Среди ночи Жюльен проснулся. Он был весь в поту, и на миг ему показалось, будто кровать под ним ходит, поднимается, опускается, норовит выскользнуть из-под него. Все тело мальчика сотрясали приступы сухого кашля, от которого саднило в гортани. В ушах шумело. Он приподнялся и стал прислушиваться к ночной темноте. Дождь прекратился, но ветер по-прежнему стучал в дверь и раскачивал доску, заменявшую каминный экран. Он со свистом проносился вдоль цинковой крыши, а затем обрушивался на жалобно скрипевшую оконную раму.
Мальчик опять забылся.
Когда в комнату вошел мастер, Жюльен мчался на велосипеде по воде и грязи, под дождем, ручьями сбегавшим по его телу…
Виктор протер глаза, потянулся и сказал:
— Ты здорово простудился, малый. Я слышал, как ты всю ночь ворочался и кашлял, точно чахоточный.
Мастер подошел к кровати Жюльена и положил ему на лоб холодную руку:
— У тебя жар.
Жюльен не пошевелился. Потом принялся кашлять.
— Так можно и в ящик сыграть, — заметил Морис.
— Да, вид у него неважный, — согласился мастер.
Виктор и Морис были уже на ногах. Жюльен откинул одеяло.
— Нет, — остановил его Андре, — я не могу позволить тебе встать с постели: у тебя сильный жар. Пусть поднимутся хозяева, а там поглядим.
Мальчик снова улегся.
— Веселая история, — проворчал Морис.
Когда все вышли из комнаты, погасив за собой свет, Жюльен посмотрел на потолок, чуть освещенный бликами, проникавшими сюда из цеха. Он услышал, как раздвигаются дверцы печи, как звенят противни на мраморном разделочном столе и позвякивают железные конфорки на плите. До него смутно доносился звук голосов. Временами все в его голове мешалось, и перед глазами проплывали различные лица. Мать… Девушка с улицы Пастера… Клодина… Мастер… Судомойка из гостиницы… Хозяйка… Они проходили вереницей, потом перемешивались и кружились, точно в хороводе.
Его разбудил яркий свет. Возле кровати стояли хозяин и мастер. Жюльен приподнялся.
— Погоди, — сказал Андре, — сейчас измерим тебе температуру.
Он протянул мальчику термометр.
— Пустяки! — воскликнул господин Петьо. — В его годы чуть что — и жар.
У Жюльена оказалось 39,8°. Хозяин пожал плечами.
— Постарайся уснуть, — посоветовал мастер.
Мужчины вышли. Дверь за ними закрылась, но Жюльен услышал, что мастер говорит о враче. Ответа хозяина мальчик не разобрал. Все стало каким-то расплывчатым и далеким. Где-то безостановочно звонили колокола.
В восемь часов утра госпожа Петьо принесла мальчику какой-то отвар. Пощупала у него пульс и сказала:
— Все обойдется. Завтра вторник. Полежите денек в постели, а в среду будете здоровы.
В полдень Морис принес чашку бульона. Жюльен выпил немного, но его тотчас же затошнило.
Он не то чтобы спал. Скорее впал в какое-то оцепенение. Часто перед его мысленным взором возникал родительский дом, и мать, и те зимние утра, когда он нарочно покашливал, чтобы не идти в школу. Мальчик прошептал:
— Это всегда действовало… Всегда действовало.
…И тогда он оставался в теплой кухне, разглядывал книги с картинками или рисовал. Отец, бывало, немного ворчал, но мать при этом сердилась. Разве можно посылать в школу больного ребенка!
После обеденного перерыва появился мастер и поставил Жюльену банки. Затем он положил ему на грудь припарки из льняного семени, смешанного с горчицей.
— Завтра я тебе опять поставлю банки, — сказал он.
— Но завтра вторник, — пробормотал ученик, — вы не работаете.
Мастер улыбнулся. И сел в изножье кровати. От жара Жюльен видел все будто в тумане, он плохо различал Андре, однако ему казалось, что тот так и будет сидеть здесь, возле него.
Два или три раза заходила хозяйка. Она приоткрывала дверь, делала два шага от порога и спрашивала:
— Ну как, лучше?
Жюльен качал головой.
— Вот увидите. Ничего не будет. Только лежите в тепле. И выздоравливайте побыстрее, а то бедняжке Морису приходится разрываться на части.
Морис был мрачен. Он ворчал:
— Вот незадача!.. За несколько дней до рождества, когда столько работы!
Во вторник хозяева весь день отсутствовали. Мастер приходил трижды. Один раз даже в сопровождении жены.
Они долго сидели возле мальчика и молчали, комната медленно погружалась в темноту. Светлые волосы женщины выступали золотистым пятном на фоне серой стены. Они что-то говорили. Жюльен время от времени покачивал головой. Голоса отдавались у него в ушах; потом куда-то мгновенно пропали, и все потонуло в сумерках.
В ту ночь Жюльену все время снилась мать. Она склонялась над ним, и рядом с ее лицом к нему склонялось другое лицо — с тонкими нежными чертами, обрамленное длинными кудрями, развевавшимися на ветру.
…Сам Жюльен был уже взрослым. Он болел, и у его постели сидели мать и жена; женой его была девушка с улицы Пастера.
28
— Тебе придется съездить за мясом для начинки.
— Но ведь сегодня среда, шеф, — заметил Жюльен.
