Я сидел над муравейником почти каждый день. Мне казалось, муравьиная куча – это огромный город со своими домами, улицами и площадями. Муравьи двигались стройными цепочками, и можно было заметить, что одни цепочки тянутся из «домов» в лес, а другие, наоборот, из леса в «дом». И те, кто направлялся в «дом», обязательно волочили с собой или сосновую иголку, или муху, или гусеницу. Иногда на перекрёстке дорог встречались два муравья и, останавливаясь друг перед другом, словно разговаривали между собой: «Ну как, брат, живёшь?» – «Да ничего, спасибо. А ты?» – «Вот, видишь, тружусь. Сухую былинку раздобыл, жена говорит, что потолок надо поправить!» – «Ну-ну, передавай ей привет. Я пошёл!» И, поговорив, они озабоченно торопились каждый своей дорогой.
В куче можно было заметить и старых, и молодых муравьёв. Старые были толстенькие и чёрные, молодые – худенькие, светло-коричневые и юркие. Эти мчались вперёд напролом, по головам и по телам своих родичей.
Некоторые пожилые, обиженные такой непочтительностью, тут же догоняли молодых нахалов и делали им внушение – видимо, кусали. После такой экзекуции молодые уже шли в лес, еле-еле передвигая ноги.
Я видел не раз, как муравьи втроём тащили одну палочку. Видел, как двое дрались из-за какого-то кусочка коры и их разнимали «прохожие».
А однажды Лёшка засунул палку в муравейник, пошевелил ею и закричал:
– Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!
Ух, что тут поднялось! Весь муравейник пришёл в движение. Побросав свои былинки, из леса на спасение кучи бежали рабочие муравьи. Из «домов» выскакивали муравьи-женщины и, будто спелёнатых детишек, тащили на себе белые яички. Вскоре вся куча покрылась белыми движущимися точечками.
– Как война началась… – вдруг тихо сказал Лёшка и выдернул из кучи свою палку.
Кстати сказать, мечты о кротовой шапке он вскоре оставил. Он изрыл почти всю лесную округу, но ни одного крота не нашёл. И после такой неудачи он решил переметнуться от животного мира к растительному. Тут ничего копать не надо, а слушай, что Зойка рассказывает, и всё.
А Зойкины познания были просто удивительными. Мы, например, каждую секунду встречали самую обыкновенную берёзу, но никто из нас никогда и не думал, что название её рода происходит от латинского глагола batuere, что в переводе означает «бить» или «сечь». Оказывается, эта берёза в древнеримские времена была отличным учебным пособием для школьников.
– Вот здорово! – удивлялся Лёшка. – Теперь мне ясно, откуда пошло выражение «дать берёзовой каши»!
Как-то раз, забравшись в малинник, Лёшка очень сильно обжёгся крапивой и принялся с ожесточением расчёсывать ноги. А Зойка – наш врач, – вместо того чтобы помочь его страданиям, начала читать лекцию.
– А ты, Лёша, можешь не чесать, – поясняла она. – Жгучие волоски крапивы содержат муравьиную кислоту. Крапива – хорошее кровоостанавливающее средство при лёгочных и других кровотечениях.
– Вот тебе бы по языку этими жгучими волосками, – с гримасой на лице отвечал Лёшка, – ты бы по-другому его зачесала!
– Но, честное слово, я не вру! – смеялась Зойка. – А ты потерпи, и пройдёт.
– У вас отличные познания! – восхищался Зойкой наш начальник Кара-Бумбы. – Всё это действительно верно! Но откуда вы набрались таких премудростей?
– А мне папа об этом рассказывает, – улыбалась Зойка, и её синие глаза лучились необыкновенно светло и радостно.
И вообще мы с Лёшкой заметили, что за последнее время, избавившись от ангины, Владимир Сергеевич уж больно часто восхищается Зойкой. Что она ни сделает, он всегда скажет: «Мудро!» или «Вы у меня прелесть!» А почему это «у меня»?!
С нами Владимир Сергеевич разговаривал на «ты», а с Зойкой обращался только на «вы». Зойка всегда очень хорошо выполняла то, что скажет ей Владимир Сергеевич. Но не просто выполняла точь-в-точь, а в заданную работу привносила и что-то своё.
– У Зои великое качество! – говорил нам без неё Владимир Сергеевич. – Творческий подход к делу!
Нередко, сидя у костра, они заводили философские разговоры о жизни, о нашей стране, о литературе.
– Владимир Сергеевич, а вот для чего жить на белом свете? – вдруг спросит Зойка. – Мы с девчонками спорили, спорили в классе, но так ни к чему и не пришли. Одни говорят одно, другие – другое, а главного так никто и не знает. Ну вот рождается человек на белый свет, трудится, трудится, а потом умирает. И всё. А в чём соль жизни? Ну вот моей или вашей? До нас Земля вертелась миллионы лет и после нас ещё будет вертеться миллионы миллионов. А где наше место?
– Хм, это сложный вопрос! – отвечает Владимир Сергеевич. – Над ним все мудрые люди думали и думают. Ну а я – не знаю, правильно ли это или неправильно, – я его решаю поэтически: природа создала человека, ну, как свои глаза! Для того чтобы он любовался, радовался и наслаждался самой природой. Ведь есть же на белом свете что-то истинно красивое? Есть! Это всё живое: поля, леса, звери, птицы. А есть что-то некрасивое? Тоже есть. Это всё мёртвое: пустыни, ледники, непроходимые болота. Вот природа и видит нашими глазами свои недоделки. Ведь человек-то всегда стремится к красоте?
