Солнце уже заходило, когда мы вышли на перрон из маленького вокзальчика и решили перед сном пойти в деревню и навестить тётю Груню.
Глава IIЗойка
В деревне на «гулянке» (перед школой играла гармошка) мы с Лёшкой сразу встретили своего старого друга: сына тёти Груни Сашку Косого.
У нас с ним в прошлом году было много весёлых событий: мы пасли коров, разводили кроликов, ходили для смеху «на приём» к деревенской бабке-знахарке, и она нас лечила «от живота» разными травами. А потом мы ей сказали, что Сашка Косой от её трав лежит в больнице при смерти, и бабка в тот же час куда-то уехала из деревни. А в престольный праздник, когда поп служил молебен, мы забежали в пионерских галстуках в церковь и стали тут играть в прятки. Нас оттуда выгнали и сказали, что пожалуются в школу. А Сашка Косой ответил:
– А вас бог за это накажет, за ябедничество!
Но первого, кого «покарал» бог, – это самого Сашку. И руками его матери. Она выпорола его за «богохульство». Но Сашка всё равно рос еретиком: воровал куличи на Пасху, не здоровался с худым и длинноногим попом и крестился левой рукой. Тело у него было словно резиновое. Он мог закидывать обе ноги себе за шею и ходить в таком лягушечьем виде по избе на руках.
Здесь же на полянке я увидел и Зойку. Она была в красном платьице с белым пояском.
Владимир Сергеевич сразу обратил на неё внимание. Он спросил:
– А это кто?
– Зойка. Из Москвы, – ответил я.
– А она чем занимается?
– Ещё учится в школе. А что?
– Да я просто так…
Не замечая нас, Зойка разговаривала с какими-то неизвестными мне парнями. Один из них был высокий блондин, широкоплечий и в распахнутой кожаной куртке с молнией, другой – щупленький, с узкой мышиной мордочкой. Он сидел на своём велосипеде и, то и дело касаясь земли носками ног и отчаянно вертя рулём, пытался найти равновесие и сидеть на седле, не двигаясь вперёд. Видно, эти ребята были тоже, как и Зойка, дачники-москвичи.
Они разговаривали с Зойкой о чём-то весёлом, потому что Зойка всё время звонко смеялась. Высокого она называла Нарик, щуплого – Гарик.
Мы с Лёшкой несколько раз проходили в толпе мимо Зойки, но она нас не видела. А окликнуть её мне почему-то было неудобно, хотя мы с ней и были очень хорошие знакомые.
В прошлое лето наши дачи находились рядом, и Зойка частенько приходила ко мне с просьбой починить велосипед. Машина у неё была старая, и в ней через каждые пять минут портился тормоз.
Я тщательно разбирал заднюю втулку, промывал её керосином и ставил на тормоз дополнительную прокладку. Лёшка был моим помощником, а Зойка сидела перед нами на корточках и рассказывала о своих школьных делах. Она была старше нас на три года, перешла в девятый класс.
Её любимой темой разговоров было кто и как за ней ухаживает.
«Вот в этом году, – говорила она, – мне один мальчик из десятого класса всё время записки писал, и все девчонки мне завидовали. А у него был свой мотороллер, и мы с ним по Москве катались. Он мне и мимозы дарил, и шоколадки в почтовый ящик кидал. А потом я увидела, что он мещанин, и перестала с ним дружить. Он только и делал, что хвастался: какой у него костюм, какой классический фотоаппарат, какой магнитофон с «шедевральными» вещичками. А потом я каталась на катке с Костей Иваницким из девятого класса, и он мне прямо сказал, что влюбился в меня. Я так и села на лёд! Кто же про это говорит? И мы его даже хотели на комсомольском собрании прорабатывать, чтобы он получше в своих чувствах разбирался и не бросался такими словами…»
Я слушал Зойку и думал: «Ух ты какая! А если этот Костя не врал, тогда что?»
В дождливые дни мы все втроём располагались у Зойки на террасе и играли в шашки. На абсолютного чемпиона. Расплата при проигрыше была строгой – двадцать щелчков в лоб.
У Зойки были тонкие пальцы пианистки с длинными треугольными ногтями, и её щелчки были штукой чувствительной.
Особенно доставалось мне. Я почему-то часто проигрывал. Это были чистые проигрыши, но Лёшка как-то мне наедине сказал:
«Слушай, если играть так играть. И нечего тут романы закручивать. Я от Зойки ни одного щелчка не получил, а вы только и делаете, что щёлкаетесь».
«Ну и что?»
«А вот то… Можешь ей дарить там разные мимозы или шоколадки бросать, а уж если сели играть втроём, так уж надо, чтобы всем доставалось поровну. А то я сижу, как лопух, и глазами хлопаю. Для вас интерес, а для меня что? Никакого азарта!»
«И, значит, ты думаешь, что я ей специально подставляю свой лоб?»
«Да, специально!»
«А почему?»
«Потому что она… красивая!»
«Ой, дурак! – засмеялся я. – Да кто же специально будет из-за красоты свой лоб подставлять?»
«Найдутся такие, – не унимался Лёшка. – Вот ты, например!»
«Я?! Откуда ты взял?»
«А ты всегда перед ней гоголем ходишь, выкаблучиваешься! Дескать, посмотрите, какой я герой: и у меня пятёрки, и я музыкой занимаюсь, и велосипед могу чинить. И вообще здравствуйте-пожалуйста! А что касается Лёшки, он – тьфу! – и растереть!»
«Значит, ты хочешь, чтобы она тебя тоже щёлкала?»
«Хочу! Только по игре».
«Пожалуйста!»
