После полудня разведчики отправились выслеживать уара-сура и донесли, что различные партии их, разбежавшиеся по сторонам, опять соединяются и идут через равнину к востоку-северо-востоку. Разведчики не могли противостоять искушению и послали им вдогонку несколько выстрелов, отчего те побежали еще быстрее и по дороге бросали свой багаж, наши видели, как они принялись палками подгонять своих пленных. Но пленные, окончательно доведенные до отчаяния и страхом и побоями, кинули свои вьюки и со всех ног бросились бежать под защиту наших разведчиков. В числе разбросанного багажа оказалось много предметов, которые нам очень пригодились, а в числе пленных была молодая женщина из племени вахума, весьма приятной наружности, доставившая нам кучу драгоценных сведений насчет Рукары и его табунов рогатого скота.
На другой день рано утром капитан Нельсон взял отряд с сотней ружей и полсотни ваконжу и васонгоров, вооруженных копьями, и отправился по следам арьергарда Рукары с намерением, если возможно, нагнать неприятеля. Пройдя 20 км и нигде не видя его, он воротился в Бурули, куда и мы пришли после заката солнца, сделав в этот день отличный переход.
Мне говорили, что неподалеку отсюда есть два горячих источника, один близ селения Иванды, к северо-востоку от Бурули, другой, «настолько горячий, что в нем можно варить бананы», еще восточнее, близ Люаджимбы.
Совершив несколько очень значительных переходов по равнине, мы остановились в Бурули и отдохнули здесь два дня. Тропинки нам попадались все прямые, ровные, широкие, и не было на них ни кольев, ни корней, ни камушков, ни красных муравьев и вообще никаких препятствий. Притом же в Бурули было редкое обилие съестных припасов, и я находил, что нечего особенно торопить людей. Перед выступлением из этого цветущего селения наши союзники, ваконжу и васонгоры, попросили позволения уйти по домам. Каждый из вождей и старшин получил от нас подарки, и мы, к нашему сожалению, расстались. Бевуа со своими ваконжу были теперь за 140 км от своей родины; их крайнее благодушие, усердие и деликатность успели расположить к ним все сердца.
25-го мы шли 20 км по плоской равнине, сначала гладкой и зеленой, как садовая лужайка, пересеченной пятью речками и широкими участками болотистого грунта, потом, примерно на половине этого пространства, равнина начала слегка холмиться, представляя то легкие возвышения, то мягкие зеленые луговины. По холмам росли густые рощи акаций, а на краю склонов мы заметили три вида молочая, коренастые веерные пальмы, а также изредка пальмы укинду. После полудня мы стали лагерем в лесу, за час пути до реки Нсонги.
На этом месте, очевидно, нередко располагались лагерем шайки уара-сура и караваны, ходившие из Торо за солью к соляным озерам; речки поблизости не было, и потому наши повара, утомленные длинным переходом, воспользовались для стряпни тою водой, которую нашли в колодцах, вырытых здесь туземцами. От этой воды нам очень не поздоровилось.
На другой день перешли реку Нсонги, имеющую 15 м ширины и полметра глубины. Тотчас за рекой начался подъем на высокое плоскогорье Ухайяны, которое вместе с Торо, Китагуэндой и Анкори образует восточный водораздел бассейна озера Эдуарда. В полдень стали лагерем на широком уступе у селения Кавендарэ, в Ухайяне, на высоте 1 210 м над уровнем моря и 200 м выше уровня озера.
Уара-сура уже поджидали нас и тотчас начали стрелять с окрестных холмов, но когда авангард бросился в атаку, они убежали, оставив в наших руках здоровенного пленника: он только что собирался кинуть копье, как один из наших разведчиков, подкравшийся сзади, повалил его и взял в плен.
Перед подъемом на уступ мы прошли через селение Какония, окруженное роскошными нивами белого проса, кунжута, бобов и бататов. За час ходу отсюда на северо-восток лежит очень значительное поселение Карамулли.
Вскоре после разбивки лагеря один из египетских чиновников, Юсуф-эфенди, умер от отвердения печени. Это был уже, если не ошибаюсь, шестой покойник из числа египтян. Они вели у себя в Экваториальной провинции такую невоздержанную жизнь и так истаскались, что почти ни одного не было между ними крепкого человека, и тот физический труд, который занзибарцы переносили почти шутя, для египтян оказывался совершенно не под силу.
Действие колодезной воды, употребленной в пищу накануне, начало сказываться ровно через сутки, когда мы расположились на ночлег 26 июня. Более тридцати занзибарцев сразу заболели лихорадкой, слегли двое офицеров-европейцев, и я сам чувствовал себя очень дурно. Слуги наши не могли держаться на ногах, и носился слух, что некоторые совсем не дошли до лагеря; не досчитывалось также нескольких маньемов.
27-го дневали. Я послал лейтенанта Стэрса с его отрядом обратно по той же дороге, чтобы попытаться разыскать пропавших людей. Нескольких он встретил по дороге: они все еще плелись вперед в надежде догнать колонну. Одну женщину-невольницу из штата паши нашли по дороге заколотую копьем. Одного маньема уара-сура также чуть не закололи, если бы Стэрс не подоспел вовремя и не спас его от такой участи. Эти беззаботные люди нашли способ укрываться от бдительности арьергарда: они бросаются ничком в высокую траву и лежат смирно до тех пор, пока офицер с отрядом пройдет мимо.
