Прощаясь съ Римомъ, каждый изъ насъ, кто пожилъ и поработалъ на своемъ вѣку, пожелаетъ, чтобы въ русскомъ среднемъ кругу и между людьми съ высшимъ образованіемъ возрастало число тѣхъ, кого тянетъ въ вѣчный городъ, кто не выноситъ изъ классическихъ гимназій только отвращеніе къ античной жизни, къ вдохновенному творчеству грековъ и римлянъ. Прежде, у отцовъ и дѣдовъ, у самыхъ чуткихъ, было это стремленіе туда, на родину всемірныхъ воспоминаній и чудесъ искусства, въ страну, воспѣтую гётевской Миньоной. Дѣти считаются гораздо суше и равнодушнѣе. Но время и ходъ культуры возьмутъ свое. Кто теперь не ѣдетъ въ Италію прокатиться? И въ Римъ стали ѣздить гораздо больше, чѣмъ это было тридцать лѣтъ назадъ. Всякій, кто изъ этихъ случайныхъ посѣтителей Рима хоть немного подготовитъ себя къ нему, навѣрно унесетъ душевную отраду и расширитъ свой кругозоръ. Онъ не будетъ повторять слова Шатобріана, любившаго рисоваться своей міровой скорбью: «C’est une belle chose que Rome pour tout oublier, tout mépriser et pour mourir» [86], a напротивъ, найдетъ въ себѣ новыя силы жить и забвеніе того тяжелаго, что мѣшало ему идти впередъ.
Такъ и я, въ мои годы, послѣ сорока лѣтъ житейскихъ испытаній и мозговой работы, шлю вѣчному городу мой сердечный привѣтъ?