На челноках опять захлопали в ладоши и стали бить в полдюжины маленьких барабанов. Потом главный оратор островитян сказал:
– Какури такой человек, у которого еще все зубы целы, и он не даст какому-нибудь уара-сура вырвать у себя хоть один. Мы поймали двенадцать человек уара-сура, когда они побежали от чужестранцев через Макару. Какури распорядится, чтобы их предали смерти до заката солнца, и завтра придет для встречи с начальником пришельцев.
Когда они отплыли восвояси, я обратился к Бевуа и стал расспрашивать его о ваньявинджи: кто такие ваньявинджи и составляют ли они отдельное племя?
Бевуа пристально посмотрел на меня и сказал:
– Зачем ты спрашиваешь? Разве не знаешь, что мы тебя считаем ваньявингом? Кто же, кроме ваньявинджи и вашвези, бывает такого цвета?
– Как, разве они такие же белокожие, как и мы?
– У них нет такой одежды, какая у вас, и на ногах они не носят ничего такого, но они высокого роста, с длинными носами и бледной кожей. Мы слыхали от стариков, что они приходили из-за Рувензори; с той же стороны пришли и вы стало быть, вы тоже ваньявинджи.
– А где они живут?
– В Руанде. Руанда – великая страна; она простирается к югу отсюда полукругом с юго-востока на юго-юго-запад. Их копьям нет числа, а луки их выше меня. Король Усонгоры – Ньика, родом из мьявингов [мьявиндж – единственное число от ваньявинджи]. В здешней стране есть люди, которых Каба-Реги не в силах одолеть, и эти люди в Руанде. Туда не сунется даже король Уганды.
На другое утро явился Какури и принес в дар рыбу, коз, бананы и бобы. Вместе с ним пришло несколько васонгорских вождей, которые вызвались сопровождать нас, в надежде, что на пути к Торо и Ухайяне мы встретимся с шайками разбойников и им удастся подраться с ними. Властитель островов – красивый человек отличного телосложения, но цветом кожи нисколько не светлее самых черных ваконжу; между тем как васонгоры и цветом и чертами лица так живо напоминают наилучшие образцы сомалийского и галльского типа, как будто принадлежат к одному с ними племени.
Мы предложили Какури после полудня привести свои челноки, нагрузить их солью и переправить на свой остров, так как дня через два мне необходимо трогаться в дальнейший путь на восток. Весь остальной день сотня островитян деятельно занялась перевозкой соли на остров Какури, в чем немало помогли им сопровождавшие нас ваконжу. Они уходили в озеро метров на сто – вода была им не выше колен – и, погружая руки в воду, вытаскивали оттуда большие комья кристаллизованной соли, которую носили сначала на берег, а потом через гряду холмов к челнокам на озеро Эдуарда.
19 июня, найдя довольно большой челнок, впрочем, очень тяжелый и неуклюжий, я взял с собой двенадцать человек гребцов и отправился на разведку. К 11 часам утра мы прошли около 15 км и стали против селения Кайюра, состоявшего из восьмидесяти одной просторной хижины и богатого стадами коз и овец. Кайюра родом из племени васонгора, до сих пор не покоренного уара-сура.
Наше суденышко было так тяжело и неповоротливо, что я не решился заходить слишком далеко от берегов: при малейшем ветре вода плескалась через борт и угрожала затопить челнок. Однако мы довольно долго шли в расстоянии километра от берега и беспрестанно бросали лот для измерения глубины; но глубже 5 м нигде не было, да и то снизу на метр глубины залегал сплошной мягкий ил. За 400 м от берега я опускал на дно длинный шест, и каждый раз, как его вынимали, на нем оказывалось снизу на метр ила, издававшего нестерпимую вонь, – точно из помойной ямы.
С утра поверхность озера гладкая, как зеркало, и зеленовато-серого цвета. По берегам наблюдается необыкновенное множество бабочек, кроме того, и в воде их мертвых плавает много.
Посреди бухты Катуэ лежат два острова, каждый высотою около 30 м над поверхностью воды. На одном из них мы заметили утес, белый, как мел. Оба острова, по-видимому, густо населены и застроены большими деревнями.
На обратном пути к Катуэ я видел большого черного леопарда, который был от нас не более как за 300 шагов и, очевидно, только что утолял жажду у озера. Но он исчез из виду прежде, чем мы успели повернуть в ту сторону нашу неуклюжую лодку.
Потеряв целый день на эту прогулку, я успел исследовать один только залив да заглянул по ту сторону мыса за островом Кайюры, где, впрочем, ничего почти не видал кроме хаотического пространства: там лежал густым облаком туман, и дальше пяти километров ничего не было видно.
20 июня экспедиция выступила из Катуэ в сопровождении многочисленной свиты васонгорских вождей и пастухов и новых наших друзей ваконжу; мы пошли на восток по тропинке, вьющейся берегом большого соляного озера, и спустились оттуда в круглую котловину меньшего озера, наполненного густым рассолом и окруженного травяными лугами. Перейдя горный кряж к востоку от котловины, мы сошли в обширную равнину, очевидно, в недавнее еще время бывшую под водами озера Эдуарда. Местами попадались еще залитые водой впадины и узкие болотца. Пройдя около 30 км такими низинами, мы пришли в селение Мукунгу, в округ Уньямпака королевства Торо; вождем оказался тот самый Касессэ, о котором я много слышал в бытность мою в этих краях в январе 1876 г.
