стым каналам, минуя опасные отмели. Оно то приближалось к берегу, будто ища пристанища в какой-нибудь пристани и, готовое, казалось, выброситься на прибрежные скалы, то вдруг, испугавшись гибели, опять уходило в море, скрываясь в тумане.
К ночи оно исчезло. И думали люди, ждавшие крушения этого корабля-призрака, как праздника, — ведь его остатки должны были послужить им богатой добычей, — что море поглотило смелый корабль со всем его экипажем. За этим судном пронеслись, гонимые бурей, парусные корабли, или, правильнее, большие лодки. И они скрылись в тумане.
Это было вечером.
А ночью, задолго до рассвета, в прибрежном девственном лесу, полном жути и грозовой тревоги, при блеске молний можно было разглядеть странные фигуры вооруженных людей, скрывавшихся среди корней и побегов, под могучими папоротниками, в ямах и ложбинах. И когда не гремели раскаты грома и наступала зловещая тишина, слышались шепот, слабый свист, иногда — лязг оружия. А потом опять грохотал гром, темную завесу неба раздирали змеящиеся молнии, и при их призрачном, неверном свете опять были видны собравшиеся в группы, прильнувшие к земле, тенями крадущиеся по лесу человеческие фигуры.
— Остановитесь, Малайские Тигры! — послышался из мглы повелительный голос, и, когда вспыхнула молния, кравшиеся по лесу люди увидели фантастичную фигуру. Это был вооруженный с ног до головы пожилой уже малаец, на котором была сшитая из розовой материи узкая курточка с широкими, раздувающимися рукавами. В руках он держал великолепный длинноствольный индийский карабин с прикладом, украшенным серебром и перламутровой инкрустацией.
— Самбильонг! Наконец-то! Самбильонг тут! — пронеслось по рядам остановившихся при звуке его голоса людей.
— Где вождь? — спросил пришедший.
Из мглы выступил средних лет воин, тонкий, гибкий, подвижный как тигр, каждое движение его выказывало огромную силу. На нем был богатый костюм, по первому взгляду на который знаток быта этих стран узнал бы в воине какого-нибудь раджу или индийского князя.
— Я здесь, мой верный Самбильонг! — сказал он, приближаясь к пришедшему. — Какие новости приносишь ты нам? Ты добрался до котты? Ты произвел разведку? Что же ты видел?
— Вождь, котта защищена тремя палисадами. По обычаю даяков, во рвах и на подступах к палисадам везде торчат наконечники стрел и копий, смазанные ядом анчара. Я прошел до самого поселка: там не ожидают никакой беды, не думают о возможности нападения.
— Но стража выставлена, Самбильонг?
— Да, я видел двух даяков, вождь. В самом поселке должно быть не меньше двух сотен вооруженных людей.
— А пушки?
— Я видел стоящую под навесом небольшую пушку, ту, вождь, которую мы зовем именем «мирим».
— Знаю. Медная длинноствольная пушка, с заряжением которой канонирам так много хлопот… Эти миримы не могут идти в сравнение с нашими морскими спингардами. Но хватит об этом! Кажется, ураган проходит. Близится час боя. Жаль будет, если не подоспеют к сражению Янес и Тремаль-Наик. Но еще хуже, если при атаке нам не удастся схватить Назумбату. Если он убежит, то оповестит раджу Кинабалу… Вот что, Самбильонг, старый боец: возьми своих воинов, зайди в тыл деревни, раскинь цепь. И жди сигнала.
— Хорошо, вождь. Не забудь о рвах, усеянных отравленными стрелами!
— Не забуду, Самбильонг. Мои люди пойдут в бой босыми, чтобы успешнее карабкаться по бревнам палисадов, и я не хочу, чтобы они погибали от отравления. У нас уже есть несколько наскоро сделанных переносных мостов. Иди, жди сигнала к бою. И если услышишь что-нибудь, заслуживающее внимания, поспеши оповестить меня.
Самбильонг безмолвно исчез в тени растений. За ним последовали несколько воинов. Около вождя их осталось не больше тридцати. Но они так прятались в зарослях, укрывшись среди корней и ветвей, среди ползучих лиан, что, когда сверкала молния, видно было только выдвинувшихся вперед и образовавших цепь застрельщиков.
Прошло немного времени. Послышались шорох ветвей, осторожные шаги.
— Сандакан! — произнес голос появившегося человека. — Самбильонг сейчас займет указанный тобой пост и свистом даст знать об этом, чтобы ты мог идти на приступ. Он прислал меня сказать тебе, что он слышал эхо далекого пушечного выстрела.
— Что? Выстрела? — вскричал Сандакан. — Неужели наши суда открыты и подверглись нападению? Нет, этого не может быть!
Потом, обернувшись к дожидавшемуся приказаний посланцу, распорядился:
— Возьми двух воинов с собой. Спустись к бухте. Темно, но молния временами освещает все вокруг. Смотри, может быть ты увидишь мою паровую яхту. Если она близко, сейчас же возвращайся. Я буду ждать.
Воин словно провалился сквозь землю. И следом за ним исчезли две человеческие фигуры.
Прошло еще немного времени. Ураган свирепел. Казалось, там, в небесных высях, идет роковой бой несметных полчищ, обрушившихся друг на друга, смешавшихся в дикой свалке. Все чаще и чаще сверкала молния. Все громче и громче раздавались раскаты грома. Крупные капли дождя вдруг посыпались на охваченный тревогой лес. Грозный вихрь сорвался откуда-то, прыжками понесся по лесу, качая верхушки гигантских деревьев.