Тем временем случаи болезни все умножались и дошли до двухсот. Египтяне, чернокожие, занзибарцы, суданцы и маньемы стонали, метались и жаловались на свои страдания. У самого паши, у доктора Пэрка, Джефсона также были очень сильные припадки.
28 июня сделали короткий переход ущельем через горную цепь Кавендарэ; проводником послужил нам один из пленных уара-сура. Авангард и средняя часть колонны благополучно миновали ущелье, но арьергард подвергся яростному нападению. Однако, когда наши ружья были пущены в ход, неприятели опять разбежались, и с тех пор мы больше ни разу не имели дела с разбойничьими шайками Каба-Реги, так называемыми уара-сура.
На другой день мы спустились на плоский уступ у подножья восточной стены бассейна Альберта-Эдуарда и пришли в Чамлириква, а 1 июля достигли Косунга-Ньянцы в восточном Уньямпака – места, хорошо мне известного по прежним путешествиям. В январе 1876 г. я посылал отсюда партию багандов отыскать мне лодки, на которых намерен был переправиться через только что тогда открытое озеро. Здешний король Булемо-Руига, наслушавшись хвалебных отзывов о нас от островитян Какури (которые тем временем успели переплыть озеро и опередили нас), прислал к нам гонцов с заявлением, что весь его округ к нашим услугам и он просит нас, не стесняясь, пользоваться плодами садов, полей и плантаций, какие нам попадутся, но только об одном осмеливается покорнейше просить, чтобы мы ели его бананы, не срубая стволов. На такую скромную просьбу мы отвечали полнейшим согласием.
3 июля мы пришли в Катара, селение на берегу озера в королевстве Анкори. В лагере 28 июня приступы лихорадки обнаружились у многих и, между прочим, свалили с ног и меня. Точно чума, распространилась в нашей среде лихорадка и перебрала решительно всех, не разбирая ни чинов, ни возраста, ни цвета кожи, ни пола. Я пролежал, как пласт, до 2 июля. Под конец заболел и капитан Нельсон, который теперь считался самым крепким из нас. Словом, каждый человек в нашем караване поочередно испытал озноб, тошноту, сильнейший жар, не уступавший никаким лекарствам, – все это было очень мучительно, но продолжалось не долее четырех суток, по прошествии которых больной оставался еще некоторое время в каком-то ошеломленном и разбитом состоянии. Однако же, хотя пострадали все, но от этой эпидемии никто не умер.
От лагеря 28 июня, из которого открывался к востоку вид на гору Эдвин-Арнольд, мы пошли вдоль подножья гор и через два дня вступили в округ Китагуэнда. Под названием восточного Уньямпака я разумею прибрежную область Китагуэнды. Отсюда вплоть до Катари (в Анкори) по всему берегу озера непрерывно тянутся плантации бананов, а за ними далее внутрь страны – поля кукурузы, сахарного тростника, элевзины и дурры, принадлежащие владельцам полудюжины соляных рынков, рассеянных по берегу озера. Высокое плоскогорье тянется параллельно озеру, местами посылая к нему крутые отроги длиною от 5 до 10 км.
Таким образом, мы обошли вдоль северного, северо-западного и восточного берегов озера Альберта-Эдуарда. Мы не пренебрегали случаями разузнавать как можно больше подробностей касательно южной и западной его сторон и тщательно нанесли на карту все, что нам известно. Южное побережье озера, значительная часть которого хорошо видна с некоторых высоких пунктов, например из Китетэ, носит тот же характер, как и плоские равнины Усонгоры; это побережье занимает полосу шириною от сорока до шестидесяти километров, идущую между озером и плоскогорьями Мпороро с юга и Усонгоры на севере.
Островитяне Какури часто отправляются в челноках к различным портам Руанды и западных округов и вообще бывают вокруг всего озера. От них я узнал, что все побережье очень плоско, равнина простирается гораздо дальше на юг, чем на север, и дальше на запад, чем на восток. Больших притоков, питающих озеро Альберта-Эдуарда, совсем нет, хотя есть притоки шириною от 6 до 10 м и глубиной около полуметра. Самыми значительными притоками считаются реки Мпанга и Нсонги. Если так, то наиболее значительная из этих южных речек не может быть длиннее 100 км, как бы извилисто ни было ее течение, и, следовательно, дальнейший исток Альберта-Нила не может быть отнесен далее l°10’ южной широты.
Вид на озеро Альберта-Эдуарда с начала до конца был не похож ни на один из видов как сухопутных, так и водных пространств, когда-либо мною наблюдаемых. Когда я открывал другие страны, они представлялись мне обыкновенно сквозь атмосферу более или менее прозрачную, и любоваться ими можно было при различных эффектах солнечного освещения, в дальних и ближайших планах. Здесь же, наоборот, на все смотришь сквозь слои слегка клубящихся паров неизвестной толщины, и через это густое покрывало поверхность озера похожа на запыленную ртуть или на пластину матового серебра, обрамленного тусклыми и неясными очертаниями желтовато-бурого материка. Это было и досадно и неудобно во всех отношениях.