завязывала горло шарфом. А Петя злился на неё. «Кутает, как маменькиного сыночка,- думал он,- всё равно выйду на улицу и сниму». Теперь же ему очень хотелось, чтобы сейчас на постели сидела мама. Петька никогда-никогда не покинет маму, когда вырастет большой.
Под утро он заснул.
… Зрение увеличивалось быстро. На пятый день врачи позволили повязку снять, и Петя уже самостоятельно мог ходить по больничным коридорам. Предметы и люди виделись ему ещё как в тумане или как в речной воде. Петя подходил к столу и с тихой радостью говорил: «Это стол!» Точно так же он узнавал и стулья, и шкафы, и кровати. Такая же радость была и в первом классе, когда Петька впервые из слогов научился составлять слова.
Он замечал, что надпись в коридоре «Не курить» с каждым днём вырисовывается всё лучше и лучше.
За день до выписки Петю вызвали в перевязочную. Врач усадил его перед таблицей, на которой были напечатаны буквы уменьшающегося размера, и стал подбирать очки.
— Ну, как видно? Ясно? — спрашивал он, вставляя в специальную оправу выпуклые стёкла.
— Не… не очень,- отвечал Петя.- Всё расплывается.
— А ну-ка попробуем вот это стёклышко. Прочитайте пятую строчку.
— Лучше. Ой, здорово как! Н, К, М, Б, Ы, Ш!
Петя прочитал и последнюю строчку. Шрифт её был совсем мелкий.
— Молодец ты у меня,- сказал врач,-в очках будешь на сто процентов видеть!
«Четырёхглазый буду! — подумал Петя.- Ребята задразнят. А вдруг и Лёвка заступаться не будет?»
Но очки, которые сидели на носу, он снимать не собирался. Смотреть через них было удивительно приятно. Особенно за окно. Там уже лежал снег. Под солнцем он сверкал и слепил глаза. От больницы уходила санная дорога. Она была прямой и тянулась к лесу. Если идти по этой дороге, то можно прийти к своему дому. Иней лежал на стёклах, и Петя очень чётко различал причудливые его узоры.
Из перевязочной Петя побежал к себе в палату. Борис Фёдорович нашёл, что Пете очки к лицу. И даже сам примеривал их. Чтобы рассмотреть Петю в очках, он приближался к нему вплотную, нос к носу. Потом Петя присел возле тумбочки. На второй полочке, за коробкой зубного порошка, лежала записка от Лёвки.
Петя развернул её. Теперь он сможет её прочитать. «Петя, здорово! — писал Лёвка.- Мне трудно тебе писать, потому что во всём виноват я. Мы с тобой были большие дураки. А снаряды, закопанные за сараем, я отдал дяде Матвею. Он влепил мне затрещину. Приходи быстрей, будем учиться вместе. Я тебе во всём помогу».
Петя разорвал записку. На сердце у него стало хорошо. И какой он всё-таки хороший друг: «Я тебе помогу».
Петя задумался. Вот он видит — пусть без очков еле-еле, но видит, а ведь могло быть и так, что… нет, об этом даже трудно подумать.
И, чтобы развлечь себя, Петя вслух стал читать журнал «Огонёк», который лежал на тумбочке. Лейтенант и старшина попросили читать громче. Читал Петя до вечера. Он никак не мог оторваться от этих чудесных мелких строчек и разноцветных картинок.
Синий турман
Новая жизнь у Миши началась в тот день, когда он, возвращаясь из школы, увидел в Петровском переулке необычную картину. Под липами стояла какая-то женщина с мешочком в руках и, отмеривая стаканчиком ячмень, продавала его прохожим. Мужчины и женщины охотно покупали зерно и тут же веером рассыпали его по переулку. А на асфальте пировало целое голубиное царство. Серые, чёрно-белые, сине-жёлтые, малиновые — короче говоря, всех цветов и оттенков голуби весело толкались, как на базаре, и моментально склёвывали всё, что им бросали. В сторонке от них сидел воробышек и незаметно потюкивал не принадлежащее ему зерно. Машины в переулке замедляли ход. Зобатые птицы степенно, вперевалку расходились по сторонам.
Миша тоже купил себе стаканчик за пять копеек и, чтобы продлить удовольствие, бросал ячмень по щепотке. Голуби окружили его, вертелись у самых ног, и Миша мог схватить одного и засунуть под курточку — ведь голуби были дикие,- но вокруг толпились люди, и неизвестно, как бы они отнеслись к этому.
С этого дня Миша решил сделать у себя кормушку. За окном на железном карнизе он насыпал хлебных крошек и стал ждать. Первый гость явился тут же. Это был воробей.
Он поглядел на Мишу одним глазком — дескать, не тронешь, а? — и, схватив крошку, бросился наутёк.
Потом Миша вместе со своим приятелем Борькой устроил сетчатую ловушку. Чуть дёрнешь за верёвочку, ловушка хлоп — и птичка наша!
Садясь к подоконнику читать книжку или делать уроки, Миша обязательно к своей ноге привязывал верёвку от ловушки. Но, конечно, он всегда отпускал пойманных птиц. Подержит, подержит в руках, покажет маме, соседям на кухне и выпустит.
Однажды на карниз уселся голубь. Не глядя на крошки, он важно прошёлся, словно капитан по капитанскому мостику. Ноги у него были четырёхпалые, нос — короткий, вздутый, с двумя чёрными щёлочками. Он был надменный, с умной шаровидной головкой и с крыльями цвета воронёной стали. Их синева отливала жемчужными красками. Но главное было другое: лапку голубя обматывала — хм, вот любопытно! — какая-то бумажка.