— Слушайте, Малайские Тигры! — прозвучал во тьме голос Сандакана. — Готовы ли переносные мосты? Осмотрите оружие. В бою дорог каждый выстрел. Перемените пистоны. И теперь…
Он взмахнул в воздухе блеснувшим, как молния, клинком своей тяжелой, кривой, покрытой причудливыми узорами сабли.
— За мной, вперед!
И отряд двинулся за ним; шум шагов заглушался тревожным шепотом листвы и отголосками громовых раскатов.
Несколько минут спустя отряд Сандакана уже находился перед примитивным укреплением, защищавшим поселок даяков. Это были палисады из поставленных стоймя бревен, заостренных вверху и перевязанных одно с другим крепкими лианами. Перед каждым частоколом находился неглубокий, наполненный водой ров, и при неверном свете молний было видно, что края рва действительно усеяны торчащими из земли остриями. Но Сандакан и его воины, привыкшие вести лесную войну, имели в запасе перекидные мостки и не боялись этой западни. Перед поселком осаждающие по знаку вождя остановились, прячась в тени деревьев. Прошло несколько томительных мгновений. Сандакан ждал сигнала Самбильонга, чтобы пойти на приступ. Сигнала не было. И вдруг…
Гортанный, полный тревоги крик прорезал, словно бичом, воздух.
В поселке, за изгородью, заметались огоньки. Отовсюду появились фигуры воинов, выскакивавших из хижин с оружием в руках.
— Тревога! Тревога! — звенел призывный, будоражащий нервы крик. — Враги, враги близко!.. На защиту! К оружию!
— Где враги? Кто видел? — отвечали ему испуганные голоса.
— Там, там… Я видел темные фигуры! Я слышал шум…
— Быть может, пробирается бабирусса1? Или «господин леса», орангутанг, испуганный грозой, покинул свое гнездо? Или дикий кабан, логовище которого залито потоком дождевой воды?
— Нет, нет. Я видел — блеснуло оружие. Там, на опушке…
— Тащите мирим. Пушка заряжена? Фитиль! Где фитиль?
Сандакану из его убежища в чаще кустарников перед палисадами было видно, как обитатели деревни, освободив от чехла длинноствольную неуклюжую медную пушку, направили ее жерло на грозно шумевший лес.
— Ложись на землю! Ни слова, ни звука! — скомандовал Сандакан своим воинам.
Мгновение спустя пушка даяков рявкнула, сноп пламени вырвался из ее жерла, словно огненный меч, рассекший мглу бурной ночи, и ядро врезалось в лесную чащу, круша ветви деревьев.
— Стреляйте еще! — кричали суетившиеся около пушки воины. И выстрелы гремели снова и снова.
Четвертое ядро, посланное наугад, достигло своей цели: оно свалило, почти разорвав пополам, одного из прятавшихся рядом с Сандаканом воинов. Несчастный взмахнул обеими руками, роняя ружье, и, выпрямившись во весь рост, упал с глухим шумом, подминая под себя ветви гигантского папоротника.
— Они здесь! Вон они! — слышались возбужденные голоса защитников котты, наконец обнаруживших место, где скрывались осаждавшие поселок враги.
И в этот момент Сандакан дал сигнал идти на приступ: издали донесся пронзительный свист Самбильонга, извещавший о том, что котта окружена со всех сторон.
Воины, словно подгоняемые ветром, помчались к палисадам.
На пути им встречались рвы, усеянные заостренными кольями с отравленными ядом анчара наконечниками, но нападавшие перекидывали через них ручные мостки. За рвами шел частокол, под прикрытием которого защитники деревни осыпали осаждающих тучами стрел из луков, ружейными и пистолетными пулями и крошечными стрелами из любимого оружия даяков — сумпитанов. В то же время арьергард нападавших, укрываясь в тени деревьев, отвечал редкими, но смертоносными выстрелами, поражая отдельных канониров, возившихся около пушки, и внося этим невероятное замешательство среди защитников.
Грохот выстрела, более громкого, чем рев мирима, возвестил сражающимся, что участь первого палисада уже решена: нападавшие подложили пороховую петарду к подножию палисада, и ее взрыв, обративший в осколки крепкие стволы тикового и железного деревьев, открыл им дорогу ко второму палисаду. Минуту спустя последовал второй взрыв, потом третий. Нападавшие были уже внутри осажденного поселка, и бой кипел между хижинами, на небольшой площадке. Мирим, все защитники которого были уже перебиты, сначала смолкл, потом заговорил снова. Но теперь он служил уже не защитникам, а нападавшим: завладев пушкой, воины Сандакана повернули ее к поселку и осыпали выстрелами хижины, в которых забаррикадировались отчаянно защищавшиеся даяки.
Ядра мирима пронизывали, как пронизывает иголка полотно, тонкие, сплетенные из ветвей и обмазанные глиной, а то и просто представлявшие собой подобие циновок, стены конических хижин, убивали или калечили спрятавшихся там и делали невозможным сопротивление. Бой был недолгим, но жарким. И когда среди защитников котты началась паника, над поселком даяков прозвучал властный крик Сандакана, перекрывший шум голосов сражающихся.