уть.
– Владимир Сергеевич, а вы расскажите нам что-нибудь! – попросил я.
– А о чём?
– О чём хотите.
– Я могу рассказывать долго, – сказал Владимир Сергеевич и пошутил: – Как отсюда до завтра… И про жизнь, и про работу, и про книги… Ну ладно, расскажу вам сейчас вот о чём…
И Владимир Сергеевич рассказал нам историю шагреневой кожи. Заключалась она в следующем: был кусок волшебной кожи, и достался он одному молодому человеку, который жил в Париже. Кожа исполняла любое желание хозяина. Но после каждого исполнения она уменьшалась в размере. И когда она исчезла, этот человек умер.
Рассказывал Владимир Сергеевич очень интересно, как будто по книжке читал. Он произносил названия парижских улиц по-французски, в нос. Во время разговоров героев он то повышал голос, то переходил на шёпот. А закончил он рассказ вопросом:
– Ну вот и всё. А что вы поняли?
– Ничего, – сказал Лёшка. – Просто интересно. А что тут понимать?
– Э-хе-хе… – вздохнул Владимир Сергеевич. – Хорошие вы ребята, но ещё не собеседники. А в этой истории, как и во всякой сказке, большая мысль. А вот интересно, как вы понимаете сказку о Курочке Рябе и о золотом яичке? Помните: жила-была Курочка Ряба, и снесла она яичко, не простое, а золотое? Дед бил-бил – не разбил, бабка била-била – не разбила, а пробежала мышка, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось! Кажется, сказочка чепуховая, для детей. А если поглубже в ней разобраться, то она о счастье!
– А как это – о счастье? – спросил я.
– Очень просто. Бывает, к людям приходит счастье, а они не понимают этого. И вот бьют-бьют своё счастье, а потом достаточно произойти какому-нибудь незначительному случаю, как смотрят, а счастье разбилось! Вот что заложено в этой сказочке. Так и в каждой книжке надо свою глубокую мысль искать…
Владимир Сергеевич разговаривал с нами как со взрослыми. Он мне нравился всё больше и больше. И особенно когда разъяснял, что никакой шагреневой кожи в природе нет и всё это фантазия, а добиваться исполнения любого желания может человек только своими руками и головой.
Глава IIIВ дебрях Кара-Бумбы
Наутро я проснулся рано. Сквозь крышу пробивались ослепительные лучи, и казалось, они, как незримые столбы, поддерживали ветхое соломенное сооружение. Над головой под верхним стропилом было ласточкино гнездо, и из него то и дело сквозь чёрную дырочку выглядывали две головки любопытных птенцов. Хлопотливая мамаша прилетала к ним через каждую минуту и, совсем не касаясь гнезда, по очереди на лету закидывала в раскрытые клювики разных козявок.
Над моей головой прожужжал шмель. Он долго выбирал место, куда бы ему сесть. Я затаил дыхание. Шмель был пушистый, бархатный и важный, и летал он как будто стоймя, опустив хвост. Наконец он уселся к Лёшке на раскрытую ладонь и пополз по пальцам. Я не знал, что мне делать: а вдруг Лёшка спросонок сожмёт пальцы в кулак? Но Лёшка даже мизинчиком не пошевелил перед такой опасностью. Он спал, уткнувшись носом в плечо Владимира Сергеевича, и так крепко, что у него даже текли слюнки.
У Владимира Сергеевича было совсем юношеское лицо, с румянцем на щеках и без единой морщинки на лбу. Спал он на боку, поджав под себя ноги и подложив под щёку ладонь, как будто, задумавшись и закрыв глаза, слушал музыку. Правая рука у него была вытянута вдоль бедра, и даже во сне она была будто напряжена: на ней были вздутые жилы и твёрдые узлы мускулов.
…После ведра холодной колодезной воды, которое Владимир Сергеевич поочерёдно вылил нам на спины, и после бутербродов с холодной курицей мы, захватив с собой Зойку, отправились в лес.
Когда мы проходили по деревне, из-за забора одной дачи показались две головы. Нарик и Гарик нам вдогонку крикнули:
– Зоя, ты поедешь с нами на пляж?
Зойка, обернувшись, отрицательно помахала рукой.
В лесу неподвижно стоял тугой сосновый воздух, смешанный с резким запахом раздавленной бузины и папоротника. Маленькие полусозревшие ягодки земляники с белыми пупырышками то и дело похрустывали под ногами. Земляники было так много, что Лёшка решил больше не собирать её пригоршнями, а стал ползать на четвереньках от куста к кусту и губами захватывать ягоды.
Потом мы пошли в орешник за удилищами. Владимир Сергеевич шёл впереди, раздвигая кусты и задерживая в руках упругие ветви, чтобы они не хлестнули Зойку по глазам.
Гроза подошла внезапно. Гром уже давно перекатывался где-то далеко на востоке, и казалось, что непогода пройдёт стороной. Но Владимир Сергеевич был иного мнения.
– А потопа нам не избежать… – сказал он. – «Будет буря – мы поспорим и поборемся мы с ней!» Кстати, в это время Илья-пророк всегда находится в отпуске, а его заместитель по проливной части немного глуховат. Вот люди и говорят: «Дождь идёт не когда мы просим, а когда сено косим!»
– Интересно! – сказал Лёшка. – Надо будет записать.
– А ты уже что-нибудь тут записал? – спросил я.
– А как же!
– А что?
