— Да, добыча за два последних месяца, только нам от нее почти ничего не останется, — отозвалась Амана и на мое удивление пояснила, показав на первый ящик: — Вот эти нихарны идут в счет государственного налога — каждый год мы должны отправить сто отборных камней в столицу. А вот эти, — она показала на второй, — вира.
— Вира? — Это было странно. Насколько я знал, виру выплачивали за несправедливое обвинение, оскорбление, случайную смерть, и выплачивала всегда слабая сторона или сторона, проигравшая в суде, но ни разу ни Амана, ни кто другой из аль-Ифрит не упоминали о том, что они задолжали какому-то другому клану. — Как так получилось? И за что?
Амана прекратила раскладывать камни по коробкам. Вздохнув, потерла лоб.
— Это не вира в привычном понимании, просто мы между собой так ее называем. Помнишь, я рассказывала о кровной вражде с Энхард?
Я кивнул — еще бы я этого не помнил.
— Супругой старшего сына даны Инджи была Элайда, из клана Мейфен. Этот клан из Старших, но за последние сто лет он настолько обеднел и ослаб, что не стал Младшим лишь потому, что по законам Империи снижение статуса клана не предусмотрено.
Около века назад прямо на территории замка их Старшей Семьи начал расти Разрыв. И этот Разрыв, и последовавшее за тем создание Границ забрали все корневые земли. Спустя десять лет Керимское наводнение затопило их сереброносные шахты, а еще позднее из-за прорыва дамбы их черноземы превратились в солончаки… В общем, весь век на них сыпалось несчастье за несчастьем.
Я слушал молча, внимательно. Если я действительно был Кентоном, то Амана сейчас рассказывала о моей матери и ее родном клане. Отчего-то прежде я даже не задумывался о том, из какого клана происходила она.
Мейфен — в «Хрониках» ему отводилось едва полглавы, и хотя автор прямо не говорил о нынешней незначительности клана, это проскальзывало между строк.
— Элайда была жемчужиной своей семьи, их надеждой, — продолжала Амана. — Не столько благодаря силе — у нее было девять камней, что достойно, но не уникально — сколько благодаря способностям к целительству. Себя может исцелить практически каждый сильный маг, а вот с лечением других людей возникают сложности, Элайде же это давалось удивительно легко. Но самое главное заключалось в том, что она могла снимать демонические проклятия, — на последних словах интонация Аманы стала задумчивой и печальной.
— Звучит так, будто снимать демонические проклятия сложнее, — сказал я.
— Да, конечно, намного сложнее. Помнишь, в Гаргунгольме мы видели мою маленькую сестру в этом жутком облике червя? Если бы Элайда была жива, и если бы мы доставили сестру к ней, она бы смогла снова превратить ее в человека. А сейчас я даже не знаю, есть ли во всей империи целитель, способный на такое…
— Я правильно понимаю, что Элайда могла повернуть вспять уже полностью свершившуюся демоническую одержимость? — спросил я, и на кивок Аманы продолжил: — Подожди, но вы с Кастианом говорили мне, что это невозможно.
— В той ситуации, в которой мы находились, это и было невозможно. Откуда бы на территории Корневой Башни взялся целитель с уникальным талантом, какие рождаются не каждый век? — Амана ненадолго замолчала, потом добавила: — Рейн, мне кажется, ты решил, будто демоническое проклятие и демоническая одержимость это одно и то же. На самом деле нет.
В редких случаях бывает, что проклятие приводит к одержимости, но это скорее исключение из правил. Обычно люди, попавшие под воздействие таких проклятий, либо умирают, либо страдают от симптомов, напоминающих некую болезнь, но, в отличие от болезни, излечиться не могут. Проклятия порой воздействуют не только на тело, но и на разум, вызывая видения и страхи, либо поднимая к поверхности давно забытые воспоминания… Возвращаясь к Элайде — когда она была еще студенткой, с только-только открывшимся даром, моя мать вместе с Хеймесом попали под действие демонического проклятия. Элайда их спасла, — по интонации Аманы чувствовалось, что все было куда сложнее, чем подразумевала эта простая фраза.
— Потом… много чего еще случилось, и они стали друзьями. Отец рассказывал, что они с мамой очень хотели заполучить Элайду к нам в клан, искали для нее подходящего жениха, но не успели — ее купил себе в жены старший сын даны Энхард.
— Купил⁈ — переспросил я недоверчиво.
— Ну а как еще это назвать? — Амана поморщилась. — Он предложил в качестве выкупа за невесту протекторат над городом Джиранг на границе с владениями Мейфен. Те к тому времени были практически разорены, налоги с горожан помогли бы им подняться на ноги. Ради семьи Элайда согласилась.
— Это большой город?
— Около миллиона человек населения, плюс через него проходит торговый путь, а сбор с караванов и базаров всегда приносит хорошую прибыль.
Я моргнул. В «Хрониках» упоминались выкупы как за девушек, так и за парней — когда те уходили в клан будущей жены — но размер этих выкупов был обычно куда скромнее.
— Сын даны Инджи так сильно влюбился?
