Витя спрыгнул со стула. На нижней полке буфета под стеклянным колпачком лежал сыр. Витя отрезал кусок. Посмотрел – большой или небольшой – и отрезал ещё такой же.
Ел он так: в одной руке держал сыр, а другой, потыкав в маслёнку, подносил кусок хлеба ко рту.
За окном сгущались сумерки. Падал, налипая на стёкла, снег. Когда с зажжёнными фарами проезжали автомашины, по стенам ползли белые полосы.
«Что-то Женька долго не приходит, – думал Витя. – Наверно, бабка опять уроки заставляет учить. Завтра в школу… После уроков будем праздновать День птиц…»
И опять вспомнился мужчина, зябко потиравший руки. Он был без шапки и, видно, замёрз.
А что, если так маму кто-нибудь обманет? Она, конечно, тоже долго будет ждать, но так и придёт домой ни с чем. Витя похолодел. Ему захотелось, чтоб сейчас, сию минуту в комнату вошла мама, весёлая, как всегда. Но мама не входила. Одному стало страшно. Захотелось на улицу, к людям, но только бы не сидеть в этой полутёмной комнате!
Витя зажёг свет, походил по комнате, прислушиваясь к своим шагам. Потом пошёл в другую комнату. В углу скреблась мышь. Витя топнул ногой, и мышь умолкла.
У письменного стола он присел на корточки и выдвинул ящик: запахло табаком. Папа надолго уехал в командировку. Перед отъездом он накупил много папирос и потом половину оставил дома. Над папиросами Витя сидел минуты две, разглядывая коробки. На них была нарисована белая гора и скачущий всадник. «Возьму, а потом маме всё объясню», – подумал Витя.
Он вынул несколько коробок, душистых и лёгких, и завернул их в газету…
Снег слепил глаза. Ветер играл незавязанными тесёмками шапки. Витя шёл быстро. Наконец завернул в знакомый переулок и нашёл дом с широкой дверью.
Женщина-дворник скребком очищала тротуар. Витя несколько раз прошёл около неё, а потом спросил:
– Тёть, а в этом доме живёт, ну, такой… в синем пиджаке?
– Это кто же? – разгибая спину, взглянула на Витю дворничиха.
– Ну, такой… – сказал Витя. – Он… вроде как на пятках ходит.
– А-а… тебе Звягинцев нужен? Инвалид? – решила дворничиха. – Недавно у меня его тоже кто-то спрашивал.
– Звягинцев, – наобум сказал Витя, а про себя подумал: «Хорошо бы, это был не он!»
– Ну так третий этаж, шестнадцатая комната. Кажись, три звонка, – сказала дворничиха и снова задвигала скребком.
Поднимаясь по лестнице, Витя вспомнил о приятеле и разозлился на него. Птицу они покупали вместе, а теперь он один должен был отдуваться. И в то же время ему было приятно, что это он сам придумал вернуть папиросы. Женька бы, наверно, испугался. Он всегда трусит.
На третьем этаже Витя нащупал звонок.
«Ну, нажать или не нажать? – решал он. – А вдруг сейчас отведут в милицию! И мама узнает… Впрочем, я маме сам всё расскажу. Только бы не в милицию! А что, если этот дядька сдачу спросит?»
Витя совсем позабыл о деньгах. Он не знал, сколько стоит «Казбек», а значит, не знал, сколько денег придётся возвращать. Что же тогда делать?
Оставалось одно: идти обратно домой. Витька взялся за перила лестницы и соступил на две ступеньки.
«А чего бояться? – вдруг собрался он с духом. – Утром взял деньги, а сейчас папиросы принёс. Не мог раньше – уроки делал. А сдачу дома забыл. Извините, завтра принесу». Они, конечно, с Женькой сложатся поровну.
И Витя нажал звонок.
Когда за дверью послышались шаги, Вите захотелось броситься вниз по лестнице, но дверь открылась.
– Звягинцев здесь живёт? – заикаясь, спросил он.
– Здесь, – сказала женщина и указала на угловую по коридору дверь.
Отступать было уже нельзя. Оставалась только надежда: может быть, это не тот человек.
Затаив дыхание, Витя постучал.
– Войдите! – раздалось за дверью.
Витя толкнул дверь.
В светлой комнате на диване сидел знакомый мужчина. А за столом… за столом – у Вити задрожали колени – сидел Женя. Его приятель Женька.
«Поймали и допрашивают, наверно!» – Витя побледнел.
– А-а, заходи, заходи! – радостно воскликнул мужчина. – Наверно, рубль принёс? Мы уже о тебе тут говорили.
Витя ободрился. Значит, Женька чего-нибудь соврал неплохо, раз дяденька не ругается. Только как сюда попал Женька?
– Принёс, – сказал Витя, закрывая за собой дверь. – Я и папиросы принёс.
– Как?! – странно крякнул мужчина и посмотрел на Женю.
Тот, не замечая на себе его взгляда, два раза еле заметно подмигнул Вите: дескать, молчи!
– Очень хорошие… – тихо произнёс Витя, не зная, что говорить, – длинные…
Он подошёл к столу, развернул газету и, облегчённо вздохнув, выложил на стол синие коробки. Потом достал из кармана рубль.
– М-да! – развёл руками мужчина и потёр себе лоб. – Ничего не понимаю: Женя сказал мне, что папирос не было.
Женя, опустив голову, водил пальцем по цветку, вышитому на скатерти, и напряжённо сопел.
– Ну ладно, – видимо придя к какому-то заключению, весело тряхнул головой мужчина, – потом разберёмся. А сейчас давайте чай пить. Небось с мороза по стаканчику неплохо? А? Как ты думаешь, Вить? Иди вешай пальто.
