– А может быть, это тебе показалось? – спросил я.
– Честное пионерское, не вру! – поклялся Лёшка.
– Странно, что бы это могло быть? – задумался Владимир Сергеевич. – В лесу… В темноте…
И тут мы услышали неподалёку от нас какие-то звуки. Они походили то на плач ребёнка, то на гортанные человеческие вскрики. Потом где-то за шалашом – и очень ясно! – хрустнула ветка. Зойка прижалась к моему плечу. У меня отчаянно заколотилось сердце. Лёшка втянул голову в плечи и замер.
– Во-от, слышали? – еле прошептал он.
– А откуда оно пришло? – спросил Владимир Сергеевич.
– Со стороны нашей дорожки!
– И что?
– Ну, как что? Я как увидел, так сразу и завопил! У нас ведь нет оружия!
– А как оно убежало, на четвереньках?
– Нет, на дыбы, кажется, поднялось. Я не разобрал. Костёр плохо горел.
– Вот интересно было бы: приходим, а Лёшку уже медведь сожрал! – пошутил я. – Так и дали бы телеграмму: «Погиб в желудке!»
Владимир Сергеевич поднёс палец к губам – тише! – и, подобрав с земли берёзовую кору, поджёг её от костра. Кора ярко вспыхнула, и он с этим факелом пошёл за шалаш.
Мы слышали, как он минуты две лазил по кустарнику, видели колеблющийся огонёк и стояли растерянные и жалкие. Особенно мне было стыдно перед Зойкой.
А что мы с Лёшкой могли поделать? Оружия у нас никакого, кругом темнота, место вокруг нами не изведано…
Наконец Владимир Сергеевич вернулся.
– Никого нет! – сказал он. – Ни чёрного и ни мохнатого. А этот крик – филин! Но, в общем, завтра нам надо подумать о своей безопасности. Значит, ты сам, своими глазами видел, как тут кто-то стоял? – обратился он к Лёшке.
– Своими глазами…
– В общем, ладно… Наплевать и забыть! – сказал Владимир Сергеевич и дал команду укладывать продукты в шалаш.
На ужин мы сварили пшённую кашу и кофе. Настроение у нас немного улучшилось.
Владимир Сергеевич очень подробно рассказал нам о том, как он познакомился в Москве с нашими мамами и как вместе с ними ходил по магазинам.
– Да, а на обратной дороге я ехал и думал, – добавил Владимир Сергеевич. – Сколько нам тут придётся прожить, мы не знаем. Но для того, чтобы в шалаше была дисциплина, надо распределить обязанности. Юрка, значит, у нас будет заведующий по продовольственной части. Лёшку я бросаю на должность истопника. А Зоя, так как у неё папа врач, – она будет медиком. А себя я ставлю на пост начальника Кара-Бумбы. Какие будут соображения?
– Мы согласны, – ответил я.
– Значит, власть утверждена! – сказал Владимир Сергеевич. – Теперь я предлагаю установить дежурства. День дежуришь, два гуляешь, так?
– А что должен делать дежурный? – спросил Лёшка.
– Вставать раньше всех, готовить еду, следить за чистотой. В этот день он является первым заместителем начальника Кара-Бумбы, и его приказы надо будет выполнять беспрекословно.
– Уж я тогда над Юрочкой поизмываюсь! – засмеялся Лёшка. – Дайте мне только добраться до этих дежурств!
В общем, мы согласились с новым порядком нашей жизни и после ужина стали готовить постель ко сну.
Зойка очень боялась одна идти в деревню через лес, и Владимир Сергеевич приказал мне её проводить.
– А может, нам с Лёшкой вдвоём пойти? – с надеждой предложил я.
– Нет, – сказал Владимир Сергеевич, – Лёшка будет здесь мне помогать.
Я взглянул на Зойку, представил себе путь до деревни и обратно к шалашу и, по-честному говоря, струхнул. Как же я один буду возвращаться назад? И вместе с тем мне очень хотелось проводить её.
Когда мы с Зойкой выбрались из лесу на просеку, мы увидели над нашими головами тёмно-синее небо с миллионами звёзд. На траве лежала холодная роса, но от пыльной просёлочной дороги к нашим босым ногам шло тепло.
– Слушай, а ты в эту зиму никакого письма не получала? – тихо спросил я у Зойки.
– Нет, – ответила она. – А от кого?
– А ты не будешь сердиться?
– Нет.
Я отвернулся и сказал:
– От меня.
– А зачем ты мне писал? Ведь у меня есть телефон!
– Ну, телефон – это неинтересно. А твой дом номер шестнадцать?
– Восемнадцать.
– Значит, я ошибся. Жалко!
– Юр, – спросила Зойка, – а что там было, в письме?
– Ничего особенного. Просто я тебя приглашал на день рождения… Посмотри, а вон звезда падает. Видела?
– Видела.
– Говорят, когда падает звезда, надо задумать желание, и оно исполнится.
– А ты задумал?
– Задумал. А ты?
– Я не успела. А что ты задумал?
– Об этом нельзя говорить. Если скажешь – не исполнится.
– Ну мне-то можно сказать?
– Вот тебе-то и нельзя!
– А почему?
– Нельзя, и всё!
Это было очень интересно – разговаривать загадками и полунамёками.
Но тут же я в открытую признался, что всю зиму ходил на каток «Динамо» на Петровку и думал, что встречу там Зойку. Потом я однажды позвонил ей домой по телефону, а когда она подошла и спросила: «Кто говорит?» – я испугался и бросил трубку.
