В чужом клане — страница 38 из 42

Я кивнул, а в памяти невольно промелькнуло воспоминание об амране, гигантском белом пауке, затесавшемся среди моих предков, чьи сородичи правили одним из этих теневых королевств.

— Рудокопство всегда было одной из самых опасных профессий, — жрец вздохнул. — Под землей слишком много потустороннего, не похожего на наземных тварей. Сперва, столкнувшись с нападениями, люди подумали, что это лишь новые подземные монстры, но скоро поняли, что те вели себя слишком непривычно. Не убивали людей, не пожирали, не пытались превратить в инкубаторы для своих личинок, а утаскивали еще живыми в сияющие фиолетовым цветом арки, которые схлопывались, едва маги пытались последовать за ними, чтобы спасти похищенных. Количество нападений росло ежечасно, и вскоре все работы в шахтах были остановлены. Однако после этого новые твари начали появляться уже на поверхности и нападений стало еще больше. Тогда-то Пресветлая Хейма и явила себя, и показала людям, как справляться с этой напастью.

— У меня такое подозрение, что это оказалось не быстрым делом, — сказал я.

— Не быстрым, — согласился жрец. — На это ушло несколько десятилетий. Но в конце концов все теневые королевства были запечатаны божественной печатью.

— И твари оттуда больше не могут проникнуть к нам? — уточнил я.

— Одиночные иногда проникают, — с сожалением отозвался жрец. — Все же со времени наложения печатей прошло больше тысячи лет. Но по одиночке теневые твари немногим опасней обычных демонов и монстров, с которыми справляются маги, мастера А-та и мои собратья.

Фреска, изображающая пятый аватар, отличалась от остальных. Если те выглядели как реалистичные картины среза жизни, то в этой все, начиная с ярчайших красок, особенно переизбытка золота, и заканчивая фигурой богини, было слишком — слишком ярким, слишком слепящим, слишком неестественным. И сама богиня тоже — кто бы ни создавал эту фреску, несомненно использовал магию, поскольку кожа богини светилась изнутри. Она была больше самой жизни, а все изображенные там люди — не более чем плоские блеклые фигурки, существующие лишь для того, чтобы оттенить ее величие.

— Хейма-Победительница, — произнес жрец с таким глубоким благоговением, какого не удостоился ни один из прежних аватар.

Я пригляделся к нижней части фрески — то, что сперва показалось мне черной пожухлой травой у ее ног, было крохотными фигурками демонов, мертвых или умирающих.

— Три века назад богиня спасла людей от самого страшного нашествия демонов со времен Прибытия. Она остановила их мерзкого владыку и развоплотила Костяного Короля, его первого военачальника. Она развернула орды Темного Юга и заставила вернуться в океанскую бездну Великого Кракена…

Мне вспомнилось то существо со множеством щупалец, которое я увидел глазами Корневой Башни. Тоже кракен, только мелкий, как Башня сказала. Интересно, насколько велик был Великий Кракен? Жаль, что на этой фреске на него не было и намека.

Я отступил на шаг назад, изучая картину, и вновь обратил внимание на руны, которые огибали рисунок и выглядели больше узорами, чем словами. Но если приглядеться, то можно было их разобрать.

— «Высшая цель — выживание человечества», — прочитал я вслух. — «Высшее благо — процветание человечества».

Именно эти две фразы повторялись на фреске вновь и вновь. И не только на ней — посмотрев вбок, я увидел на соседней то же самое.

— Что это?

Жрец сложил руки у груди.

— Это главная заповедь Церкви.

Звучало как-то пессимистично, особенно первая часть.

Хотя, с другой стороны, в этом мире, в окружении монстров и демонов, такая заповедь и была самой естественной.

Я протянул руку, обводя пальцами ее самые первые руны, и вдруг ощутил, что падаю, но не на каменный пол, а куда-то в бездонную черноту.


Одно, два, три мгновения — и чернота рассеялась, явив реальность, совсем не похожую на прозрачное спокойствие храма. Передо мной и надо мной возвышался город. Не Броннин. Этот чужой город был явно больше и старше, его стены в три раза выше, его ворота украшены кованными узорами, а ров вокруг его стен, заполненный ядовитой водой — каким-то образом я сразу понял, что она ядовита, — был широк, как река.

Но все его защиты не имели значения, потому что всего через несколько мгновений после того, как я на него впервые взглянул, он вспыхнул черным огнем.

Я никогда не видел такого огня прежде. Черные языки пламени пожирали стены, превращая крепкий камень в песок, расплавляли ворота, высушивали воду во рву. Кто бы ни направил это пламя на город, силу он ни экономил.

Вот стены пали и за ними я увидел дома, людей, сизый дым — дым от черного пламени был таким же, как от обычного. Пламя надвигалось, не щадя никого…


Реальность сдвинулась вновь, и я опять увидел тот же город, опять целый, только в этот раз его осаждали полчища тварей, напоминающих гигантских сверчков, каждый размером с лошадь. Они ползли вверх по стенам, даже, кажется, не замечая гибели своих собратьев, которых убивали защитники города.