Витя удивился, откуда мужчина знает его имя. Он нерешительно взялся за пуговицу, раздумывая, снимать ли пальто или лучше уйти. Но когда мужчина шутливо крикнул: «Ну, чего, как сыч, надулся? Сходил бы лучше на кухню за чайником!» – Витя уже спокойно расстегнул все пуговицы и, попрыгав, пока с рук не сползло пальто, пошёл к вешалке.
На столе в окружении трёх фарфоровых чашек добродушно попыхивал чайник. В плетёной хлебнице лежал нарезанный белый хлеб. На широком блюдце белели кирпичики сахара и лежали ровные, неполоманные квадратики жёлтого печенья.
Сначала ребята стеснялись, но после первой чашки осмелели и вскоре наперебой рассказывали дяде Серёже о своих играх, о школьных делах, о том, что учатся не плохо и не на «отлично», а на четвёрочки…
– А завтра День птиц. Все скворешни будут приколачивать!.. – вдруг почему-то печально вздохнул Женя. – А мы лучше хотели сделать – птицу выпустить, но не придётся, видно…
«Вот проболтался так проболтался!» – испуганно подумал Витя и толкнул под столом Женькину ногу. Тот, будто ничего не заметив, уже с азартом продолжал:
– Ух, дядя Серёжа, и поёт же она здорово! Вот сами услышите. Как свистнула у меня один раз дома, так моя глухая бабушка обрадовалась. А я думал, ругаться будет…
«Динь! Динь!» – вдруг услыхал Витя и стал искать глазами стенные часы.
Но на стенах висели только какие-то фотографии и две картинки.
«Динь! Динь!» – раздавалось откуда-то сверху.
Витя поднял глаза… На платяном шкафу стояла клетка с дроздом!
– Во как! Слыхали? – восхищённо сказал Женя и, словно его пощекотали, подскочил на стуле.
– Поёт! – улыбнулся дядя Серёжа. – Ну-ка, покроши ей хлебца. Да помельче.
Встав на стул и ещё приподнявшись на цыпочки, Женя крошил над клеткой хлеб.
– Она сейчас есть не будет, – сказал он, усаживаясь на место. – Я её дома покормил. Она и воды напилась. И как она пьёт интересно! Опустит клювик в воду, а потом его кверху задерёт и глотает, а у неё под горлышком что-то шевелится. Я сам видел! – хвастливо закончил Женя и, сияя, посмотрел на товарища.
Тому было завидно.
– Я тоже птиц люблю, – задумчиво проговорил дядя Серёжа. – У меня в детстве всегда их штук десять было. Сам ловил в силки, а весной выпускал. Откроешь клетку, а она и не вылетает, пока рукой не вынешь. Потом вспорхнёт – и поминай как звали! А ты смотришь, смотришь вслед, как будто что-то твоё, родное улетает. Да-а… Мальчишкой был.
Дядя Серёжа говорил, а сам смотрел в чашку, словно видел там своё детство. И Витя тоже заглянул в свою чашку, но она была пуста.
– Спасибо, – сказал он, собирая около себя в ладонь крошки.
– Пей ещё! – Дядя Серёжа взялся за чайник.
– Напился, хватит! – сытно выдохнул Витя и сбросил в блюдце крошки.
– А я ещё выпью, – краснея и почему-то не глядя на Витю, сказал Женя.
Дядя Серёжа наклонил чайник. Светло-коричневая струйка забулькала в чашке.
– Дядя Серёжа, вы думаете, он пить хочет? – засмеялся Витя. – Это он чтоб печенья ещё поесть.
– Ну и пускай ест, – дядя Серёжа тоже усмехнулся, но сейчас же погасил улыбку. – Ешь, Женька, и без чая ешь!
После чая дядя Серёжа достал шахматы и, дымя цигаркой, объяснил, как надо играть.
Ребята, забравшись с ногами на стулья, понимающе кивали головами.
Едкий махорочный дым сизыми клубами расплывался над столом. Витя зажмурился и вытер ладонью выступившую слезинку.
– А почему вы, дядя Серёжа, папиросы не курите? – спохватился он.
– Какие папиросы?
– А вот лежат…
– Эти не мои, – покачал головой дядя Серёжа. – Для «Казбека» не хватило бы моей трёшки. Ты признайся: наверно, дома их стянул?
– Ну вот, стянул! – покраснел Витя. – Они у нас просто так лежат. Мама не курит, а папа уехал. Мы их всем раздаём, кто ни попросит.
– Ну, тогда ладно.
Дядя Серёжа загасил цигарку и закурил толстую папиросу с золотыми буквочками…
Провожал их дядя Серёжа до самой лестницы. Он уж было собрался захлопнуть за собой дверь, как вдруг с досадой воскликнул:
– Тьфу, пропасть, чуть не позабыл! Обождите, ребятишки. Я быстренько… – И, прихрамывая, пошёл в комнату.
«Сейчас печенья на дорожку принесёт», – подумал Женя.
А Витя думал о том, что мама, наверно, уже пришла и волнуется за него. Но ему не попадёт: ведь он с Женей не по улицам гулял, а в шахматы учился играть.
Дядя Серёжа вышел из комнаты, держа в руке клетку.
– Выпускайте дрозда, пусть летит, – сказал он. – Ну, идите!
Ребята тронулись. И пока, разгорячённые и довольные, они спускались по лестнице, дверь на третьем этаже не захлопывалась.
Запал
Утром Петя проснулся от осторожного постукивания в окно. Перед домом, в саду, густо заросшем кустарником, стоял Лёвка. Босые ноги у него блестели от росы.
– Мать дома? – воровато обернувшись, спросил Лёва.