Вообще весь этот разговор и о письме, и о катке я продумал ещё давным-давно. Я решил: увижу Зойку, расскажу ей всё. Но вот сейчас я ей всё рассказываю, а она идёт и тихонько улыбается. Отчего? Пусть она старше меня почти на три года! Но я-то ведь рослый мальчишка, а она тоненькая, невысокая девочка, и можно думать, что мы ровесники. И то, что она уже проходила в школе какую-то там тригонометрию и анатомию человека, это ещё ничего не значит. Я тоже буду их проходить. Но, может быть, я Зойке кажусь совсем маленьким?
Я вкладывал в свои слова особый смысл. Но Зойка словно не замечала этого. Она только пообещала:
– А знаешь, в эту зиму я тоже могу ходить на каток «Динамо».
До настоящей зимы ещё было месяцев пять.
Мы постояли с Зойкой около дома и пошептались. Она сказала, что Нарик и Гарик всё время её зовут по вечерам танцевать к ним на веранду, а ей не хочется туда ходить. Эти ребята какие-то «лбы»: книжек не читают, ничем не интересуются. Когда они узнали от Зойки, что мы в лесу построили шалаш, то сказали, что этот шалаш они сожгут. А почему? Неизвестно.
– Да вы их не бойтесь, – добавила Зойка. – Они только хорохорятся. А пугнуть их как следует, они мигом разбегутся. Я их уже изучила. Они даже за меня как-то раз в совхозе заступиться не смогли, когда там один хулиган потащил меня за руку с ним танцевать.
Зойка влезла к себе в дом через окно. В доме уже все спали. Мы пожали друг другу руки, и я сделал вид, что пошёл в шалаш.
Но – дудки! – в шалаш я не попал. Я забрался на старый сеновал за деревней и проспал там до зари.
Возвращаться одному в шалаш через лес мне было страшно.
Глава IVДела житейские
Наутро мы с Лёшкой с восторгом рассматривали всё хозяйство, которое было привезено из Москвы. На землю из рюкзаков выкладывались мешочки с манной крупой и гречкой, картонные коробки с макаронами, банки с топлёным маслом, чай, соль, ложки, чашки, колбаса, печенье, алюминиевые миски и т. д. Оказывается, Владимир Сергеевич, познакомив наших мам со своим геологическим дипломом, сумел убедить их в том, что дети в шалаше отдыхают великолепно, и единственно, что им нужно, – это продукты. И тут уж мамы постарались!
Заодно они снабдили Владимира Сергеевича и кухонным ножом с деревянной ручкой, и огромной кастрюлей, и двумя одеялами с подушкой. В один из рюкзаков были воткнуты короткая сапёрная лопатка и топорик.
Сколько всё-таки нужно вещей для того, чтобы прожить человеку!
Для продуктов мы с Лёшкой начали рыть погреб. Но Владимир Сергеевич сказал, что погреб без кирпичной обкладки – это чепуха. Он скоро обвалится, и в нём появятся мыши.
Тогда на ёлке мы выбрали здоровый сук и начали на нём подвешивать на шпагате кульки и свёртки. Получалось что-то вроде новогодней ёлки.
Под этой же толстой ёлкой из ровных стволов молоденьких осин мы без единого гвоздя соорудили четырёхугольный стол с плетёной крышкой и три скамейки. Рядом с шалашом над костром на случай дождя был поставлен густой навес из еловых веток.
Через день-другой о нашем шалаше, видно не без участия Сашки Косого, прослышали в двух соседних деревнях, и к нам, поглядеть на наше житьё-бытьё, стали приходить совершенно незнакомые люди. Молоденькие воспитательницы деревенского детского сада приводили по утрам своих малышей, и те, заглядывая к нам в шалаш, будили нас словами: «Дяденьки, вставайте!»
Пришёл как-то раз лесник, здоровенный мужчина в сиреневой заплатанной рубахе, с бородой и ружьём. Мы ему налили кружку кофе, дали сахару и стали расспрашивать, а не водятся ли в его лесу медведи.
– Медведи, буде? – переспросил он. – Отродясь не видывал! Что касаемо лосей, то это, буде, водятся. Я сам стою на реке, гляжу, буде, переплывает какое-то дерево да против течения прёт! Удивительно, какая новая физика, буде, думаю. Дерево, а против течения! А потом гляжу, буде, это дерево на берег на четырёх ногах вылазит…
– Вот фольклор! – восхищённо шепнул мне Лёшка. – «Буде» да «буде». – И обратился к леснику: – А вы какие-нибудь народные причеты знаете?
– Чего, буде, сказываете?
– Я говорю, ну, вы какие-нибудь сказки знаете или причитания?
– Сказками, буде, не балуюсь, – ответил лесник, – причитания не знаю. А вот бабка Кузьминична на том берегу, буде, километров за десять, – она, как хор Пятницкого, про что хошь, буде, проголосит. Она и в клубу выступала…
Лесник ещё выпил кружку кофе, церемонно поклонился и, сказав: «Ну, радуйтесь тут, люди!» – ушёл. Однако вскоре он вернулся и добавил: «Вы с огнём, буде, не того! А то я вас, буде, того!» И опять скрылся в кустах.
Зашла к нам как-то тётя Груня и, увидев, как мы уплетали за обе щеки картошку в мундире, сказала:
– А может, вам в готовке пособить, а? Вы, ребята, меня не стесняйтесь. Хотите, я вам буду готовить и вы ко мне будете приходить? Тут можно и мясца достать говяжьего али курочки. А вы небось всё всухомячку да всухомячку?