Деревня Мукунгу, состоящая из полудюжины зериб, расположена напротив длинного, низкого острова, называемого Ирангара. Узкая протока озера, шириной не более полутораста метров, извивалась вокруг него и между островами Катеро, Катерибба и четырьмя или пятью другими, восточнее Ирангары. На поверхности протоки во множестве плавали листья пистии. Вдали, по ту сторону островов, сквозь туман рисовалось высокое плоскогорье Ухайяны, а на юге едва заметно обозначался профиль Китагвенды, округа, управляемого вождем Руиги. Установив эти факты, я безошибочно знал, что стою на западном берегу той длинной озерной бухты, которую в 1876 г. я окрестил заливом Беатрисы.
Весь скот жители отсюда перегнали на остров Ирангару, все ценные предметы убрали подальше и еще на днях из Мукунгу второпях угнали громадное стадо в Бурули из опасения, чтобы оно не досталось в добычу Рукаре и его отступающей армии. Судя по хижинам вождей, надо думать, что жители Мукунгу навострились по части орнаментального зодчества. Жилище, которое отвели паше, было донельзя изукрашено: это была хижина высотою в 6 м и до 8 м в поперечнике, с ярко раскрашенными воротами, наподобие той штукатурки, которая была в употреблении у древних египтян.
Вход просторный, около 2 м высоты и столько же ширины, сверху очень аккуратно выведенный полукругом. Внутренность хижины разделялась перегородками, также обмазанными глиной и расписанными различными фигурами: тут были и треугольники, и ромбы, и круги, и прямые полоски, и точки, и все раскрашено красным и черным цветом. Прямо против дверей была приемная, за нею помещалась семейная спальня, а направо, за несколькими перегородками, комнаты предназначались для детей.
Каждая зериба, помимо непроницаемой ограды из колючего кустарника, была выложена изнутри кольцеобразным валом из коровьего навоза, высотою в полтора метра. Такие высокие навозные валы, выведенные в форме круга, часто встречаются в Усонгоре и могут продержаться еще сто лет, обозначая собою места прежних поселений после того, как самая деревня исчезла и несколько поколений ее обитателей вымерло.
У озерных рукавов и проток, очень похожих на русла рек и также то расширенных, то суженных, водится несметное множество всякой водяной птицы: утки, гуси, ибисы, цапли, аисты, бакланы, кулики, рыболовы, нырки и проч.
21 июня мы пошли по следам Рукары, его войска и табунов и, направляясь сначала на запад, потом на север, обогнули длинную бухту озера, названную заливом Беатрисы. Не так давно эта бухта должна была простираться гораздо дальше. Равнина совершенно плоская, и длинные отмели вдаются в нее с озера узкими языками. Через такие мелководья нам пришлось несколько раз переправиться. По мере движения нашего к северу вдали показались холмы Торо. Подойдя к ним, мы свернули на северо-восток и, сделав переход в 16 км, остановились в Мухокии, небольшой деревушке в равном расстоянии от озера и гор. Разведчики, шныряя по окрестности, взяли в плен дезертира из армии Рукары, сообщившего нам, что уара-сура находятся в Бурули.
22 июня мы продолжали путь. Справа, метров на десять ниже уступа, по которому мы шли, расстилалась равнина, гладкая, как стол, а слева – юго-восточные предгорья. Рувензори вдавался в равнину длинными отрогами, завершавшимися по большой части коническими холмами; плоское дно равнины образовало между ними широкие бухты. Мы перешли поперек трех ручьев и двух порядочных рек, называемых Уньямвамби и Рукокои, из которых первая загромождена громадной круглой галькой, гладко отполированной от трения в быстрине чрезвычайно бурливой реки.
Подходя к Рукоки, берега которой замаскированы высокими камышами, наш авангард встречен был неожиданным залпом множества мушкетов. Впереди у нас шли, к сожалению, васонгоры и ваконжу, служившие проводниками. Испугавшись, они сплошной кучей повалились в реку, и в наступившей суматохе их острые копья наделали гораздо больше вреда нам, чем скрытому в засаде неприятелю.
Однако наши наскоро сложили вьюки и в несколько минут сформировали два отряда, которые с полнейшим хладнокровием пошли в атаку на камыши и подоспели как раз в ту минуту, когда арьергард уара-сура вышел из прикрытия. Завязалась оживленная перестрелка. Для успешной войны с дикарями нужно иметь кавалерию, потому что они дерутся все вразброд и все время перебегают с места на место. Часть уара-сура бежала на юг, часть устремилась в горы, спасаясь от наших выстрелов. Убедившись в том, что они точно убежали, отряды наши прекратили преследование, люди разобрали свои вьюки, и мы продолжали путь к Бурули. Вскоре мы завидели обширные банановые плантации этого селения и решили там возобновить наши запасы, так как плодов было множество.
Перед тем как подойти к упомянутой засаде на реке Рукоки, мы заметили, что поперек тропинки положена зарезанная коза и вокруг нее десятка два желтых плодов, похожих на томаты и растущих здесь во множестве на кустах. Все мы очень хорошо знали, что это обозначает воинственный вызов со стороны уара-сура или же угрожает нам возмездием; но туземцы до такой степени верили в наше могущество, что без малейшего колебания шли вперед и были до крайности изумлены, когда им пришлось поплатиться за свою отвагу.