И опять изменение реальности, только теперь на город нападало не живое. Теперь на него шли десятки гигантских смерчевых воронок, вспыхивающих молниями, громыхающих все ближе и ближе…


—…господин! — донеслось до меня будто откуда-то из глухой ямы. — Господин! Что с вами? Очнитесь!

Реальность сдвинулась еще один раз, и я увидел рядом с собой встревоженное лицо жреца. Оказывается, я, опираясь спиной о ближайшую колонну, медленно сползал по ней на пол, а бедняга-жрец пытался удержать мой немалый вес одной рукой, другой вцепившись в свою трость, чтобы не упасть самому.

— Что с вами было⁈ — спросил жрец, убедившись, что я больше не собираюсь падать.

— Я… — перед моим мысленным взором все еще стоял город, только что трижды атакованный и, возможно, погибший. Что это было? Опять воспоминание? Но почему такое странное, будто разные вариации одного и того же события?

— Я почти не спал сегодня ночью, — произнес я наконец. — Не привык к такому, вот голова вдруг и закружилась. Прошу прощения за беспокойство.

Оправдание было слабым, но придумать ничего лучше я не смог.

— Я прежде полагал, что молодежь способна танцевать всю ночь напролет, а на следующий день вести себя как ни в чем не бывало, — пробормотал жрец.

— Ну… я тоже так думал, — я сделал несколько осторожных шагов, но реальность больше не менялась. Значит, причиной послужило то прикосновение к рунам на фреске. Так, зарубка себе на памяти — никогда этого не повторять!

— Благодарю вас, светлейший, за ваше время и рассказ, — я склонил голову, сложив руки у груди в замок.

— Приходите еще, — предложил жрец, мягко улыбаясь. — И аватары Пресветлой Хеймы, и ее служители совершили немало других славных деяний, запечатленных на стенах этого храма, мне будет в удовольствие рассказать о них. Вы никого не потревожите, до конца фестиваля я в храме один, — на последних словах его улыбка пропала, а на лице промелькнуло печальное выражение.

Глава 26

Пятый день фестиваля походил на предыдущие четыре во всем, кроме одного — чувство покоя, защиты и доброжелательности, обнявшее город с самого начала праздника и к которому я уже успел привыкнуть, ослабло. Я ощутил это с самого утра, едва проснулся.

После урока с лицедейкой — сегодня она расщедрилась на нечастую похвалу — я спустился по лестнице на первый этаж гостиницы и привычно направился в сторону кухонь. На второй день уроков я случайно выяснил, что местная повариха пекла удивительно вкусные пирожки с заварным кремом, равных которым не подавали ни в корневом замке, ни в городской резиденции, и с тех пор каждый день покупал их с полдюжины.

В главном зале было непривычно людно. Обычно постояльцы, гулявшие всю ночь, в это время еще спали, но сейчас за столами сидело с десяток путешественников. Униформу они не носили, но вся их одежда была пошита будто одной рукой, и оружие тоже выглядело похожим.

Вооруженная охрана, скрытно сопровождающая представителя важной семьи некоего клана? Вернее, не так уж скрытно — военную выправку они даже не пытались маскировать.

Впрочем, раз их допустили в город, врагами аль-Ифрит они быть не могли.

Из общего зала в кухни вел длинный узкий коридор без окон, освещенный тусклыми светильниками. Я прошел его, завернул за угол и в паре шагов от закрытых дверей, в боковом проходе, ведущем к запертой кладовой, увидел ту самую молоденькую актрису, которая обычно приносила «бабушке» а-Корак чай с печеньем. Как, кстати, эту молоденькую актрису звали? Вроде бы Касси? Или Кассия?

Была она там не одна — прижавшись к ней почти вплотную, куда ближе, чем позволяли правила приличий, оказался незнакомый мне богато одетый парень. Одной рукой он крепко держал ее за талию, а второй лез под юбку…

Свидание? — мелькнула у меня мысль. Странное место они для этого выбрали.

Услышав мои шаги, девушка дернулась, пытаясь вывернуться из рук парня, но смогла только повернуть в мою сторону голову.

Даже в этом тусклом свете я заметил как ее бледность, так и то, каким несчастным и испуганным было у нее выражение лица.

Хм, разве с такими лицами ходят на свидания?

Парень тоже глянул на меня, раздраженно и зло, с той привычной надменностью, которую дает власть, полученная с детства. Его лицо показалось мне самую малость знакомым, но я не смог вспомнить, откуда.

— Вали отсюда! — велел он тоном, не терпящим возражений. Я нахмурился, продолжая разглядывать и парня, и девушку. А та уставилась на меня умоляюще и вновь дернулась, пытаясь освободиться.

Нет, не свидание. Точно не свидание!

Но если этот парень затащил ее сюда насильно, почему она не кричала, не звала на помощь?

Впрочем, мне тут же вспомнилась почти дюжина здоровяков в главном зале. Уж не этого ли парня они сопровождали и охраняли? Возможно, девушка тоже их видела, потому и молчала, боясь, что если будет кричать, сделает себе только хуже, а помощи не получит? Или надеялась, что обойдется, и он ее все же отпустит? Боялась разозлить важного нобиля — ну или кем там этот парень был — и подставить под удар всю труппу? Просто перепугалась так, что от страха отнялся язык?