Амана покачала головой.
— О любви там речь вообще не шла, его интересовали только ее способности. Видишь ли, из-за неизвестного проклятия все сыновья даны Инджи были бесплодны — сколько бы женщин они не перебирали, никто не смог забеременеть. Сами энхардцы утверждали, что это демоническое проклятие, но ходили слухи, что на самом деле это было проклятие крови.
— А какое отличие?
— Проклятие крови не имеет отношения к демонам, оно случается, когда кто-то проливает свою родную кровь и порой падает не на самого преступника, а на его потомков. Но это на самом деле легенда, — торопливо добавила Амана. — Все случаи якобы проклятия крови оказывались в итоге чем-то совсем другим. С энхардцами получилось также.
Сначала они просто наняли Элайду, надеясь на ее дар, но когда она определила проклятие как костяное и отказалась иметь с ним дело, наследник Энхард решил, что войди она в клан его женой, у нее не останется выхода, кроме как помочь.
— Ты же сказала, что Элайда могла снять любое демоническое проклятие. Почему она отказалась?
— Костяное — то есть проклятие Костяного Короля, — Амана посмотрела на меня со значением, но я покачал головой, все еще не понимая.
— Костяной король очень не любит, когда чужаки вмешиваются в его дела. Если кто-то посмеет снять костяное проклятие, оно вполне может перейти с жертвы на целителя и его или ее семью, да еще и изменить свои свойства в худшую сторону.
— А как энхардцы вообще это проклятие получили? Насколько знаю, Костяной Король не появлялся на территории империи больше ста лет.
— Представления не имею, — Амана пожала плечами. — Но не удивляюсь, что именно энхардцам каким-то образом удалось разозлить лично короля демонов. У них талант создавать себе врагов.
— И что в итоге? Элайда сняла это проклятие?
Амана кивнула.
— Да, но не сразу. Она несколько лет изучала его, искала способ снять так, чтобы не пострадать самой, и вроде бы в итоге нашла. По крайней мере после того она сумела дважды забеременеть и родить здоровых детей, а потом дети появились и у жен младших сыновей даны Инджи. Когда у нас началась кровная вражда, она пыталась уговорить мужа замириться, но было уже слишком поздно.
Замолчав, Амана подняла один из нихарнов, покрутила в руках, вновь положила на место.
— Элайда погибла случайно, оказалась не в том месте не в то время. Отец не хотел ее убивать. В тот раз умереть должны были только младшие сыновья даны Инджи с их семьями, и предполагалось, что Элайда отправилась за пределы корневых земель Энхард. Не знаю, почему она вернулась раньше срока и сразу кинулась в их крыло. То ли подозревала о чем-то, то ли ей кто-то что-то сказал, то ли это все было просто несчастливым совпадением. Так или иначе, тело Элайды нашли вместе с остальными.
Я слушал молча и, честно, даже не смог бы сказать, что именно чувствовал.
С одной стороны, все это случилось уже очень давно, все виновники уже сами были мертвы, с другой — если Элайда действительно была моей матерью… Мне вдруг нестерпимо захотелось узнать, как она выглядела, узнать, похож ли я на нее. Захотелось услышать ее голос…
— Примерно через месяц после ее смерти, — продолжила между тем Амана, — законник клана Энхард явился в клан Мейфен и объявил, что Джиранг — тот самый город, который был выкупом за Элайду — вновь переходит под протекторат клана Энхард. Одновременно с этим войска Энхард практически бескровно заняли город, тут же поменяв наместника и главного судью. Оказалось, что в контракте на передачу протектората было несколько двусмысленных фраз мелким шрифтом, на которые Мейфен изначально не обратили внимания. Дана Инджи заявила, что Мейфен якобы нарушили важные условия, что делало контракт недействительным.
— Это разве законно? — спросил я недоверчиво.
— Конечно нет, и с сильным кланом такое бы не сработало. Но Мейфен все еще были по шею в долгах, даже десять лет городских налогов было недостаточно, чтобы расплатиться.
Когда Мейфен попытались протестовать, законник Энхард заявил, что в случае, если они пойдут в суд Старших кланов, энхардцы подадут встречный иск и потребуют вернуть все полученные с города налоги и торговые сборы в трехкратном размере. Мейфен покорились.
— Но они бы выиграли суд?
— Не знаю, — Амана пожала плечами. — Заступись за них хотя бы пара сильных Старших кланов, возможно и да, вот только за этот век несчастий они успели растерять всех союзников. И я не уверена, что какие-то кланы выступили бы на их стороне только из чувства справедливости… Хотя, может быть, и выступили бы — все же такое вопиющее нарушение брачных контрактов создало плохой прецедент для всех. Так или иначе, Мейфен побоялись рисковать.
Отец переживал из-за смерти Элайды. Элайда была старшей из семерых детей, всегда беспокоилась о младших, и он чувствовал, что если поможет им, то ему станет легче на душе. Тогда, собственно, он и отослал им впервые пятьдесят нихарнов, и пока был жив, отправлял каждый год, а после смерти отца продолжил это делать уже Хеймес.