ачный хребет и белоснежную грудь Рувензори, показавшиеся нам идеальным осуществлением сказочных представлений о небесном замке с неприступными башнями и бесконечной чередой исполинских стен.
18. РУВЕНЗОРИ И ОЗЕРО АЛЬБЕРТА-ЭДУАРДА
Критики имеют обыкновение не обращать почти никакого внимания на географические карты, прилагаемые к путешествиям. Я нахожу, что это довольно несправедливо. Мои карты, например, стоили мне гораздо больше труда, чем все мои заметки, литературная обработка их, рисование и фотографические снимки вместе взятые. Если все сосчитать, то ежедневная проверка трех хронометров в течение почти трех лет, определение трехсот пунктов, вычисления всех этих определений, нанесение их на карту, вычерчивание течения рек, оттенение горных цепей, бесчисленные проверки по компасу, определение точек кипения по термометрам, записывание вариаций анероидов, вычисление высот, отметки температур, словом, все то, что необходимо для составления хорошей карты, заняло у меня 780 часов усидчивой работы; так что если положить на этот труд по шести часов в сутки, выходит, что на одни только карты я потратил 130 дней работы. Если к книгам этого рода не прилагать карт, то, во-первых, едва ли возможно взять в толк то, что описывают, а, во-вторых, самое изложение становится невыносимо сухо. Между тем, прилагая карты, я вполне избавляю себя от необходимости вдаваться в сухие описания, и в то же время рассказ мой получает такую вразумительность, такую ясность и доказательность, что я считаю карты не только украшением, но и наиболее интересною и необходимою принадлежностью своей книги. И я уверен, что читателю стоит лишь взглянуть на прилагаемый профиль Рувензори, долины Семлики и озера Альберта-Эдуарда и Альберта, чтобы гораздо больше узнать о главных чертах физического строения этих мест чем, например, об окрестностях озера Мичиган.
Спускаясь из Карими к бассейну озера Альберта-Эдуарда мы тотчас догадались, что идем по высохшей озерной впадине, — для такой догадки не нужно даже особенных геологических познаний. Если бы уровень воды в озере повысился только на полтора метра, оно раздалось бы на 8 км к северу и на 8 км к югу; а если бы вода поднялась на 15 м, то озеро возвратилось бы к тому самому состоянию, в каком оно было во времена седой древности, когда волны его бились о галечник своих берегов под тенью дремучих лесов близ Мцоры. В самом деле, мне необходимо было посетить берега Альберта-Эдуарда, чтобы вполне постигнуть те физические изменения, вследствие которых это озеро, некогда столь обширное, уменьшилось до настоящих своих ограниченных размеров. Я, конечно, не решусь сколько-нибудь точно определить то время, когда озеро Альберта примыкало к лесам Авамбы с севера, а озеро Альберта-Эдуарда простиралось поперек округа Макара и доходило до южного края лесов. Но не надо быть особенно сведущим математиком, чтобы вычислить, во сколько лет Семлики прорыла себе русло такой глубины, чтобы высушить равнину Макара. Это сообразить нетрудно. Различные соли, оседавшие на равнине по мере усыхания озера, и до сих пор еще не совсем вымыты и остались в почве. Трава настолько питательна, что ею пробавляется кое-какой невзыскательный скот, а по краям равнины накопился тонкий слой гумуса (от гниющей травы) на котором растут черные молочаи, акации, колючий кустарник; но девять десятых равнины остаются все-таки под травой, и тропические леса Авамбы ни на шаг не переступают ее границ. То же самое явление замечается и у южной оконечности озера Альберта: сначала плоская равнина километров на тридцать длиной, поросшая грубой травой, которой и скот не ест, затем пространство в 15 км с жидкими рощами плакучей акации изредка перемешанными с черными молочаями, и непосредственно за этою полосой начинается лес, седой дремучий лес.
В каждую свободную минуту я раздумывал обо всем, чему учила меня природа этого дивного края. Было время, когда хребта Рувензори не существовало. Вся страна, от Униоро до плато Балегга, представляла сплошные холмистые луга. Потом, когда-нибудь очень давно, произошло поднятие земли, Рувензори восстал из праха, вознесся за облака, а у подножья его образовалась зияющая бездна на 400 км в длину и на 50 км в ширину с направлением от юго-запада к северо-востоку. Тропические дожди проливались в течение многих веков; они наполнили бездну, затопили ее и со временем прорыли себе сток через те места, которые ныне известны нам под названием Экватории. Вода по пути размывала берега, промыла свое русло до самого камня и в продолжение бесчисленных столетий каждую секунду уносила за собою земляные частицы к северу, где из них образовался Нижний Египет и побережья Средиземного моря. Между тем дно бездны постепенно повышалось обломками и россыпями склонов Рувензори, остатками неисчислимых поколений рыб и отживших растений, и когда мало-помалу сточились и выкрошились утесы и камни, рассеянные по течению Белого Нила, образовалось два озера; между ними поверхность также постепенно возвышалась, сначала представляя группы обнаженных островков, потом, с течением времени, острова слились между собою, покрылись землей и щебнем, принесенными обвалами гор и сползающих ледников; почва их окрепла, оделась травой, потом лесом, и таким образом возникала долина, обросшая великолепною тропической растительностью.