На следующий вечер Зойка очень быстро обыграла Лёшку в матче-турнире из трёх партий и влепила ему шестьдесят щелчков, да таких, что после них Лёшка уже больше никогда не заикался о том, что у нас с Зойкой идёт нечестная игра.
Мы с Лёшкой не раз разбирали Зойку по косточкам: что в ней хорошего и что плохого. Лёшка говорил, что когда она ездит на велосипеде, то «рисуется», а я этого не находил. Потом он говорил, что она фасоня – красную ленточку вокруг головы носит. А я считал, что это ей очень идёт. Зойка была маленькая, с чёрными вьющимися волосами и быстрыми синими глазами. Когда Зойка шла по деревне, все мальчишки глядели на неё разинув рот. И мы с Лёшкой гордились дружбой с Зойкой. Одно мне только не очень-то нравилось в ней. Она любила нам, как взрослая, говорить:
«Мальчики, вы ещё ровным счётом ничего, ничего не понимаете в жизни!»
…Наконец мне надоело без толку ходить вокруг Зойки, и я, подойдя к ней сзади, дёрнул её за рукав.
– Юрка, это ты? – обернувшись ко мне, вдруг обрадованно воскликнула она. – Когда ты приехал? И ты, Лёша, здесь? Вот хорошо! А где вы сняли дачу?
– А нигде, – ответил Лёшка. – Мы в копне сена живём. Одни. Как геологи.
– Нет, честное слово?! – не поверила Зойка.
– Чтоб я подавился, – ответил Лёшка. – Нам мамы позволили!
Нарик с ухмылочкой оглядел Лёшку с ног до головы и подмигнул своему приятелю: полюбуйся на детский сад! Им мамы позволили!
– И что же вы тут хотите открывать… как геологи? – с ехидцей спросил Гарик.
– Наверно, алмазы! – сказал Нарик.
– Хотя да, да! Такие здесь водятся, – подхватил Гарик. – И про них уже написано… Как это? «Навозну кучу разрывая, петух нашёл алмазное зерно».
– Жемчужное… там написано, – сказал я.
– О-о, смотри, какие они знатоки! – сказал Гарик. – Всю классику изучили!
– Да ладно вам, мальчики, смеяться! – нахмурилась Зойка. – Юра и Лёша – это мои хорошие друзья!
– А это мы сразу почувствовали, – сказал Нарик. – И, может быть, ты нас с ними познакомишь? Мы этого очень жаждем.
– Пожалуйста, познакомьтесь!
Я протянул руку Гарику и ощутил в ладони его липкие и холодноватые пальцы. А Лёшка от сильного Нарикова пожатия даже чуть присел.
– Ну вот, – сказал Нарик, – между нами уже любовь и дружба.
Не обратив внимания на это «подкусывание», Зойка забросала нас вопросами: как мы живём, где питаемся, всё ли в порядке дома.
А потом, как бы между прочим, спросила:
– Слушайте, а что это за молодой человек, с которым вы пришли?
– Ой, хороший дядька! – сказал Лёшка. – Мы только сегодня встретились на пляже.
– Он геолог, – сказал я. – Его зовут Владимир Сергеевич.
– Геолог? – изумлённо спросила Зойка. – Как я всегда мечтала о путешествиях! А откуда он?
Мы всё ей подробно рассказали.
Но когда Зойка услышала, что послезавтра мы уже отправляемся в Москву, она вдруг заявила мне:
– Никуда вы не уедете. Будете жить у нас на даче хоть десять дней. Моя мама утром едет в Москву и сообщит вашим родителям. Будем играть в щелчки.
Я не возражал против такого предложения, но Лёшка сказал:
– Подумаем.
Тут к нам подошёл Владимир Сергеевич, и мы его познакомили с Зойкой. Нарик и Гарик молча кивнули ему.
– Ну, как отдыхаем? – непринуждённо спросил Владимир Сергеевич у Зойки.
– Великолепно! – улыбнулась она.
– А вы здешние окрестности хорошо знаете?
– Неплохо. А что?
– Да я люблю бродить, вот и спрашиваю. А вы за Окой были?
– Была. Мы в прошлом году туда с Юрой и Лёшей на лодке переплывали. Красота там, знаете, неописуемая. Прямо глушь! И говорят, что там даже лоси водятся. Мы целый день гуляли, орехов набрали, цветов… А вы давно уже здесь?
И Владимир Сергеевич с Зойкой разговорились, как старые знакомые.
Отойдя в сторонку, Нарик и Гарик начали шептаться между собой, а потом Нарик сказал:
– Зой, ты поедешь с нами в совхоз в кино?
– Поеду, только погодите минуточку.
– Нет, мы уже едем, а то опоздаем.
– Ну хорошо.
Зойка крепко пожала нам руки и, сев к Нарику на раму (её велосипед, оказывается, уже окончательно сломался), сказала:
– Мальчики, только завтра вы без меня не уезжайте. Ладно?
– Ладно, – ответил Владимир Сергеевич и улыбнулся.
Зажужжала Нарикова динамка на переднем колесе, и яркие снопы света заметались по деревенской тропинке.
Было уже поздно, и мы решили не идти на реку во «дворец», а спать на сеновале у тёти Груни.
Тётя Груня нас встретила как родных, дала нам по кружке молока и сама отнесла на сеновал за усадьбой овчинный тулуп и две подушки.
– Только не курите, – попросила она Владимира Сергеевича.
– Не беспокойтесь! – ответил он. – Нам не впервой!
В сарае было душно. От сена шёл дурманящий сладковатый запах. Когда мы легли, по телу забегали какие-то букашки, и все мы стали чесаться и долго не могли усн