— Среда-то среда, да ведь нынче двадцать второе декабря, дружок, через два дня — рождество. Ты, видно, не понимаешь, что это решительно меняет всю программу.
Мальчик вышел. Мясо для начинки — это неплохо, это значит — час наедине с Клодиной на кухне.
Небо прояснилось, ночью даже немного подморозило. От снега не осталось и следа, но всюду — на мостовых и на тротуарах — была насыпана бурая соль и песок.
Когда Жюльен поднялся с постели, у него слегка кружилась голова. Жара уже не было. Время от времени он еще чувствовал, как кровь приливает к голове, он еще немного покашливал, но не обращал на это внимания. Погода улучшилась, радость, казалось, вновь возвратилась в город, и мальчик тоже ощущал ее.
Он быстро съездил за мясом и возвратился в цех.
— Ступай, ступай, — сказал господин Петьо. — Торопись, а то Клодине скоро придется идти в магазин.
В тот день нужно было приготовить мяса гораздо больше, чем обычно. На это требовалось не менее двух часов.
Жюльен и Клодина принялись за работу. Госпожа Петьо была в столовой. Мальчик слышал, как она переставляет посуду, ходит, останавливается. Он с нетерпением ожидал минуты, когда хозяйка отправится в кондитерскую. И наблюдал за Клодиной. Склонившись над столом, девушка усердно трудилась, не поднимая глаз. Жюльен прикоснулся к ее руке. Не поворачивая головы, она отдернула руку.
В столовую вошел хозяин. Подойдя к дверям кухни, он просунул туда голову и спросил:
— Дело идет?
— Да, — ответила Клодина.
Господин Петьо немного повеселел. Работа спорилась. Весь дом походил на улей в летнюю пору. Вставали на час раньше; в полдень переставали работать перед самой едой, а вечером у всякого допоздна были дела. И все же, несмотря на усталость, никто не жаловался. Как будто пришло в движение маховое колесо и безостановочно вращалось, увлекаемое собственной силой.
Господин Петьо ходил из магазина в цех и обратно; он потирал руки и все время повторял:
— Давайте, давайте, поторапливайтесь! Осталось уже немного, надо приналечь напоследок… После праздников можно будет малость и передохнуть!
В кухне Жюльену и Клодине слышно было, что происходит в цеху. В печи позвякивали противни, кто-то взбивал сливки, мастер кричал. Потом заработала машина, она что-то толкла, растирала. Она стояла возле стены, примыкавшей к кухне, и, когда стучал мотор, стена дрожала. Чем быстрее он вращался, тем сильнее становилась вибрация, в кухню доносилось даже пощелкивание приводного ремня.
Хозяин снова вышел из цеха. Жюльен услышал, как за ним захлопнулась дверь в кондитерскую. Мальчик бросил быстрый взгляд в столовую: никого.
Сполоснув руки, он торопливо вытер их синим фартуком, потом обнял Клодину за плечи и попытался ее поцеловать. Девушка отпрянула и оттолкнула его.
— Нет, — сказала она, — нет, не хочу. Пустите меня.
— Почему? Там ведь никого нет.
Дальше отступать ей было некуда. Позади находилась раковина. Жюльен изо всех сил прижимал девушку к себе.
— Нет-нет, — упрямо повторяла она. — Оставьте… Не надо.
В глазах Клодины было то же выражение страха, какое он заметил, когда взбежал за нею по лестнице и вошел в хозяйскую спальню. Он тщетно пытался найти губы девушки, она отворачивалась. Ее волосы касались его лица, он шептал:
— Я люблю тебя. Разве ты не видишь, что я люблю тебя?
— Вы даже не знаете, что это такое.
— Я люблю тебя.
Вдруг она перестала бороться. Жюльен поцеловал ее. Он чувствовал, как у его груди стучит сердце Клодины. Рядом, в цеху, все еще работала машина, из-за этого дрожала стена, возле которой они стояли, но их внутреннее волнение заглушало шум. Они долго стояли обнявшись. Клодина больше не сопротивлялась, и Жюльен сжимал ее грудь.
Вдруг она резко оттолкнула его. Мальчик чуть не упал. По ее глазам он понял, что она смотрит на что-то позади него. Он быстро повернулся и увидел, как мимо дверей промелькнула белая куртка.
Шаги хозяина отчетливо послышались на выложенном плитками полу. Дверь, ведущая во двор, распахнулась и с шумом захлопнулась. В цеху по-прежнему работала машина.
Жюльен взглянул на Клодину. Она плакала. Немного поколебавшись, он подошел к ней.
— Нет, — взмолилась она, выставив руки перед собой.
— Почему ты плачешь? — спросил мальчик. — Ведь он ничего не сказал.
Девушка замотала головой. От рыданий грудь ее вздымалась.
— Тебе не понять, — прошептала она. — Тебе не понять.
Ее голос прервался.
— Скажи… В чем дело? Скажи мне…
Клодина вытерла глаза кончиком передника и, не отвечая, опять принялась за работу. Беззвучные рыдания все еще сотрясали ее грудь. Жюльен также принялся резать мясо. Через минуту он спросил:
— Но почему ты так горько плачешь?
— Не надо говорить мне «ты», — попросила Клодина.
Опять наступило молчание, слышно было только глухое гудение мотора да шум, доносившийся из цеха.
— Вы боитесь из-за жениха? — спросил мальчик.