– Стремится, – кивает головой Зойка.
– А для того, чтобы вся земля была живой и красивой, надо её переделывать, надо трудиться. Но одному человеку, например, не под силу озеленить пустыню Сахару? Не под силу. А если нам собраться всем вместе, провести там каналы, посадить деревья, то пустыня сразу зацветёт. Но тут возникает другой вопрос. Один человек говорит: «Да, если мы её озеленим, то у нас будет больше хлеба и продуктов, пустыня станет красивой. Там появится жизнь, и мы будем радоваться ей!» А другой отвечает: «Нет, а на кой чёрт мне озеленять какую-то там пустыню, я и так проживу свой короткий век!» Вот теперь и решайте, кто прав – первый человек или второй?
– Конечно первый! – отвечает Зойка.
– Правильно! Ну а теперь: какая же цель стоит перед каждым человеком, который появляется на белый свет? – продолжает Владимир Сергеевич. – И на этот вопрос очень легко ответить. Он должен, во-первых, озеленить какую-то маленькую, но свою пустыню или высушить какое-то маленькое, но своё болото, то есть сделать что-то полезное! А во-вторых, он должен ещё переделать каждого человека, который хочет прожить на земле только сам для себя. Ведь должен же какой-то след остаться после каждого человека на земле? А этот след и будет в конце концов красота земли и счастье всех людей! Вот и весь прекрасный смысл нашей жизни.
– А я знаю, о чём Владимир Сергеевич говорит, – серьёзно замечает Лёшка. – Первый человек – это коммунист, а второй человек – индивидуалист. Это тоже недоделка природы.
– Ну хорошо, а как же я лично должна жить? – допытывается Зойка. – Ну где мне найти место, чем заняться?
– Вы, Зоя, мне кажетесь очень способным человеком. Вот вы немножко знаете медицину, немного ботанику. А к чему вас больше всего тянет?
– Пожалуй, к медицине.
– Вот и займитесь ею.
– А если я не попаду в институт?
– Поступайте в больницу, в медсёстры. Но всё-таки бейте в одну точку. А там подучитесь – и, глядишь, вы уже врач! Только надо быть настойчивым.
– А если меня никуда не тянет, тогда что? – интересуется Лёшка.
– Тогда иди куда хочешь: на завод, в колхоз, на фабрику. Там со временем поймёшь жизнь, может быть, полюбишь свою работу…
– А если не полюбишь, как тогда?
– К тому времени ты, Лёшка, уже умнее станешь и уж сам будешь решать, что тебе делать. Мне сейчас трудно загадывать. Но, главное, не бояться никакой работы! Жизнь – она наука мудрая! Она сама тебя поставит на своё место. А лучше всего к чему-нибудь с детства пристраститься и шагать по одной дорожке. Так сказать, выбрать себе своё жизненное суворовское училище и вступить в него прямо с первого класса. Хотите, могу вас поднатаскать по геологии? Будете путешествовать, открывать нефть, разные руды…
– Ура! – кричим мы с Лёшкой. – Давайте!
– И вы сможете нас взять в это лето в экспедицию? – перебивает его Лёшка.
– Нет, вас ещё брать рановато, а вот Зоя уже могла бы поехать в поле. Я бы её немножко подучил как будущего коллектора – и к нам в партию! Взяли бы не задумываясь!
Но Зойка только вздыхает:
– Мечты, мечты, где ваша сладость?.. Папа! Мама! Разве они отпустят?
– А ты убеги! С Владимиром Сергеевичем не пропадёшь! – советует Лёшка, и мне хочется ему стукнуть по загривку за такие слова.
Зойку я уже не провожал по вечерам из лесу домой. Её провожал Владимир Сергеевич. Он даже познакомился с её папой и мамой и, бывало, попивал у них чай из самовара.
Я-то к ним заходил домой запросто, но они со мной обращались, как с мальчишкой: спрашивали, как я учусь в школе, занимаюсь ли я музыкой и хороший ли у меня педагог. А вот с Владимиром Сергеевичем они вели разговор о политике, о его специальности и расспрашивали, какой у геологов заработок.
Я прекрасно понимал, что Зойка уже отошла от нашего прошлогоднего дачного детства, и мне было очень жалко, что мне ещё так мало лет. Сначала я сердился на Владимира Сергеевича, но потом решил, что мне с ним не стоит портить хорошую мужскую дружбу.
До свидания, Зойка! И если я ещё когда-нибудь встречу девчонку, то мне очень хочется, чтобы она была такая, как ты.
Однажды поздно вечером я поехал с деревенскими ребятами в ночное. Мы взнуздали лошадей, положили к ним на круп лёгкие подстилки и поскакали на Макарьев луг. Перед выездом наша кавалькада, состоящая из пятнадцати лошадей, долго ожидала Сашку Косого, который почему-то не мог вырваться из дому. И так не дождавшись, мы поехали без него.
Лёшку я с собой в ночное не взял. Он не мог сам вскакивать на лошадь, его надо было поддерживать за ногу, а потом он боялся быстрой езды и всё время вопил: «Ой, ребята, не гоните! Я себе весь зад отбил! Ой, сейчас упаду!..»
Вечер был холодный, и деревенские ребята поехали на луг кто в зимних шубейках, а кто и в валенках на босу ногу. Я был в тоненькой рубашке.