– Рыбка, рыбка, подари маме настоящие духи! Только, чур, не подводить!
И лёг спать.
На следующий день шёл снег. Отец вернулся с работы весь облепленный снегом, и мама в передней помогала ему снять пальто. Она встряхнула его и, услыхав, как что-то звякнуло, засунула руку в карман.
– Что это такое? – изумлённо спросила она, извлекая маленький флакончик.
– «Крымская роза»! – торжественно улыбнулся отец. – Тебе принёс!
– Кому? – переспросила мама.
– Тебе!
– Честное слово?! А почему сразу не сказал?
– Ну что за разговоры… – чуть не обиделся отец.
– Тебе, тебе! – поддержал я отца. – Ещё и не то будет!
На мои слова она не обратила никакого внимания. Прищурившись, ещё раз посмотрела на отца, потом рассмеялась и поставила флакончик на свой столик. Духи приятно пахли, и запах чем-то напоминал мне зелёную полянку на даче. Я несколько раз с гордостью подходил их нюхать, пока не запретила мама. Видно, боялась, что разобью.
Проходя вечером мимо аквариума, я заметил, что к нему была прикреплена какая-то бумажка. На ней было что-то написано. «Письмо от рыбки!» – догадался я и, незаметно сняв его, отправился к больной соседке. Тётя Феня мне прочла:
– «Шатар-бахар-кужуй. Слушайся маму и во всём ей помогай. Трудись!» Что это значит? – спросила она, отдавая мне письмо.
– А ничего… такого… – равнодушно ответил я, боясь, чтобы тётя Феня не запомнила волшебное слово.
Я вернулся домой и стал стряхивать со стола хлебные крошки, потом отнёс на кухню две глубокие тарелки. Перед сном я сам постелил постель и впервые без маминой помощи умылся. Надев ночную рубашку, я снова постучал рыбке:
– Шатар-бахар-кужуй. Рыбка, купи мне велосипед, такой, как у Лёвки! А за маму тебе спасибо!
Просыпался я поздно, часов в десять утра. Протирал глаза, вспоминал сны и обдумывал своё будущее. Отец уже был на работе, мама на кухне варила обед.
В то утро я особенно долго тёр глаза и даже дёргал себя за волосы: возле моей кровати стоял блестящий трёхколёсный велосипед!
«И как получается здорово: не успеешь сказать, а она уже и – готово! – приносит, – раздумывал я, ощупывая никелированный звонок. – Вот так чудеса! Только, видно, надо трудиться!»
На велосипеде, отчаянно теребя звонок, я катался до полудня. А пришло время кормить рыбку, я ей высыпал почти весь корм.
– Откуда у тебя велосипед? – спрашивала мама.
– Ха-ха! – отвечал я, поглядывая на аквариум. – Ещё и не то будет!
После ужина я было опять полез на подоконник, но тут меня отозвал отец и шёпотом сказал:
– Ты опять к рыбке? Не надо, не проси у неё пока ничего. Пускай она немножко отдохнёт.
И я послушался отца. Действительно, такой маленькой рыбке, наверно, очень трудно было нести из магазина велосипед.
Я подолгу гулял на дворе: катался на лыжах, лепил снежную бабу. Рыбка без меня явно скучала, и я решил познакомить её с Козьмой Прутковичем. Кот и раньше вспрыгивал на подоконник, но, получив однажды хороший нагоняй от отца, только издали любовался сверкающей в аквариуме золотой рыбкой.
Новым знакомством, как мне показалось, кот остался доволен. Когда я посадил его около аквариума, глаза его сделались большими, как у куклы, он мяукнул и нетерпеливо переступил с лапки на лапку.
С тех пор стоило мне остаться дома одному, кот без опаски лез на подоконник.
Однажды я вернулся и не увидел в аквариуме золотой рыбки. На полу спиной ко мне сидел Козьма Пруткович и, потряхивая головой, что-то жадно жевал. Я испуганно подскочил к нему и схватил за шиворот: изо рта его торчал золотой хвостик.
Я ударил кота и, дрожа от волнения, сунул руку в аквариум. Может, там что-нибудь осталось?
Но в деревянном домике не оказалось ни маленького столика, ни рыбьих деток…
И прямо в пальто, не развязывая шарфа, не снимая шапки, я упал на пол и заплакал.
Злой колдун! Злой колдун! А я хотел попросить, чтобы рыбка свезла нас на Синее море, чтобы Лёвка не отнимал у меня лыжи… Мне хотелось ружьё, самолёт для будущих геройских подвигов. А теперь всё это было съедено!
В это время, красный с мороза, в комнату вошёл отец.
– Папа! – закричал я и показал на ладони золотой хвостик. – Рыбка моя… кот… убей колдуна! Пожалуйста!
Отбросив портфель, отец взволнованно присел около меня.
– Ну что ты, маленький? Перестань, ведь это пустяки…
– На Синее море хотел… – всхлипывал я. – Ружьё… подарков…
– Ах, ты вот о чём! – Отец закусил губу, глаза его сделались задумчивыми. – Да, братец, это, конечно, большая потеря. Сочувствую. Но, знаешь, мне думается, что и этот золотой хвостик может тебе кое в чём помочь…
Отец не ошибся. Золотой хвостик, несмотря на то что мы его выкинули, продолжал приносить мне подарки ко дню рождения и устраивать ёлки. А однажды летом мы поехали на Синее море. Там, выходя на пляж, я долго кликал золотую рыбку, но она не подплывала ко мне…
И только много-много лет спустя я понял, что золотой рыбкой был отец – его любовь, его труд.