У обоих концов этого леса расстилаются равнины, подверженные медленному процессу кристаллического перерождения, а по берегам озер и поныне можно наблюдать переходное состояние: постоянные наплывы ила с густою примесью животных и растительных остатков, постепенно скопляясь у берегов возвышают их, высыхая, крепнут и образуют прочную и сухую породу. Если опустить шест где-нибудь у отмелей в южном конце озера Альберта, шест уйдет на полтора метра в тину. Эта тина образовалась из осадков и россыпей, увлеченных притоками со склонов Рувензори в русло Семлики, а потом сама река Семлики несет их в тихие воды озера. Если такой же шест погрузить на дно озера Альберта, он пройдет через 120 или 150 см серого ила, в котором попадаются тысячи тонких листочков слюды, мельчайших чешуек, измельченных рыбьих костей, издающих отвратительный и сильнейший запах.
Течение Семлики постепенно размывает и уносит частицы коренных горных пород между лесом Авамбы и озером Альберта-Эдуарда, и нет сомнения, что мало-помалу это озеро окончательно уйдет, высохнет, и среди его окрепшего дна будет извиваться лишь речное русло Семлики, которое вберет в себя все притоки с Рувензори и из высоких плоскогорий Анкори и Руанды. И когда со временем почва равнины достаточно будет вымыта, когда все озерные осадки, все соли и щелочи окончательно из нее удалятся, а слой гумуса будет потолще, тогда и леса Авамбы начнут понемногу подвигаться вперед, и почва будет производить деревья, источающие масло и смолы и приносящие плоды, полезные для человека. Вот чему учат нас наблюдения над долиной Семлики, над бассейном обоих озер и что должно подтвердиться дальнейшим осмотром следов озерного дна, лежащего между Рузессэ и Уньямпака.
От Рузессэ до Катуэ обширная равнина, покрытая травой, сходит целым рядом низких уступов к реке Ньяма-Газани. По этим уступам помимо травы растут замечательные своей густотой и своими необыкновенными размерами экземпляры молочая, издавна разводимого тут племенем васонгора, которое строит из этого сорта молочая свои зерибы для защиты скота от хищных зверей и ради собственной обороны от стрел и копий враждебных соседей. Между такими молочаями, густо разросшимися вокруг хижин, попадалось много настоящих патриархов, которым насчитывается от роду до пятисот лет.
Отсюда явствует, как давно уже в этом краю поселились васонгора и как они были могущественны в старину, пока ваганда и ваниора не начали тревожить их своими, периодическими набегами, с помощью ружей и мушкетов, доставляемых арабами. Читатели моей книги «Через темный материк», может быть, помнят рассказ о набегах Катекиры, случившихся лет восемнадцать назад, и обо всех чудесах, которые его шайка повстречала на своем пути; как его люди шли по обширной равнине с гейзерами, изрыгавшими то жидкую грязь, то горячие ключи, как страдали от невыносимой жажды или утоляли ее плохой водой, отчего умирали сотнями, как туземцы сражались с баганда. В настоящую минуту мы находились как раз в той самой местности, где происходила эта стычка с баганда, которые угнали тогда отсюда все великолепные стада. С тех пор Каба-Реги, с помощью своих солдат, вооруженных мушкетами, овладел краем, забрал в свои руки управление страной и отнял у жителей всех коров. Капитан Казати рассказывал, что он был однажды свидетелем возвращения шайки из Усонгоры и сам видел, как они гнали многие тысячи скота, добытого разбоем.
Эти обширные низины с проступающими на поверхность почвы белыми солями, эти дымящиеся горячие ключи и грязные источники оказались совершеннейшим мифом: они существовали лишь в пылком воображении юного рассказчика, и мы ровно никаких ужасов тут не видали, кроме разве ужасающего однообразия плоской равнины, покрытой высохшей травой и группами торчащего бурого молочая, характеризующего до крайности тощую почву.
Глубокая тишина этих беззвучных мест объясняется тем, что все жители поголовно отсюда разъехались. Недостаток в воде здесь испытывается потому, что по мере приближения к озеру притоки его отстоят дальше друг от друга, вследствие чего туземцы вынуждены пить стоячую воду из ям и впадин, а это влечет за собой массовые заболевания.
Пока мы проходили через равнину, нам пришлось немало пострадать от свойства местных трав: они вырастают почти на метр от земли, густо усажены шипами и колючками, которые проникают даже через самые плотные ткани, царапают, цепляются за одежду и вообще страшно надоедают путешественнику.
Всего лучше и яснее мы видели Рувензори два раза: в первый раз в Карими, из узкой и длинной долины, а во второй — с равнины близ реки Ньяма-Газани. Последний был вместе с тем и прощальным видом на великолепную гору, внезапно снявшую свои облачные покровы, чтобы еще раз порадовать нас несравненным зрелищем. Одна за другою вставали перед нами мощные цепи гор, увенчанные вершинами Рувензори. С южной стороны хребет представляется тянущимся километров на пятьдесят в длину и имеет до тридцати притуплённых пиков, разделенных между собою глубокими перерывами. До