ, а ходятъ ѣсть въ рестораны и тратторіи средней руки.
То же самое во всѣхъ музеяхъ, развалинахъ, церквахъ, торжествахъ, пріемахъ, на виллахъ, въ чертѣ города и въ окрестностяхъ Рима. Британско-американское нашествіе все покрываетъ. Вездѣ бѣдный русскій слышитъ птичью болтовню старыхъ дѣвъ и картавую хриплость джентльменовъ, свѣтскихъ и духовныхъ. Когда-то въ Римъ ѣзжали только лорды и сэры. Въ концѣ XIX вѣка повалилъ средній обыватель, всякій сѣрый и весьма пе занимательный, часто мало воспитанный, людъ дешевыхъ поѣздовъ, снаряжаемыхъ конторой Кукъ и К°. «Куки» — ихъ такъ зовутъ римляне — засиживаютъ, какъ мухи, вѣчный городъ.
Но есть и болѣе спокойные русскіе, — хотя они и рѣдки, — которые будутъ вамъ говорить въ такомъ родѣ;
— Англичане сдѣлали то, что теперь во всякомъ порядочномъ отелѣ за десять лиръ въ день у васъ и электрическій свѣтъ, и теплыя дѣстницы, и ванны, и свѣжее масло, яйца, хорошій чай, ростбифъ и mutton-chops перваго сорта, что прислуга вездѣ говоритъ на трехъ языкахъ, что можно все достать въ лавкахъ.
Въ свѣтской жизни римскаго сезона англо-американская колонія участвуетъ больше всѣхъ остальныхъ. Нѣтъ ни одного открытаго салона, гдѣ бы вы не встрѣчали англичанокъ и американокъ. Безъ нихъ римлянамъ, — охотникамъ до богатыхъ невѣстъ, — приходилось бы плохо. А теперь, — не такъ, какъ при папскомъ режимѣ—жениться на еретичкѣ очень легко; даже и въ Ватиканѣ стали смотрѣть на такіе браки снисходительно и «разрѣшенія» не Богъ знаетъ во что обходятся.
Многія леди и просто мистриссъ изъ новаго свѣта даютъ блестящіе вечера и роскошные обѣды, и римская знать очень на нихъ падка.
Лишись Римъ, по зимамъ, англо-американской колоніи — стало бы очень тускло и тихо въ Космополисѣ.
Замѣчательно однако, что у англичанъ нѣть здѣсь ни одного общества или учрежденія — научнаго или художественнаго; нѣтъ даже клуба. У американцевъ въ послѣднее время существуегь родъ археологическаго института. Есть мастерскія, гдѣ англійскіе и американскіе художники допускаютъ всѣхъ желающихъ работать за умѣренную цѣну: но все это — по частному почину. Правительства обоихъ государствъ ничего еще не заводятъ такого, что есть у нѣмцевъ и у французовъ; а вѣдь англо-американская раса подвержена дилетантскому культу изящныхъ искусствъ и древностей. Никто такъ усердно и методично не изучаетъ Рима, такъ много не говоритъ о видѣнномъ въ теченіе дня, какъ англичане и американцы. Въ столовыхъ отелей они часами болтаютъ о диковинкахъ Рима, всѣмъ извѣстныхъ. И тутъ умѣстно будетъ замѣтить, что репутація молчаливости англичанъ — совершенный вздоръ. Нѣтъ ни одной націи такой болтливой между собою, способной безконечно говорить о самыхъ извѣстныхъ вещахъ.
Еще до заключенія тройственнаго союза нѣмцы уже наводняли Италію, какъ туристы. Изъ Германіи попадать туда ближе, чѣмъ изъ Англіи или изъ Россіи. Нѣмцы давнымъ давно свили себѣ гнѣздо въ Римѣ — нѣмцы-археологи, историки, художники. Уже десятками лѣтъ держится память о тѣхъ славныхъ ученыхъ, которые обогатили науку по исторіи и древности Рима, и тѣхъ художникахъ, что задавали здѣсь тонъ всему артистическому міру, какъ когда-то Корнеліусъ и Овербекъ.
Нѣмцевъ ежегодно перебываетъ въ Римѣ не многимъ меньше, чѣмъ англо-американцевъ. Но очень много ихъ дѣлается осѣдлыми. Художниковъ-нѣмцевъ больше, чѣмъ какой-либо другой расы. У нихъ давно клубъ и еще другой кружокъ художниковъ. На засѣданіяхъ Германскаго археологическаго института, въ Palazzo Caffarelli — rendezvous всего, что есть въ Римѣ, во время сезона, самаго серьезнаго въ иностранной колоніи вообще. На вечеринкахъ ихъ клуба собирается огромная масса гостей. Въ разгарѣ сезона былъ я приглашенъ къ директору другого ихъ ученаго учрежденія — Прусскаго Историческаго Института, я нашелъ на этомъ в