Манная каша
В лагере в воскресенье целый день были родители, а к вечеру они уехали в заводских автобусах, и ребятам сразу стало грустно.
Но всех рассмешил дежурный по столовой Валька Курочкин. Он тащил через лужайку бачок с манной кашей. И вдруг – трах! – споткнулся и вылил всю кашу на траву.
Третий отряд сразу выскочил из столовой и подбежал к белой дымящейся луже. И тут Севка Глухов сказал:
– Ага, Валька, оставил нас без ужина, теперь корми за свой счёт! Или сухой паёк гони!
– А ко мне сегодня никто не приезжал… – жалобно сказал Валька. – Нет у меня продуктов!
– Ребята, – вдруг сказала Вера Лапшина, – а давайте принесём из тумбочек все родительские гостинцы и разделим их поровну, а? Вот и будет ужин!
– Давайте! – поддержали её ребята, и все побежали за продуктами.
Не побежал в спальню только один Валька. Но ребята его накормили очень хорошо: и пирога дали, и колбасы, и конфет…
А потом пионеры всем отрядом пошли на колхозную ферму и привели оттуда к столовой двух коров. И коровы стали лизать манную кашу со сливочным маслом. Не пропадать же добру!
Пирог с начинкой
Федя Петров торопился из школы домой: скорей бы поесть! Сегодня опять его бутерброд с колбасой съел Мишка Бутылкин.
На большой перемене Федя в буфете положил свой завтрак на стол и пошёл за чаем. Вернулся – бутерброда нет, а Мишка стоит у стола, жуёт и нагло ухмыляется.
И, кстати, не у одного только Феди этот Мишка отнимал завтраки. Он бесцеремонно заглядывал в сумки и к Свете Крюковой – Фединой соседке по парте, и к Петьке Тихонову – худенькому мальчишке с большими ушами, и к другим ребятам.
Сначала все Мишку жалели. И действительно, почему не поделиться с товарищем – ешь на здоровье! Но вскоре все заметили, что Мишка уже нахально стал требовать угощения:
– А ну-ка, Федька, покажи, что у тебя сегодня в меню? Опять колбаса? И чем тебя только дома кормят! Вот у Светки бутерброд – это да! С паштетом! И с жареным лучком да с яичком!
И странное дело, эти разговоры обычно происходили на большой перемене, после того как Мишка покупал себе в буфете сметану, винегрет или студень.
Как-то Света ему сказала:
– Не думай, Мишка, что я какая-нибудь жадина, но ведь это некрасиво – попрошайничать!
– Ух ты, комарик! – усмехнулся Миша и надавил ей пальцем нос.
Маленький Петька Тихонов, у которого Мишка как-то, роясь в сумке, раздавил яйцо всмятку, сжав кулаки, подскочил к нему:
– Ну ты, бутылка зелёная! Ты поосторожнее! Ты поосторожнее! Ты чего к девчонке пристал?
– Кто бутылка зелёная? – оторопел Мишка Бутылкин.
– Ты! – твёрдо ответил Петька. – И не думай, что если ты здоровый, так ты уж тут и бог и царь!
– Ой комедия! – делано засмеялся Мишка и поднёс к Петькиному лицу кулак. – А с товарищем Кулаковым ты знаком?
Он размахнулся, и вдруг Петька, будто сам по себе, отлетел в угол класса. А Мишка засунул руки в брюки и как ни в чём не бывало вышел в коридор.
Федя подбежал к Петьке и сказал, что надо сейчас же пойти в учительскую и рассказать обо всём Клавдии Сергеевне. Но Петька, похрамывая после падения, гордо вскинул голову. Нет, он никогда не был ябедой!
Конечно, будь Федя сильным, он бы подошёл к Мишке и так бы ему трахнул – тот три раза бы в воздухе перевернулся! Но что он мог сделать с этим человеком? И впрочем, дракой делу не поможешь.
Федя целый день ходил хмурый и задумчивый. Он строил планы мести. Ему хотелось то вылить Мишке на голову ведро чернил, то отрезать у него на пальто все пуговицы или зашить рукава, а то наложить ему в портфель сто лягушек. Он даже уроки не готовил. И только лишь к вечеру, когда мама, ожидая папиного прихода с работы, стала накрывать на стол, гениальная мысль осенила Федю…
Наутро в школе на большой перемене Федя с Петькой и Светой сели за круглый стол в буфете и стали завтракать. За соседним столом Мишка уплетал за обе щеки борщ и пшённую кашу. Потом, сытый, с красным лицом, он подошёл к ребятам и сказал:
– Ну-с, граждане, завтракаете? Приятного аппетита! А я пришёл к вам подкрепиться. Возражения будут?
И он сел на свободный стул и стал заглядывать в тарелки к ребятам.
– Ну, какой у вас сегодня ассортимент? – говорил он. – Хо, что я вижу?! Пирожки! Можно попробовать?
– Нет, – сказал Федя.
Но Мишка уже схватил самый большой пирожок и быстро запихнул его в рот.
– Ай, ай! – покачал он головой. – Нехорошо быть жадным!
И тут произошло неожиданное. Когда Мишка стал жевать пирожок, глаза у него вдруг выпучились.
– Ребя! – прошептал он. – Что это такое, ребя?!
Вид у него вдруг стал жалкий: лицо посинело, в глазах – слёзы.
– Что с тобой, Мишенька? – спросил Петя.
– Вы… вы мне перцу по… под… сыпали! – задыхаясь, проговорил Мишка.
– А ты ешь, угощайся! – улыбнувшись, сказала Света. – Нам не жалко. Сегодня у нас пирожки по-кавказски!