Миша вовремя дёрнул ногой.
Рыжеволосый Борька ворвался в комнату как по боевой тревоге. Когда ему по телефону сообщили о таинственном голубе, он притащил из дома увеличительное стекло и медицинский пинцет.
Борька осторожно пинцетом разорвал белую нитку, накрученную вокруг пушистой лапки, и развернул бумажку» Почерк в ней был аккуратный и круглый, будто принадлежал какому-нибудь отличнику учёбы, Только буква «П» была написана как печатная.
Борька долго и так и сяк вертел бумажку в руках и пристально, через лупу, изучал единственную в ней строчку:
«Прошу сообщить, кто кормит этого голубя, кроме меня».
— М-да…- наконец промолвил он.- По моим данным, это письмо загадочное. И тут, видно, дело нечистое.
— Почему? — опешив, спросил Миша.
— Видишь ли, у бумажки неровные края, и, следовательно, когда её вырывали — торопились. Значит, кто-то взывает о помощи…
Таким заявлением Миша совеем был сбит с толку.
— Подожди,- сказал он.- Эта бумажка из тетради в клеточку, и почерк тут как у школьника. Значит…
— Ваше наблюдение верное,- вдруг почему-то переходя на «вы», сказал Борька.- Но меня интересует сейчас другое: кому и зачем понадобились такие сведения о голубе? А голубь — известно ли это вам? — штука военная… А? Что окажете?
Борька прищурил свой жёлтый глаз и бросил лупу на стол.
— Нам нужны доказательства,- твёрдо оказал он.
У Миши совсем опустились руки.
— Какие доказательства? — упавшим голосом спросил он.
— Ну как — какие? Такие…- загадочно ответил Борька.- Сам должен понимать… И надо нам сейчас такой ответ написать, чтобы этого человека не вспугнуть. Ответ должен быть очень тонкий и вежливый. Пиши!
Миша взял бумажку.
— «Милостивый государь! Вашего пернатого друга кормит один ваш покорный слуга. Сообщите ваши координаты»…
— А как пишется «координаты» — два «о» или два «т»? — спросил Миша.
— Пиши два «т», а впрочем, это неважно. Это как раз и будет тонкостью в нашем письме. Мы сразу сможем установить образование этого человека.
— А может, не надо-«Милостивый государь!»?
— Нет, надо,- убеждённо ответил Борька.- Он сразу поймёт, что имеет дело с интеллигентными людьми… Понял?
Через день Борька был снова вызван по боевой тревоге. Миша прижимал к груди знакомого голубя.
— Опять прилетел, чертяка? — изумился Борька.
— Прилетел! И бумажка опять…
— И что он повадился сюда, непонятно! А ну-ка, что тут написано?
Борька через лупу осмотрел ножку и установил, что сейчас нитка была уже не белой, а чёрной, а бумажка уже не тетрадная, а клочок газеты. Текст был странный:
«Благодарю ваше сиятельство зпт ждите дальнейших указаний тчк Координаты через два «о» сообщить пока не могу тчк».
— Ну, Мишка, дела-а! — присвистнул Борька.- Он за каких-то графов нас принял. И, видно, тут будет крупная перестрелка.
В перестрелке Мише участвовать почему-то не очень хотелось, и он решил себя подбодрить:
— Да брось ты, Борька, выдумывать. Тоже мне догадался: раз чёрная нитка — значит, перестрелка.
— Ну хорошо. А что же это, по-твоему, тогда значит «ждите дальнейших указаний» или вот эти буквы: «зпт» и «тчк»?
— По-телеграфному: запятая и точка.
— Ерунда! Телеграфом в этой записке и не пахнет. ЗПТ — это шифр и означает что-то вроде: «Запрячьте подальше тело» или: «Зайдите, пожалуйста, тотчас», а ТЧК можно так расшифровать: «Тайные чемоданы киньте».
— Уж нагородил, нагородил: и про чемоданы, и про тело! Чепуха какая-то! — решительно оказал Миша.- А вот насчёт «Зайдите, пожалуйста, тотчас» — это, может быть, и правильно. И зайти мы сможем.
— А как адрес узнать?
— Очень просто…
В этот вечер голубь не получил ни зерна, ни хлебной крошки. Миша посадил его на антресоли и поставил рядом с ним блюдечко с водой.
На следующий день с театральным биноклем — его Борька достал у мамы — друзья полезли на крышу своего пятиэтажного дома. У Миши из-за расстёгнутого воротника рубашки выглядывала голубиная головка.
Когда Борька около кирпичной трубы поднял к глазам бинокль и скомандовал: «Воздух!» -Миша подбросил голубя вверх.
Расчёт действительно был очень простой. Голубь за ночь проголодался, и, так как Мишина кормушка пуста, он полетит к неизвестному «милостивому государю».
Голубь сразу пошёл в небо, сделал крутой вираж и вдруг исчез за Мишиным домом.
— Тьфу, собака! — сказал Борька.- Он, наверно, опять к тебе сел?
— Что же делать? — спросил Миша.- В комнату побежать?
— Не надо, мы его отсюда пугнём. Ползи за мной на животе.
— Смотри, как бы нам отсюда, с пятого этажа, не закурлыкать.
— Ничего, пострахуем друг друга за ноги. Хватайся за пятку.
Друзья подползли по-пластунски по наклонной кровле к самому краю и стали отчаянно свистеть. Но голубь на них не обращал никакого внимания.