– Сказку о Курочке Рябе. Теперь я её маме расскажу, а то они всё время с папой ругаются.
Лёшка как-то раз прочитал брошюрку «Как надо собирать фольклор» и с тех пор увлёкся сказками, народными былинами и легендами. Читал он их без разбору, а потом решил сам записывать разные детские считалочки, присказки и частушки. Сам он тоже пытался сочинять фольклор, и, на мой взгляд, у него получалось неплохо. Ну, например:
Уважайте труд уборщиц! Соблюдайте чистоту!
Наведём тогда мы в школе золотую красоту!
Потом он записывал такие литературные переделки:
Мураза и стрекозей
Стрекозунья-попрыга
Цело летое всё пела,
Успенуться не оглела,
Как глама зитит в каза!
Однажды он мне предложил поехать с ним в загс, чтобы понаблюдать за свадебными церемониями. Но в загсе на Колхозной площади мы, к сожалению, никаких свадебных обрядов не обнаружили. Просто здесь стояла очередь из молодых и пожилых людей, а на столе, как в парикмахерской, лежали газеты и журналы, и все посетители их листали.
Но вот на Ваганьковском кладбище, куда мы отправились записывать похоронные причеты, было очень любопытно. Особенно нам запомнилась одна старушка в чёрном платке, которая убивалась по каждому покойнику. Нам казалось, что все умершие – это очень близкие её родственники, так она безутешно кричала: «Ой ты мой соколик, Пётр Иванович, на кого ты оставил бедную сиротинушку!» Или: «Ой родные, мои милые, посмотрите все на голубушку, на голубушку красну девицу, что в цветах лежит да лазоревых!» А затем мы увидели, что эта старушка за каждое своё причитание получала деньги от родственников усопшего, и поняли, что она специальная «плакальщица».
Лёшка мечтал купить маленький магнитофон, чтобы ходить с ним к старожилам, участникам восстаний и народным сказителям. Но денег у него не было, и он довольствовался карандашом и тетрадкой.
…В лесу вдруг потемнело, по верхушкам деревьев пробежался ветер, обламывая суки и сучья, и вслед за этим сухо и оглушительно треснул гром.
Молния ударила где-то рядом, потому что наши лица на секунду стали голубыми.
– Быстрей шалаш! – крикнул Владимир Сергеевич, выбираясь из орешника. – Полундра!
Мы кинулись врассыпную. Кто за ёлочными ветвями, кто за сухими слегами под крышу.
Работа шла лихорадочно. Шалаш рос на глазах.
От приближавшейся грозы на сердце было и весело и жутко, и тут мы уже не обращали внимания ни на колючки, ни на занозы.
И в тот момент, когда молния снова юркнула между чёрными мохнатыми тучами и разразился ливень, похожий на тропический, мы уже лежали в нашей новостройке на груде сухих листьев и очищали с пальцев смолу.
Владимир Сергеевич вытащил из кармана свою трубку, закурил – в шалаше запахло ирисками, – подумал минутку и вдруг сказал:
– Друзья! Как определили учёные, жизнь есть белковый обмен. И вот меня интересует, а где мы с вами достанем в обед эти необходимые белки для обмена? Курица, как вам известно, уже скончалась, денег у вас и у меня – только на обратную дорогу…
– Ну, это ерунда, – весело сказала Зойка. – Мы можем все вместе пойти к нам на дачу и там пообедать. У нас сегодня холодный свекольник со сметаной, а на второе пельмени. И даже третье есть – кисель из ягод.
– А в-четвёртых, – сказал Владимир Сергеевич, – мы благодарим вас за приглашение и, как ни жалко, отказываемся.
– Ну, Владимир Сергеевич, – сказала Зойка, – вы ещё не знаете моего папу. Он всегда очень любит гостей!
– Папы – они всегда любят, – улыбнулся Владимир Сергеевич. – А вот мамы, насколько я понимаю, не очень. Да ещё на даче. Если гость понятливый, он всегда должен ехать на дачу со своими продуктами.
– Нет, я, честное слово, вас не понимаю, Владимир Сергеевич! – чуть ли не с обидой сказала Зойка. – Я же вас серьёзно приглашаю.
– Ладно, Зоенька, не сердитесь, – ответил Владимир Сергеевич, – мы придём, придём… но со временем. Только не сегодня. Ну, как-то мне, например, неудобно. Входит неизвестный человек и говорит: «Здравствуйте, дайте поесть!» А этот человек уже давным-давно самостоятельная личность, с пятнадцати лет зарплату получает.
– Ну и что?
– А вот то – пускай ваша дача будет для нас как спасательный круг для тонущего! Мы ухватимся за неё в самый нужный момент. А пока-то мы ведь ещё не тонем? И вообще я люблю как можно меньше тревожить людей своей персоной. Короче, давайте думать, где нам достать эти… белки.
– А мы можем стащить новую курицу! Подозвать её к себе: «Цыпа! Цыпа!» – а потом как трахнуть ей палкой по загривку – и вот обед! – сказал Лёшка.
– А-а… понятно, – усмехнулся Владимир Сергеевич. – Это тебя что, на уроке естествознания научили, куда бить курицу?
– Нет, я своим умом дошёл…
– Вот и видно, что ты человек высокой проходимости. Только на этом далеко не уедешь.
– Уж и пошутить нельзя! – наконец сдался Лёшка, почувствовав, что Владимир Сергеевич ведёт серьёзный разговор.